Читать интересную книгу "Шайтан Иван 3 - Эдуард Тен"

сколько я знаю в четырех учавствовал и жив до сих пор.

Павел слушал с неподдельным интересом, надеюсь, забыл о Жене.

— Скажи, Андрей, а как ты попал в сотню? На сколько я знаю, ты служил у генерала Мазурова адъютантом.

— Знаешь Павел, сам не пойму до сих пор. Присутствовал при награждении сотника орденом Станислава, он в ту пору хорунжим полусотни был, только формировал сотню. Посмотрел на то как генерал Мазуров выказывает своё удовольствие, Атаман не скрывая гордился им и вспомнил, как его Величество отчитывал меня, когда отчислял из гвардии. Какой стыд при этом испытывал мой батюшка.

Подумалось мне, неужели всё, на что способен я, это кутить, дебоширить, лазать в кровати чужих жён и позорить батюшку и весь род Долгоруких вместе с ним. Ты наверняка знаешь, как к нам, гвардейским офицером, относятся в армии. Понимаю, что во многом их зависть к нашему положению в обществе и богатству порождает такое отношение. Приходилось сталкиваться и с этим. Вот и решил я доказать, в первую очередь себе, что я ни сколько не хуже сотника и других ему подобных офицеров. Уговорил генерала помочь мне попасть в сотню. Прошел испытание и был зачислен хорунжим.

Павел слушал меня с большим вниманием и интересом.

— Что за испытания?

— Атаманом, сотнику, дано право зачислять пластунов на своё усмотрение. Все кандидаты проходят испытание, полосу препятствий.

— И ты прошёл?

— Нет, в самом конце упал с бревна и ушиб левый бок.

— Как тебя тогда приняли?

— Сотник сказал, за волю к победе, и зачислил. Ну, а потом началось. Ежедневные марши на пять вёрст, часто на десять, кордонная служба, глубокие рейды и стычки с горцами.

— Занятно, значит всему тебя обучили в сотне. И насколько хорошо ты обучен?

— Надеюсь неплохо. Командир говорит, на три с плюсом, по пятибалльной системе. Кстати, ты не забросил фехтование? Помнится я выиграл у тебя только две схватки, за все время, до моего отъезда.

— Нет, и продолжаю тренироваться.- довольно улыбнулся Павел.

— Не желаешь размяться, за одно оценишь мои успехи? — предложил я Павлу.

В полуподвальном помещении был оборудован фехтовальный зал. Там тренировался батюшка, ещё молодым офицером, мой старший брат и я. Сейчас там фехтовали и отрабатывали рукопашный бой мои бойцы, что бы не потерять навыки. Я при возможности фехтовал с Саней и Артёмом, ножевой бой давался туго, но я упорно тренировался.

— Согласен, даже интересно узнать что-нибудь новенькое. Мы спустились в зал. Слышался звон стали, азартные выкрики. В зале была вся пятёрка Артёма и Саня.

— Смирно! — подаю команду. Павел в мундире Павловского полка с погонами полковника, я в черкеске. Все замирают по стойке смирно.

— Ваше высочество, пластуны отдельной пластунской сотни проводят тренировку. — докладываю я с серьёзным лицом.

— Вольно!

— Вольно! — дублирую я.

Мы разделись и одели кожаную защиту и маски. Павел выбрал армейскую саблю, я взял боевую шпагу. Из классической стойки саблиста он нанес удар с выпадом шагнув правой ногой. Резким движение подбил саблю вверх и провел подсечку. Павел упал, я левым коленом придавил руку с саблей и приставил свой клинок к горлу Павла.

— Запомни, боец, здесь нет места дуэльной техники и благородству, за редким исключением. Это смертельный бой, или ты убиваешь, или тебя.

Повторился мой первый учебный бой с командиром. Мой монолог, это повтор того, что он сказал мне. Я поднялся и протянул руку Павлу.

— Продолжим?

Павел проиграл ещё две схватки.

— Убедил, признаться не ожидал подобного. Техника совершенно не знакомая и извини, но так подло нельзя вести поединок.

— Павел, поэтому они и называются «подлыми». Я говорил тебе, на кону твоя жизнь.

— И что, все в сотне так фехтуют?

— Нет, конечно, но все владеют основными приемами. Рукопашный бой в крайнем случае. Наше главное оружие, это меткий ружейный огонь. «Один выстрел, один труп». Я тебе покажу наше оружие, постреляем, сам оценишь. Стреляют в сотне все на отлично.

Подошёл к бойцам и как заору.

— Когда к тебе пришёл писец, что делают пластуны?

— Пластуны не сдаются, УРррр…- Хором ответили бойцы. Очень мне нравился этот девиз. После того когда сотник объяснил изначальный смысл фразы. Пришлось разъяснять и Павлу, смысл слов.

Он уехал после полуночи, взяв с меня слово, что я обязательно навещу его в Зимнем. Мой друг был очень впечатлён увиденным и заинтересовался нашими ружьями и пистолетами. Просил показать мою технику фехтования, несмотря на её подлую сущность. Так он выразился.

В своей комнате Мара расстелила ковры. Она с Женей сшили большие подушки и нашли низенький столик. Мне очень нравилось сидеть у неё и пить чай. У Натальи не очень получалось сидеть на ковре, в платье, и это спасало от её присутствия. Редкие вечера, когда я был с Марой и мог спокойно поговорить с ней. Батюшка, посмеиваясь, обвинил меня в преклонении перед басурманским образом жизни. Со стороны неверное выглядело так.

Мы сидели обнявшись, и Мара делилась со мной всеми своими печалями.

— Мне очень грустно Андрей, что Наташа и Катя поругались из-за меня.

— Ну, что ты, любимая, они поругались из-за платья и ты здесь не причем.

— Катя вчера уехала и даже не попрощалась.

Мара стала подробно повествовать о первопричине ссоры. Я кивал, где было необходимо, хмурился и целовал её в алые губки охая и ахая в нужных местах. Я толком так и не понял с чего всё началось и когда она закончила, спросил у неё.

— А где твоё второе праздничное платье? Я так и не видел тебя в нём.

Имел в виду платья пошитые в Пятигорске в мастерской армянина, знакомого сотника.

Мара и Женя встрепенулись, посмотрели друг на друга и буквально испарились. Через минут двадцать появились с Саней, который тащил баул. Меня, как и Саню, вежливо выпроводили из комнаты. На моё справедливое замечание, что я не допил чай, сказали, всё завтра, закрыли дверь. На следующий день, после завтрака пришла Женя и попросила прийти в комнату Мары. Когда я зашёл то, застал Мару стоящую в белом, праздничном платье, такую красивую, что у меня перехватило дыхание. Следом вошли Маман и Наталья, и также молча встали, рассматривая, мою невесту. Первой не выдержала Наталья.

— Боже, маменька, ни у кого в Петербурге не было подобного платья, — она захлопала в ладоши и выскочила за