Читать интересную книгу Дети улиц - Берли Доэрти

Эмили показалось, что она только закрыла глаза, когда ее разбудил неистово трезвонящий колокол.

– Что происходит? – испуганно спросила она, на миг растерявшись и не в силах вспомнить, где оказалась.

– Это пятичасовой колокол, – сказала ей девочка, с которой она спала в одной постели. – Поднимайся скорее, не то миссис Клеггинс побьет тебя.

Так начался второй день их жизни на фабрике, и он почти ничем не отличался от первого, за исключением того, что надсмотрщик, понаблюдав за тем, как Эмили встает на цыпочки, пытаясь дотянуться до нитей, резко схватил ее за руку и оттащил от станка. Не говоря ни слова, он толкнул ее на пол и показал, что нужно лезть под машину. Девочка поняла, что потеряла работу присучальщицы и стала собирателем, как и сестра. Тянулись минуты, часы, дни, и казалось, это будет продолжаться вечно, а единственным утешением была твердая постель каждую ночь.

Но по воскресеньям работы не было. После завтрака принесли корзины с одеждой и ботинками. Лиззи запрыгала от восторга при мысли о том, что получит на день свое платье, с мамиными заплатками на локтях и кусочком ленты. Его она пришила к платью сама, чтобы быть похожей на бабочку. Это было частью ее прошлого, больше всего напоминало о доме. Но ей дали потрепанное платье с большими черными пуговицами, нашитыми на спине, и швом, торчавшим так, словно в него зашили деревянные башмаки. Ужасно расстроившись, девочка показала его Эмили.

– Это не мое платье! – сказала она. – Миссис Клеггинс, вы дали мне не то платье.

– Мне надоело ваше нытье! – рявкнула миссис Клеггинс. Она ударила Лиззи по щеке так сильно, что на лице у девочки остался красный отпечаток в форме ладони. – Ты собираешься надеть в церковь свою рабочую одежду? Хочешь быть, как гусеница? Радуйся, что тебе есть во что переодеться.

– Это платье мне слишком узко, – проворчала Мириам, когда миссис Клеггинс прошла дальше. – Я в нем едва дышу!

Робин улыбнулся ей своей ослепительной улыбкой.

– Ты выглядишь очень изящно, – сказал он ей, и она присела в реверансе, улыбнувшись в ответ, ее бледные щеки порозовели.

Миссис Клеггинс фыркнула:

– Я все вижу! Берите свои плащи и бегом в церковь.

До церкви было идти больше часа вверх по крутому холму, а затем вниз, на другую сторону, в деревню Олдкасл, где жили в основном рабочие фабрики. Местами ступеньки заменили валунами, чтобы рабочим было легче подниматься и спускаться каждый день. После ночного дождя они были скользкими, и Лиззи с Эмили временами хватались друг за друга, смеясь оттого, что с трудом удается устоять на ногах. У них кружилась голова от счастья. Как же чудесно быть на свежем воздухе, в одежде, которая не воняет работой. Впереди их ждал целый день свободы. Когда они, тяжело дыша, взобрались на вершину холма, расположенного между Бликдейлской фабрикой и Олдкаслом, приветствуя их, зазвенели колокола деревенской церкви, их звук походил на птичье пение. Бесс раскинула руки, так что плащ ее взлетел, похожий на крылья пустельги.

– Смотрите, как я лечу! – крикнула она. – Я на вершине мира, да-да!

Лиззи схватила ее за руки, и они закружились вместе, громко смеясь. Эмили наблюдала за ними, закусив губу. В животе съежился комочек одиночества. Мама была бы рада, что Лиззи нашла себе подругу, поэтому ей тоже следует радоваться. Девочка повернулась к ним спиной, глядя в другую сторону от тенистых склонов Бликдейла, на зеленую долину Олдкасла.

«Что ж, все не так и плохо, в конце концов, – сказала она себе. – Я могу быть счастлива хотя бы по воскресеньям. Сколько воскресений будет за семь лет? В месяц – четыре, иногда пять… а в году двенадцать месяцев…» Остаток дороги вниз, к церкви, она провела в попытках подсчитать, сколько пройдет воскресений, пока она не станет свободной.

К тому моменту, как они дошли до церкви, прибыла семья владельца фабрики. Они приехали в карете, воспользовавшись ухабистой колеей от повозок, по которой пришлось бы пройти семь миль. Дульсия, девочка с холодными ногами, делившая постель с Эмили, рассказала ей обо всех членах семейства Блэкторн, когда они по одному выбирались из кареты. Девочки увидели седоволосого мужчину, которого практически вынесли оттуда и посадили в кресло-каталку. Эмили разглядела, что глаза у него были яркими, как у птицы, пристально оглядывавшей все вокруг. Из ноздрей у него торчали пучки седых волос, словно он нюхал хлопковый пух.

– Это мастер Блэкторн, в коляске, – произнесла Дульсия, отворачиваясь. – Не смотри так. Он калека. Много лет назад он сломал спину, когда на фабрику поставили станки. Говорят, тогда были мятежи и рабочие едва не убили его. Поэтому он всегда так сердит на нас, потому что всех нас ненавидит. Женщины постарше говорят, что он был добрым человеком до того случая, – и она вздрогнула. – Что ж, теперь уже нет.

