Читать интересную книгу Чаша гладиатора - Лев Кассиль

- Как же можно так, товарищ! - заговорила Ирина Николаевна, обращаясь к человеку в лыжной куртке, которому она представилась еще накануне, как только приехала.- Я вот пробыла вчера и сегодня в школе нашей. Школа воспитала такого человека, прославилась его именем! И вдруг перестала беречь свои традиции. Как же можно формально носить такое имя, известное всему народу! И теперь не только нашему народу!

- Постойте, постойте-ка, товарищ Стрекотова,- остановил ее человек за столом.- Вы мне потом все это объясните. Я с удовольствием вас выслушаю. А сейчас у нас тут один разговор деловой... Познакомьтесь, кстати. Это председатель исполкома нашего Совета...

- И очень хорошо, что председатель! - перебила его Ирина Николаевна.Очень хорошо, я как раз с вами, товарищ, собиралась побеседовать на ту же тему. Я уже сегодня говорила с директором нашей школы и еще кое с кем. Оправдываются, видите ли, что все равно надо скоро переезжать в новое помещение, потому что старое попадает в район затопления. Но как можно в таком деле что-то переносить на завтра. Знаю, знаю! - заторопилась она, увидев, что председательница хочет что-то сказать ей.- Знаю! Мне встречались уже подобные деятели. Они все на завтра ссылаются, а сегодняшних дел не хотят видеть. Думают, верно, как бы стороной в грядущий день попасть, без хлопот в будущее перекочевать. А будущее не придет само - это еще Маяковский так говорил! Как хотите, но я предупреждаю и вас, и вас, товарищ председатель. Раз меня сюда назначили, чтобы вести пионерскую работу, я это дело не могу оставить. Пускай тогда лучше уж имя снимают со школы...

Она выговорила все это залпом, торопясь, сбиваясь, боясь, что ее не дослушают и перебьют. Но, к ее удивлению, маленькая седая председательница, со странным неподвижным взглядом слушавшая новую учительницу-вожатую, вдруг встала с кресла, обняла и крепко поцеловала ее, бормоча сквозь хлынувшие слезы, которые она досадливо вытирала тыльной стороной кисти со своего лица и с замоченной щеки пионервожатой.

- Спасибо вам, товарищ. Голубка вы моя, деточка! Я все ждала, когда живая душа в ком-нибудь заговорит.

- А вы сами что?..

- Товарищ милый! Неловко ведь мне самой-то... Ведь Григория Тулубея не одна только школа воспитала... И я к тому делу причастна.

- Тем более, вы обязаны! - не унималась Ирина Николаевна. Она не видела знаков, которые делались ей из-за стола, и еще не сообразила, с кем говорит.

- Я-то свои обязанности уже выполнила,- проговорила с горечью Галина Петровна.- Я его Родине отдала. А уж теперь, вы меня простите, пусть его честь и славу другие берегут, а матери самой как-то и неудобно о том напоминать...

И только тут Ирина Николаевна поняла, с кем она имеет дело, и, залившись краской, медленно встала перед тяжко опустившейся в кресло седой миниатюрной женщиной.

Дома Ксана, знавшая о том, что их новая вожатая была в исполкоме, осторожно принялась выпытывать у бабушки, о чем шел разговор.

- О том, чтобы отца твоего не забывали! О том, чтобы имя его все дела у вас в школе освещало. Чтобы не слыли вы, а были тулубеевцами. И с тебя, запомни, спрос будет с первой. Ты его дочка! От тебя тоже зависит, чтобы фамилия Тулубей как надо и в табеле и в классе звучала, и честно с фасада школьного смотрела.

...Через день в школе проходил пионерский сбор, посвященный борьбе за честь школы и право всегда носить имя Тулубея.

Сеня не пришел на этот сбор. Все пионеры были. И даже Пьеру, хоть он не был еще принят в пионеры, позволили присутствовать. Сбор был открытым. Все были, только Сени Грачика не было. Этого, как решила для себя Ксана, она уже никогда не сможет ему простить.

Глава XVIII

Кубок пошел в дело

Но Сеня не пришел на сбор, конечно, не потому, что хотел чем-то досадить Ксане или показать ей, как мало считается он с именем ее отца и с честью школы. У него были дела невеселые. Перед тем как идти на сбор, он зашел домой и застал Милицу Геннадиевну в весьма взвинченном состоянии. Она ожесточенно терла тарелки, гремела ими на столе, а сама так и поглядывала через приоткрытую дверь в комнату Грачиков. Там стоял у открытого сундука Тарас Андреевич. Он рылся внутри сундука, выхватывал что-то, выпрямляясь, бросая обратно и снова склонялся над разворошенным небогатым семейным имуществом. Услышав шаги сына, он разогнулся и посмотрел на него.

- Беда! - глухо, но с жесткой ясностью проговорил Тарас Андреевич.- Беда у меня, Сеня! - Он захлопнул сундук.- Недостача в моей бригаде обнаружилась на пять тысяч рублей. И как это вышло - не пойму. Подвели дружки хорошие. Гуляли вместе, а отвечать мне. Теперь либо вносить срочно, либо под суд идти. А уж в этот раз не помилуют.

