Лидия провозилась со своим туалетом и потому опоздала на ужин. Зато когда она появилась у составленных вместе столиков в углу, за которыми сидела съемочная группа, мужчины как по команде приосанились и втянули животы. Исключение составили только Зернов да сидящий рядом и занятый едой Сан Саныч.
Легкое кремовое платье будто светилось на Лидии, оттеняя ее густой средиземноморский загар. Слегка выгоревшие волосы были, по обыкновению, собраны с одной стороны и прихвачены кремовой же тесьмой. Ресницы тоже выгорели, но ни единой частицы туши на них не было. От этого глаза казались огромными и беззащитными. Ярко-красные, неуловимо отливающие сливовым оттенком губы матово тлели.
Чувствуя, какое впечатление она произвела, Лидия приветливо улыбнулась. Говорить что-то в таком шуме было бессмысленно. Михаленко попытался было представить ее коллегам, но его не услышал никто, кроме сидящей слева Кристины. Тем не менее народ за столом оживленно зашевелился. Но Герман по-прежнему не желал замечать ее, угрюмо уткнувшись взглядом в скатерть.
Андрон указал Лидии место справа от себя, но девушка отрицательно качнула головой. Она решительно обошла стол и остановилась за спиной механика. Секунду помедлив, тот пересел, прихватив с собой свою тарелку. Лидия села рядом с Германом, который никак не отреагировал на смену соседей. Непринужденно улыбаясь, Лидия легким движением коснулась его плеча и указала глазами на свободный прибор. С кривой ухмылкой он подал ей тарелку, подвинул какие-то блюда, налил в бокал вина.
Никто бы не догадался по спокойным, уверенным манерам Лидии, какая буря бушует в ее душе, как сжимается бедное сердце при виде безучастного, нахмуренного лица любимого. Через минуту болтливая и непосредственная киношная публика, разгоряченная к тому же токайским, запросто обращалась к ней, отпускала двусмысленные шутки, многозначительно переводя глаза с нее на Германа и обратно. Те, что Лидия могла расслышать сквозь шум, она весело парировала, легко находя общий язык с коллегами Михаленко и Кристины.
Герман продолжал молчать. Лидия понимала, что, как бы она ни бодрилась, как бы ни старалась сохранить непринужденность, долго сопротивляться холоду, идущему от него, она не сможет.
На ее счастье, громыхание тяжелого рока сменилось песнями «из бабушкиного сундука» — так объявил ведущий. После мелодичного вступления приятный женский голос запел:
У берез и сосенТихо бродит осень,Облака плывут большие…
Возле стула Лидии возник исполнитель главной роли, которого дублировал в автомобильных трюках Зернов, протянул ей руку. Она отрицательно покачала головой:
— Я уже обещала этот танец.
Легким движением она положила ладонь на тяжелую кисть Германа, заглянула ему в глаза. Цветом и холодом они напоминали лед. Но Лидия не отступила. Она улыбнулась открыто и нежно, поднялась, не отпуская его руку. Герман вынужден был тоже встать, невольно оглянувшись на свою вторую соседку — большеглазую актрису с короткой стрижкой. На лице его было написано изумление: это была третья, совсем не знакомая ему Стелла. Не эффектная, знающая себе цену фотомодель с целым состоянием в ушах, не робкая девушка, отворачивающая лицо от поцелуя, — зрелая женщина, умеющая постоять за себя в любви, в ожидании смотрела на него.
Ничего не скажем,Ничего не спросим,Словно мы совсем чужие…
Они медленно закружились на площадке в центре зала среди других танцующих. Правая рука Лидии лежала на выпуклой груди Германа, левая совсем скрылась в его могучей ладони. Они были самой эффектной парой, и вокруг них сам собой образовался свободный круг.
Для них в этот момент ничего вокруг не существовало. Каждый был занят своими мыслями, своими обидами, своим счетом к другому. Они отворачивались, инстинктивно избегая смотреть друг на друга, чтобы не мешать безмолвному разговору легких дуновений, движений, прикосновений, который самостоятельно вели их руки, их тела. Повинуясь пальцам Германа, Лидия прильнула к нему и, не удержавшись, подняла лицо. Молчать больше не было сил, хотя ничего так не желала в эту минуту Лидия, как длить без конца этот танец. Наконец она собралась с духом:
— Я хочу попросить прощения…
— Да? — с ироническим удивлением произнес он. — Зачем оно вам?
— Я виновата перед вами. Очень виновата. Меня зовут не Стелла.
— Вы, никак, покаяться решили? Увольте меня от этого, я не священник. Отпускать грехи не моя специальность.
— Вы не знаете…
— Прекрасно знаю. Но считаю, что каждый должен разбираться со своей совестью сам. Так что не тратьте слов попусту.
Лидия почувствовала, что пол уходит из-под ног.
— Вы знаете? И… давно?
— Слушайте! — В его голосе слышалось презрение. — Давайте не будем играть в эти игры! Лучше скажите прямо, зачем вы здесь, что вы там еще затеяли, какую провокацию?
Лидия прикрыла глаза и остановилась. Она задыхалась, старалась что-то произнести, но связки не повиновались ей. Бледность проступила на ее щеках сквозь загар.
Герман с брезгливым любопытством наблюдал за ней:
— Очень талантливо, Михаленко будет доволен… Я бы сказал, профессионально. Вас что, таким вещам учат? Или это природный дар?
— Каким вещам?
— Вот этим. Как втираться в доверие, как, обманывая, преданно смотреть в глаза, как выжимать слезу. Как заставить собеседника говорить то, что вам надо.
— Я не понимаю, о чем вы… — Глаза девушки застилали слезы, ноги не слушались.
Она хотела немедленно уйти, но вынуждена была ухватиться за рукава клубного пиджака Германа, чтобы сохранить равновесие. В запале никто из них не обратил внимания, что музыка уже окончилась и что они остались вдвоем в центре площадки.
— Да нет уж, не уходите так сразу, разговор еще не окончен! — Он в свою очередь крепко сжал ее локти мощными руками. — Не думайте, что со мной можно так поступить и отделаться слезами! Вы еще расскажете, кто подбил вас на эту гнусность, сколько вам заплатили за нее! Надеюсь, это мужчины, с которыми я смогу поговорить по-мужски! Но это потом. А сначала я хочу заставить вас почувствовать то же самое, что почувствовал я! Я сделаю это, не сомневайтесь!
Последние слова он почти прокричал ей прямо в лицо.
— Пустите меня! — Собрав последние силы, Лидия выдернула локти из его пальцев.
Закрыв горящее лицо руками, она бросилась прочь, почти ничего не видя перед собой. Герман проводил ее глазами, потом тоже сорвался с места и побежал за ней.