– Я видела другого человека, – сказала Эмили. – Того, в желтой жилетке. Он пришел посмотреть на нас в то утро, когда мы прибыли сюда.

– Это сын мастера Блэкторна, мастер Криспин. Может быть, он и похож на нарцисс, но будет лаять на тебя, как собака, если ему вздумается. Его интересует только прибыль, которую фабрика приносит за день. Есть еще дочь, мисс Сара, мы все любим ее. Когда они будут петь гимны, послушай ее голос, потому что он сладок, как мед. И еще миссис Блэкторн, ее мать, она вся колючая, словно шипы. Она никогда не приходит на фабрику, никогда. Даже не смотрит на нас никогда. Не думаю, что она вообще знает о нашем существовании! Нужно поскорее пробраться на наши лавки, потому что они любят устраивать пышный выход, словно настоящие дворяне. И помни: нельзя смотреть на мастера Блэкторна.

– Я ничего не могу с собой поделать, – прошептала Эмили. – Мне его жаль. Мне кажется, что он просто грустный, а не сердитый.

– Если он и грустит, то только потому, что не может управлять фабрикой так, как ему хочется. Ему пришлось предоставить управление мастеру Криспину, а тот ведет себя так, словно фабрика уже принадлежит ему!

После церкви предстояла долгая дорога обратно в дом для учеников. Эмили все еще пребывала в приподнятом настроении, а в душе звучали гимны и сладкий голос мисс Сары. Девочка так и не посчитала, сколько воскресений будет за семь лет; все они были так далеко, словно звезды Млечного Пути. Они были даны для того, чтобы наслаждаться, а не для того, чтобы считать.

В тот день у них был воскресный обед, состоявший из каши с несколькими кусочками серого мяса и несколькими еще более серыми кусочками овощей. Сэм надул щеки от удовольствия при виде обеда.

– Мясо! Не верю своим глазам! – вздохнул он.

– Боже мой! – проворчала Мириам. – Мясо настолько жесткое, что я не могу прожевать его.

– Тогда давай его сюда, – предложил Сэм. – Я прожую его вместо тебя!

– Пошевеливайтесь! – крикнула миссис Клеггинс. – Ешьте быстро, вытрите столы. Потом поболтаете. Сейчас пора заниматься.

Эмили улыбнулась Лиззи, предвкушая, что теперь она наконец– то научится читать и писать. Сможет считать, узнает о вещах, которых никогда не видела. Но, несмотря на то что им выдали доски, как писать буквы и цифры, не показали. Миссис Клеггинс ходила по комнате, рассказывая наизусть истории из Библии.

– Слушайте и учитесь, – говорила она им в конце каждой истории. – Они останутся у вас в голове, и вы никогда их не забудете.

Робин громко зевнул от скуки и получил по рукам хворостиной. Внезапно у миссис Клеггинс закончились истории. Она велела каждому взять горсть песка и рассыпать его на грифельные дощечки.

– Теперь можете нарисовать картинку про свою любимую историю из Библии, – сказала она. – Это ваш воскресный подарок.

Пока они рисовали пальцами на песке, женщина продолжала расхаживать по комнате, хлопая в ладоши и дергая себя за волосы, словно ей не нравилось то, что она видела. Она ударяла лозой всякого, кто хихикал или заговаривал, когда его не спрашивали. Время от времени миссис Клеггинс глядела в одно из высоких окон, словно желая поскорее стать свободной, как те черные вороны, что сидели на деревьях. Затем она снова окидывала взглядом комнату в поисках руки, по которой можно было бы ударить. А потом вдруг, словно ей стало так же скучно, как и Робину, она велела им стряхнуть с дощечек песок в корзину. Уроки закончились.

– Теперь свободное время, – объявила она. – Это единственное время за всю неделю, которое у вас есть для себя. Потратьте его с пользой.

– Надеюсь, там не будет Крикка, который бы наблюдал за нами, – проворчал Сэм. – Не могу не думать о нем, Эмили. Даже во сне он приходит ко мне и бьет плетью. – Мальчик встал в проеме двери, выглядывая за угол здания, и только потом вышел на улицу.

Эмили огляделась по сторонам в поисках Лиззи, но они с Бесс уже выбежали из темной классной комнаты на улицу, под неяркий солнечный свет воскресного дня.

Так воскресенья вплелись в общую канву жизни. Постепенно света в конце дня становилось все меньше. Вскоре к тому моменту, как заканчивалась школа, было уже совсем темно, но никто не хотел сидеть в мрачной классной комнате весь остаток драгоценного свободного дня. Мальчики придумали делать запруды и перекрывать реку, лазить по деревьям, прыгать по камням. Робин устраивал соревнования: кто быстрее, кто сильнее, кто храбрее. С ним всегда было двое-трое мальчиков из работного дома, готовых делать все, что он им скажет. Мириам называла их бандой головорезов, хотя о Роберте и слова худого не сказала. Он всегда был победителем. Мальчики помладше изо всех сил пытались соревноваться с ним. Робин всегда заставлял их присоединиться к ним и насмехался больше всех, когда они самым жалким образом проигрывали и падали с деревьев в реку. Эмили ненавидела Роберта за это, особенно, когда он ядовито насмехался над Сэмом, который вообще боялся высоты.