Айви снова взяла книжку:
— Не удивительно, что он тебя не любит. Ты у него копытный крючок украла.
В раздражении, пытаясь подавить всплывшую из неверной памяти вину, я закрыла коробку и отодвинула.
— Это взаимно, — ответила я, натягивая носки. — Трент — лживый и хитрый паразит, и всегда был такой.
Она протянула мне «Нэнси Дрю», медленно выдохнув.
— Так ты думаешь… вся эта история с ковеном — его работа? Трент им о тебе рассказал?
Я посмотрела на обложку — Нэнси, притаившись в кустах и держа в руках табличку с выгравированными лей-линейными символами, искала клад. Ох, как это легко тогда казалось.
— Не знаю, — ответила я, путаясь в собственных мыслях, и отдала ей книжку обратно, на хранение.
Айви ее взяла так, будто боялась, что отберут, а я поглядела на закрытую коробку с памятными вещицами. Мне хотелось разозлиться на Трента из-за ковена, но что-то мне подсказывало этого не делать. Увидеть вещички из лагеря… там что-то случилось, а я не могу вспомнить. Блокираторы памяти именно так и действуют — затуманивают события, а эмоции оставляют нетронутыми. И когда попадаются такие мелочи, затрагивающие полувоспоминания, невозможно сказать — вот как сейчас — злюсь я на Трента за то, что он был сынком владельца лагеря или за что-то действительно плохое.
— Не знаю я уже, — сказала я наконец. — Он сейчас тоже под прицелом, и у него есть гораздо более дешевые способы отравить мне жизнь.
Айви негромко хмыкнула и положила рядом с собой «Нэнси Дрю» с загнутой страницей. Уж как бы ни хотелось мне верить, будто он не говорил ковену о моей способности оживлять магию демонов, все же хватит уже быть дурой. Куда проще поверить, что это одна из его хорошо проработанных интриг. Проще — да, но умнее ли? Ведь если Трент им не сказал, значит, это сделал кто-то другой, а кто — ума не приложу. Логика подсказывала, что это сделал он, но если бы я была логичной, то активизировала бы фамилиарскую связь между нами, и был бы он у меня шелковый. А я вместо того его спасала дорогой для себя ценой, повинуясь какому-то идиотскому нутряному чувству. Почему — до сих пор не знаю.
И снова мой взгляд упал на коробку, будто там где-то заключался ответ.
— А ты не хочешь применить чары Пандоры и выяснить?
Я уставилась на Айви. Забыла даже, что они у меня есть.
— Ты думаешь, это что-то еще с лагерных времен?
— Он говорил, что может тебе их сделать, если нужное тебе воспоминание — о лагере или о твоем отце. Ну, он же и сделал.
— Ты спятила! — воскликнула я, но она лишь покачала головой, улыбаясь. И коснулась взглядом закрытой коробки.
— Помнишь ты это или нет, но ваши с Трентом контры идут издавна. Я думаю, стоит выяснить, твое интуитивное неприятие связано с чем-то реальным — или с детской ссорой из-за копытного крючка. Как ты считаешь?
Ну, если так ставить вопрос…
Издалека, из гостиной, донесся повышенный в гневе мужской голос. Я посмотрела на верхний ящик, куда сунула чары Трента, и подавила некую дрожь. Мне нужно знать, могу ли я ему верить, и не поверхностно как-то, а в серьезных делах. Я должна знать, почему при моей неприязни я все же рисковала жизнью ради его бесполезной шкуры. Значит, придется пустить в ход его чары Пандоры.
У меня зачастил пульс, я спустила ноги с кровати, вздрогнув от боли в коленях. Уж если это делать, то лучше сейчас, пока все пикси подглядывают за перепалкой Пирса и Ника.
— Ладно, но если я убьюсь, виновата будешь ты.
Подойдя к комоду, я выдвинула верхний ящик.
Может быть, это воспоминание об отце.
— Э-э… — начала Айви, и я увидела в ее глазах тревогу.
— Шучу, — ответила я. — Эта штука прошла тест на смертельную магию. На твоих глазах, кстати.
— Да не в этом дело. Ты хранишь ее в ящике с бельем?
Я замялась, сама не поняв, что меня смутило.
— А ты где хранишь эльфийскую магию? — огрызнулась я, и тут мои пальцы нашли гладкий узловатый жгут из плетеного конского волоса размером с браслет. В нарастающем нетерпении я вытащила амулет наружу.
Вместе с Айви мы уставились на эту невинную вещицу. Узлы, сплетенные из серебристого и черного волоса, под пальцами ощущались твердо. От излучаемой мощи покалывало подушечки пальцев. Эльфийская магия — неукрощенная, непредсказуемая. Работа Трента, а уж насколько он искусен или коварен — я не знаю. Знание — сила. Поморщившись, я тронула первый узел. Незнание — блаженство.
Но любопытство — пусть оно и сгубило кошку — все же царь. С бьющимся сердцем я сняла коробку с кровати и села.
— Ты не уйдешь? — спросила я, чувствуя, что сдрейфила, и Айви покачала головой.
Получив это заверение, я развязала первый из трех узлов.
Мокрые волосы будто зашевелились, лицо обдало жаром — это во мне поднялась эльфийская магия, отдающая опавшими листьями и прохладным осенним воздухом.
— Все в порядке?
Я кивнула:
— Эта магия забавно ощущается. Как станиоль.
Она выдохнула, встала — шевельнулась кровать, — сложила руки на груди. Необычная для нее демонстрация тревоги, которую я вполне понимала. Собравшись с духом, я развязала второй узел. Мысли запрыгали, дыхание участилось. Остановиться сейчас — значило бы разбить чары, и я развязала третий узел. От необычной усталости пальцы дрожали. Надеюсь, это не было ошибкой.
С долгим вдохом я посмотрела на Айви, и было чувство, будто я проваливаюсь внутрь себя, как Алиса в кроличью нору. Я знала, что сижу у себя на кровати, но вокруг были птицы, тихо пофыркивали лошади. Двойное ощущение реальности и памяти было непривычным, но навеянное чарами стало брать верх.
— Боже мой, Айви, тут тепло, — прошептала я, закрывая глаза и уходя в сон — нет, не в сон. В воспоминание. Я стала маленькой, мягкая кровать превратилась в жесткий деревянный пол. Усталость, привычная и ненавистная, овладевала мной, растворяя кости, подобно яду. Воспоминания половинились, и будто забывая все, что знала, я… я вспоминала.
Пульс забился быстро, как в детстве, заспешил, и я открыла глаза в полумраке лагерных конюшен.
Шмыгая носом, я плотнее свернулась калачиком. В нос ударяло сырой соломой, лошадиным навозом и потной кожаной сбруей. А я старалась не плакать. Ой, хреново. Ой, как же хреново! Я-то думала, Жасмин Трента терпеть не может, а оказывается, он ей нравится. Нравится, да! А мне откуда было знать? Она только и делала, что на него жаловалась.
Конь топнул, и я зарылась в угол, завернувшись в синее одеяло, чтобы меня видно не было. Никогда не видела, чтобы кто-то ездил на этом лошадином чудище.
Конь не возражал, что я сюда залезла. Очень я злилась. Мы с Жасмин никогда не ссорились, но когда я узнала, что она мне наврала, где ее носило, вот тут я не выдержала. Она пошли прогуляться под луной с этим богатеньким мальчиком, а меня оставила на нижней половине нашей двухэтажной кровати слушать, как все рассказывают про первый поцелуй, которого у меня не было, и она это знала. А еще подруга называется!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});