Ни слова не говоря, бросился Сеня в свой уголок, где стояла копилка в виде домишка-ящичка. Там у него были скоплены деньги уже почти на полный велосипед, как он всем говорил. Давно откладывал он туда эти деньги, но тут и думать ни о чем не стал. Ударил об угол стола - выпало дно у копилки. Молча выгреб деньги на стол перед отцом. Но этого было, конечно, мало.

Милица Геннадиевна многозначительно пообещала помочь, если что, из личных средств и при этом как-то не к месту и не ко времени благосклонно поглядела на Тараса Андреевича. Но показалось что-то в этой излишней готовности оскорбительным Сене. Уже давно он относился с недобрым подозрением к чрезмерному вниманию, которым окружала отца Милица. И чересчур большую власть норовила она проявить над Сеней, будто бы выполняя наставления Тараса Андреевича. Видно, чувствовал это и отец.

- Спасибо вам, Милица Геннадиевна,- проговорил он,- но как-нибудь думаю вывернуться. Только уж извините - за квартиру я вам не сейчас, а через месяц отдам.

- Да что вы, что вы! - замахала на него выгнутыми ладонями Милица, вся гремя браслетами и висюлечка-ми.- Какой может быть у соседей разговор!

- Разговор-то обыкновенный,- сказал Тарас Андреевич,- прошу обождать немного. У меня с получки кое-что осталось, товарищи мне часть собрали. Но все-таки вот не хватает тысячи три.

Сеня вышел на улицу в тяжелом смятении. С кем было посоветоваться, куда пойти, как выручить отца? Как помочь ему уйти от позора и суда? Может быть, дедя Артем чем-нибудь поможет? Сене очень нужно было сейчас ощутить поддержку его самой сильной в мире руки. Он помчался к Незабудному.

Сеня, конечно, не рассчитывал, что Артем Иванович сможет чем-то помочь. Но так хотелось ощутить около себя человека многоопытного, сильного, привыкшего встречать превратности судьбы с открытым лицом.

Артем Иванович выслушал Сеню и сам пригорюнился. "Эх,- подумал он,- вот бы вправду выкопать что-нибудь, что в земле зарыто, если только не вранье это. Пригодилось бы сейчас. А то ведь пропадет человек. И мальчонку жаль". Они сидели друг перед другом молча - старик и мальчик. Оба были подавлены ощущением слепого бессилия.

"А что,- соображал старый атлет,- если, скажем, афиши расклеить, собрать людей на площади по билетам? Я бы сработал им на старости лет "Могилу гладиатора". Если верно дело обставить, чтобы брезент жесткий был, не сошлепывался, а воздух там оставался, я бы и сейчас справился. В прежнее время-то мне это ничего не стоило. Да нет, не позволят, пожалуй. Скажут, номер очень уж безобразный, человеку противоестественно. Нет, не позволят". Как же быть? Что придумать?

И вдруг Артем, посмотрев на стол, ударил себя кулаком по колену:

- Стой! Не горюй, Сеня! Найдем средства. Последний срок у отца когда? Неделька есть? Спроси, когда надо отцу.

- Он сказал: дней пять - это крайнее.

- Ладно. Иди. Иди домой и скажи - Артем Иванович обещал помощь. И не журись. То не беды! Ну, давай лапешку.- И он с размаху протянул Сене огромную, широкую ладонь свою - словно чашу поднес.- Жми крепче... Вот так!

И Сеня почувствовал бережное пожатие поглотившей его кисть колоссальной руки Незабудного и постарался сам изо всех, сколько у него было, сил стиснуть ее.

На другое же утро, пользуясь тем, что Пьер вместе со своими одноклассниками отправился на экскурсию в район строительства, Артем Иванович сказал соседям по общежитию, что ему надо отлучиться по какому-то делу в районный центр. Захватив свою дубинку и чемоданчик, с которым он обычно и на базар ходил, и в учреждения, Незабудный отправился на автобусную станцию.

Приехав в районный центр, он разыскал комиссионный магазин. Там вяло поблескивали на полках помятые самовары, висели под потолком спецовки, ватники, узбекские халаты. На прилавке стояли чучело совы и гипсовый Наполеон с закрашенными тушью щербинами на треуголке. Над прилавком торчала вешалка с лисьей горжеткой и пустой клеткой для попугая.

В маленьком магазине было тесно. И Артем Иванович осторожно, боком, чтобы не задеть старую детскую коляску с клеенчатым верхом, украшенным голубыми помпонами, и китайскую вазу на тумбе, стоявшую посредине помещения, пробрался к конторке с надписью: "Прием вещей на комиссию". Он раскрыл свой чемоданчик и, вытащив из него что-то, завернутое в матерчатый чехол, поставил перед собой на прилавок. Потом осторожно развернул материю.