ближе к военному искусству, так как и то и другое имеют дело с живым человеком и опираются на психологию как отдельной личности, так и масс. Как всякое искусство, розыскное искусство имеет свою теорию, может быть, еще недостаточно глубоко разработанную, и свою литературу». Подобное понимание сущности розыска логически привело Н. И. Якимова к выводу о том, что он должен осуществляться как гласными, так и негласными средствами, применение которых должно быть сосредоточено в одних руках – работника уголовного розыска, который «за своею ответственностью ведет по принятому им к своему производству делу всю работу от начала до конца, вся она – дело его рук, и он ею, как творец и организатор, более заинтересован, чем как исполнитель поручений и директив, диктуемых чужой волей».
– Че ты мне мозги пудришь? Спрашивай по делу, конкретно, – сразу раскусив говоруна, осек незадачливого хитреца видавший виды полковник.
– Саша, ты когда-нибудь садил на нары невинных людей, выполняя приказы начальников? – задаю ему тяжелый и каверзный, в моем понимании, вопрос.
– Нет, – не задумываясь, ответил Александр.
– Ну, а на твоих глазах такое могло произойти?
Саша задумался.
– У нас была такая структура, которая не могла допускать брак в работе. Скорее, можно привести факты, когда виновных по разным причинам не привлекали к уголовной ответственности. Богатенькие «Буратинки» избегали преследования по закону.
– За базар отвечаешь?
– Конечно.
– Ну тогда назови их, приведи пример.
– Та-а-к, одна мадам, имя ее называть не буду, чтобы не провоцировать судебные иски о защите чести и достоинства. Ведь ей удалось выйти сухой из воды. Она провернула чисто криминальный ход, основанный на коррупционных связях. Когда я вышел на пенсию, она приглашала меня к себе в службу безопасности, сказав, что я один из немногих, кто исполнял свои обязанности достойно, взяток не брал.
А вообще-то разные оперативники и следователи встречались мне на жизненном пути. Честных и порядочных, сразу оговорюсь, было большинство. Но с внедрением в жизнь пресловутых рыночных отношений, менялись и взгляды у некоторых силовиков. Были и такие, которые, как говорится, купались в теплоте начальствующих особ.
– Ё-моё, у вас там чё, пидерастия процветала?
– Ты меня, Серега, неправильно понял. Про пидерастию не знаю. А вот, например, «нашалил» кто-то из оперов: пострелял из табельного оружия по пьяни, обкурился или обкололся наркотиками, взяточку у кого-то прихватил. Так его надо гнать в три шеи из органов правопорядка. Но дела заминали. А нередко эти гаденыши становились приближенными к руководителям, выполняя разные темные заказные дела. Такой оперативник костьми ляжет, чтобы начальству угодить. Иначе ему припомнят прошлые грехи… Мы к подобным «героям» относились плохо, избегали общения с ними. Для нас они были, образно выражаясь, подобно петухам на зоне.
– А «петухи» могли клевать правильных пацанов, отправляя их без вины на нары. Так что ли происходило все? – спрашиваю я полковника.
– Во-первых, нас к таким делам не подпускали. Мы выполняли работу, когда было необходимо разбираться по закону и по справедливости. Во-вторых, мы боролись с такими явлениями по мере сил.
– Ни хрена себе, ты полковник-полкан и говоришь такое?
– Я в пределах своей компетенции гнобил таких ублюдков. Многое получалось. Но появлялись новые. А под меня начинала усиленно копать служба собственной безопасности. Это такой, карающий по воле начальства, орган.
– Да ну тебя, Саня, с этими грустными откровениями. Давай лучше поговорим об агентуре, о «политинформаторах», помогающих раскрывать и даже пресекать преступления. Они сами из криминальной среды, эдакие лица, «попавшиеся на крючок». За то, что они стучат на своих уголовных собратьев, им дается некая индульгенция на свои собственные шалости. Я не прошу, естественно, раскрывать имен. Но скажи – прибегали ли к тебе агенты в начале 2000-х годов, сообщали ли они о заказных убийствах, произведенных так называемой бандой №1 Сергея Алексеева?
– Подробностей о работе с агентурой я тебе, Сергей, раскрывать не буду.
– Ясно дело. У тебя, Саша, фамилия предполагает мудрость и хитрость.
– А что фамилия. Ее носит и знаменитый доктор Леонид Михайлович Рошаль. Я имею право гордиться своей фамилией.
– Нисколько не спорю. Но не будь же таким замудреным молчуном.
– Хорошо, Сергей. Не прибегали ко мне агенты и не стучали на Алексеева. Наверное, потому что не было у них для этого достаточных оснований.
– Тогда я чего-то не понимаю. Кто же их и по чьему заказу выполнял?
– Этот вопрос, Сергей, не однозначен.
– Ну так поясни, прошло уже более пятнадцати лет.
– Мне сказать по этому поводу нечего, Сергей.
Агентура?
– Как, Саша, организуется работа по очной ставке? Я из юности вспоминаю собственный опыт. В первом томе книги «Иркутская сага» я описывал эпизод драки, когда Сашку Вулых по прозвищу Буратино пырнули ножом на бульваре Гагарина. Так меня вызывали потом в ментуру на опознание предполагаемого злодея. Типа на очную ставку. Компьютеров тогда не было, шел 1969 год. Мне вначале показывали фотки задержанного парня. Я не узнал в нем того потенциального убийцу. Потом, чуть приоткрыв дверь кабинета, в котором уже допрашивали задержанного, мне тайно, втихаря и вживую демонстрировали образ злодея, пойманного с огромными усилиями. Я его тоже не признал. Ну не мог же заявлять, что именно этот парень ранил ножом моего друга. Не был я в этом уверен. Сорвал, может быть добросовестным милиционерам, очную ставку с опознанкой преступника (а может быть не подставил невиновного). А сейчас, что-то изменилось? Или к опознанию еще более тщательно готовят опознавателя? Что бы он не промахнулся, а менты не облажались? – спрашиваю я.
– Идут годы, технические средства предоставляют новые возможности. А по сути ничего не изменилось. Ты во многом прав, Сергей, приводя этот довод из собственного опыта.
– А еще такой вопрос. Саша, да простит меня Господь за проявленный интерес. Вот изнасилование на улице. Ублюдки поймали жертву. Нагнули ее и оприходовали. Они были в масках, сзади. Девчонка была до смерти перепугана. Что она видела? Мелькающие перед глазами ветки кустарника? Что она чувствовала? Об этом даже говорить не хочется. Я бы этих гадов заставил съесть собственные яйца, вместе с отростком. Конечно, если бы застал их на месте преступления. Тут какие-то доказательства не нужны и так все понятно. А вот менты… Есть потенциальный преступник и на него заказ – посадить любой ценой. Как девушка его может опознать, если не видела его в глаза? Как виновность может подтвердить экспертиза биологического материала? Если эксперт карманный – твой ментовский должничок? Или биоматериал можно просто подменить и, не искушая эксперта, получить желаемый результат? Все же в твоих руках. «А вор должен сидеть в тюрьме! Я