Левитанский. Ожидание
— Тата? Таточка, это ты?
Она чуть не уронила мобильный. Чашка с кофе, которую она элегантно держала на весу, на блюдце не ставила, накренилась, и кофе выплеснулся на юбку.
— Черт, вот черт возьми!
— Таточка, к чему ты поминаешь черта?
Тата, кое-как приткнув чашку на стол, пятерней стряхивала коричневые пятна с тонкой светлой ткани. С каждым движением получалось все хуже и хуже, пятна расползались и приобретали хвосты, как кометы.
— Тата, ответь мне! Я туда попала или я не туда попала?!
Тата, плечом придерживая трубку, заскулила жалобно:
— Бабушка, почему ты звонишь с какого-то странного телефона?
В трубке помолчали, а потом сказали тоном оскорбленного царственного достоинства:
— Почему со странного? Я телефонирую с совершенно нормального аппарата! По крайней мере, на вид он совершенно обычный!
— Кто?!
— Телефон, — пояснили в трубке. — А что ты имеешь в виду, когда говоришь, что телефон странный?
Тата шумно выдохнула и перестала отряхивать юбку. Теперь по дороге на совещание придется прикрывать пятно ежедневником, словно ей так удобно — носить ежедневник на бедре, как индийская женщина кувшин.
— Бабушка, что это за номер? Ты что, не дома?
— Ну, конечно, нет, моя дорогая.
— Господи, куда тебя понесло?
В трубке фыркнули, но и фырканье было царственное.
— Сегодня рождение у Юлии Цезаревны, разве ты забыла?
Тата понятия не имела, когда именно день рождения у Юлии Цезаревны, лучшей бабушкиной подруги.
— Ты, конечно же, поздравишь Юлечку, когда я передам ей трубку, но, Тата, я звоню по совершенно другому поводу! Ты помнишь, что сегодня пятница?
— Смутно, бабушка, — пробормотала Тата. Проклятые пятна на юбке не давали ей покоя, и она все косилась на них, прикидывая, как именно можно минимизировать потери. Может, перевернуть юбку задом наперед?
Нет, выйдет еще хуже. Тогда пятна будут сзади, что уж совсем… неприлично.
— Что значит смутно? Если ты смутно помнишь такие вещи, значит, тебе нужно принимать специальные капли для головы. Они продаются в аптеке. Я принимаю, и, слава богу, у меня с памятью все прекрасно.
— Прекрасно, — эхом повторила Тата.
— Так вот. О чем я говорила?… Ты меня сбила, и теперь я не могу вспомнить, о чем говорила. Решительно.
— Ты сказала, что сегодня пятница, бабушка.
— Ах да! Вот именно, сегодня пятница. О чем нам это говорит?
— И о чем нам это говорит?
— Это говорит о том, что вчера был четверг, а нынче нужно ставить куличи.
Тата взялась рукой за лоб.
Куличи! Вчера и вправду был Чистый четверг, и как это она позабыла? Ей срочно нужно принимать капли для головы.
— Надеюсь, — продолжала в трубке бабушка, — мы все соберемся у тебя, как обычно. Ты, конечно же, всех обзвонила, Таточка?
— Конечно, конечно, бабушка! — лживым голосом поклялась Тата.
Вот почему для бабушки не имеет значения, что тебе сорок лет, что ты вроде бы успешная женщина, много повидавшая в жизни, кажется даже на грани развода, мать двоих детей, требовательный начальник, исполнительный подчиненный, умница-разумница и просто красавица?!
Когда звонит бабушка, хочется одернуть передник, посмотреть, все ли в порядке с косами, не растрепались ли, вымыть руки, на всякий случай приготовить дневник и быстренько придумать, что бы такое соврать половчее, если бабушка станет спрашивать, ходила ли она вчера на музыку!..
— Тогда все в порядке, — величественно проговорила бабушка. — А я думала, ты забыла и опять все заботы лягут на мои плечи. И я искренне надеюсь наконец-то застать дома твоего мужа. — Это было сказано с нажимом, с намеком, с дальним прицелом и еще черт знает с чем. — Если он не понимает, скажи ему, что это становится неприличным! Не заставляй меня ему звонить.
— Не надо ему звонить, — быстро сказала Тата, — что ты, бабушка!
— Юлечка, иди, дорогая, Таточка хочет тебя поздравить с рождением.
— Таточка не хочет, — пробормотала Тата мимо трубки, чтобы бдительная бабушка не услышала, и тут же возликовала, уже непосредственно в трубку: — Юлия Цезаревна, дорогая Юлия Цезаревна, я вас поздравляю с днем рождения! Живите до ста лет…
— Чего это ты мне так мало отмерила? — немедленно вспылила Юлия Цезаревна. — До ста! Что тут до ста осталось-то? Я и замуж не успею сходить!
Кое-как отделавшись от старух, Тата позвонила матери:
— Мама, сегодня пятница!
— Я знаю, она мне утром звонила. Она сегодня на именинах. Спрашивала, кто будет обзванивать родственников.
— А ты?
— Я сказала, что обзвоню.
Тата пришла в отчаяние:
— А я сказала, что я уже всех обзвонила.
— Врать нехорошо, — подумав, сказала мать. Она что-то смешно жевала, в трубке хрупало, как будто кролик пасся.
— Мама, ты жуешь как кролик! А зачем ей дался мой муж? С этим надо что-то делать, потому что его точно не будет, и я даже не знаю…
Хрупанье прекратилось.
— Как не будет? Опять не будет? На Новый год не было, на Восьмое марта тоже не было и опять нет?! Таточка, ты от меня что-то скрываешь! Говори сейчас же.
— Мама, — сказала Тата твердо. — Я ничего от тебя не скрываю. Просто у него много дел, ты знаешь. Сначала он в Милан улетел, потом в Улан-Удэ, а сейчас, кажется, в Югорске. Или нет, нет, в Ханты-Мансийске.
Мать помолчала.
— Тата, вы что, разошлись? — спросила она дрогнувшим голосом. — Ведь происходит что-то такое… ужасное, я же чувствую! И Тёма на себя не похож, и Тюпа!
Тёма и Тюпа — великовозрастные сыновья Таты — бабушке представлялись младенцами в люльках, которых надлежало укачивать, кормить с ложечки и оберегать от всяческих жизненных невзгод.
— Никто ни с кем не разошелся, — бодрым фальшивым голосом уверила врушка Тата. — Мам, я сейчас пойду отпрашиваться с работы и постараюсь вечером приехать пораньше. И как это я забыла про то, что вчера был Чистый четверг! И главное, почему всегда я? Почему у Шуры никто никогда не собирается? Пусть бы Шура пекла и отпрашивалась с работы!
Шурой звали двоюродную сестру.
— У Шуры? — переспросила мать. — В Марьино?
Это верно.
Собрать в Марьино всех родственников, коих в разные годы насчитывалось до двадцати человек, напечь на всех куличей, наделать пасхальных пирогов, творогов, окороков, да принять, да накормить, да уложить, да ухаживать весело, от души, так, чтоб Пасха на самом деле зажглась веселым, утешительным светом, — где это видано?! Да и не поедет никто в Марьино! Все давно привыкли собираться в Боженке, в огромном, старом и бестолковом доме Татиного мужа. Пожалуй, никто из родственников и не помнил, когда собирались у бабушки на Тверской или в доме Татиных родителей в ближнем пригороде, где вокруг были только научные