– Куэйта? – позвала Дени. – Где ты, Куэйта?
Затем она увидела. «Её маска соткана из звёздного света».
– Помни, кто ты, Дейенерис, – шептали женским голосом звёзды. – Драконы знают, а знаешь ли ты?
Наутро всё тело у неё затекло и болело, по рукам, ногам и лицу ползали муравьи. Когда Дени поняла, в чём дело, то отбросила охапку высохшей бурой травы, что служила ей периной и одеялом, и вскочила на ноги. Всё её тело было покрыто укусами – мелкими красными пупырышками, воспалёнными, зудящими. «И откуда взялись эти муравьи?» Дени смахнула их с рук, ног и живота. Она ощупала руками голову с колючими остатками сгоревших волос и обнаружила, что и там ползают муравьи, и один бежит вниз к основанию шеи. Дени стряхнула их на землю и растоптала босыми ногами. Сколько же их было...
По ту сторону стены обнаружился муравейник. Дени удивилась, как насекомым удалось перебраться через стену и найти её. Для них эта полуразвалившаяся постройка должна казаться огромной, как вестеросская Стена. «Самая большая стена в мире», – говорил ей когда-то Визерис с такой гордостью, словно сам её построил.
Визерис рассказывал ей сказки о рыцарях столь бедных, что им приходилось спать под древними межами у малопроезжих дорог Семи Королевств. Дени дорого бы дала за возможность поспать под хорошей широкой межой. «И лучше бы без муравейника».
Солнце только вставало, и в ярко-синем небе ещё задержались несколько самых ярких звёзд. «Быть может, одна из них – кхал Дрого. Он в ночных землях, сидит на своём свирепом жеребце и улыбается мне».
Позади среди лугов всё ещё виднелся Драконий Камень. «Так близко. Я, наверное, отошла уже на много лиг, но кажется, что к нему можно вернуться за час». Ей хотелось лечь, закрыть глаза и забыться сном. «Нет, я должна идти. Ручей, просто шагай по ручью».
Дени потребовалось некоторое время, чтобы удостовериться, что она идёт в правильном направлении. Забрести не в ту сторону и потерять ручей, было бы совсем нехорошо.
– Мой друг, – сказала она вслух. – Если буду держаться поближе к другу, я не потеряюсь.
Будь у Дени больше храбрости, она спала бы у самой воды, но ночью к ручью на водопой приходили дикие звери. Она видела их следы. Волку или льву Дени была бы на один зуб, но и такая добыча лучше, чем пустое брюхо.
Определив, в какой стороне юг, она начала считать шаги и на восьмом вышла к ручью. Дени сложила руки ковшиком и зачерпнула воды попить. У неё сразу свело живот, но лучше уж спазмы в желудке, чем жажда. Ей больше нечего было пить, разве что утреннюю росу, осевшую на высокой траве, и нечего есть, разве что саму траву. «Можно есть муравьёв». Мелкие жёлтые муравьи были слишком малы, чтобы ими прокормиться, но в траве ползали и красные, побольше.
– Я заблудилась в море, – вздыхала она, плетясь вдоль змеящегося ручья, – может, мне попадутся крабы или хорошая жирненькая рыбка.
Кнут мягко похлопывал её по бедру: туп-туп-туп. Шаг за шагом, и ручей приведёт её домой.
Вскоре после полудня она набрела на куст у ручья. Кривые ветви были усыпаны твёрдыми зелёными ягодами. Дени подозрительно их осмотрела, затем сорвала одну и раскусила. Ягода оказалась терпкой и вязкой, и от неё во рту остался горьковатый, смутно знакомый привкус.
– В кхаласаре такими ягодами приправляли жареное мясо, – решила она.
Эта мысль, будучи высказанной вслух, показалась ей вполне убедительной. В животе бурчало, и Дени принялась рвать ягоды обеими руками и запихивать в рот.
Через час у неё началась такая резь в животе, что она не смогла идти дальше. Весь остаток дня её рвало зелёной слизью. «Если останусь здесь, то умру. Может, я уже сейчас умираю». Прискачет ли с травянистых равнин конный бог дотракийцев и заберёт ли её в свой звёздный кхаласар, чтобы она ехала по небосводу вместе с кхалом Дрого? В Вестеросе умерших Таргариенов предавали огню, но кто зажжёт ей здесь погребальный костёр? «Моё тело станет кормом для волков и воронов, – печально думала она, – и черви поселятся в моей утробе». Она обратила взгляд к Драконьему Камню – он казался меньше, чем раньше, и было видно, как с обточенной ветром вершины поднимается дым. «Дрогон вернулся с охоты».
Закат застал её стонущей на корточках в траве. Испражнения становились с каждым разом всё жиже и пахли всё мерзостней, к восходу луны из Дени выходила лишь коричневая вода. Чем больше она пила, тем больше испражнялась, а чем больше испражнялась, тем больше ей хотелось пить, и жажда гнала её к ручью – снова и снова глотать воду. Смежив, наконец, веки, Дени уже не знала, хватит ли ей сил снова открыть глаза.
Ей приснился покойный брат.
Визерис выглядел точно так же, как в тот последний раз, когда она его видела: рот искривлён от боли, волосы обгорели, лицо почернело и дымилось там, где по лбу и щекам стекало расплавленное золото, залепляя глаза.
– Ты мёртв, – сказала ему Дени.
«Убит. – Хотя губы брата не шевелились, шёпот Визериса всё равно звучал у неё в ушах. – Ты никогда меня не оплакивала, сестра. Тяжело умирать неоплаканным».
– Когда-то я тебя любила.
«Когда-то, – повторил он так горько, что Дени поёжилась. – Ты должна была стать моей женой и рожать мне детей с серебряными волосами и пурпурными глазами, чтобы сохранить чистоту драконьей крови. Я о тебе заботился. Я объяснил тебе, кто ты есть. Я кормил тебя. Я продал корону нашей матери, чтобы тебя прокормить».
– Ты бил меня. Ты пугал меня.
«Только когда ты будила дракона. Я любил тебя».
– Ты продал меня. Ты предал меня.
«Нет, это ты меня предала. Ты восстала против меня, против родного брата. Они меня обманули – твой муж-лошадник и его вонючие дикари. Они оказались обманщиками и лгунами. Они обещали мне золотую корону, а дали это». Визерис дотронулся до расплавленного золота, стекавшего у него по лицу, и его палец задымился.
– Ты получил бы свою корону, – ответила ему Дени. – Моё солнце и звёзды завоевал бы её для тебя, стоило только подождать.
«Я ждал предостаточно. Я ждал всю свою жизнь. Я был их королём, законным королём. А они надо мной посмеялись».
– Тебе надо было остаться в Пентосе с магистром Иллирио. Кхал Дрого должен был представить меня дош кхалину, но тебе незачем было ехать с нами. Это был твой выбор, твоя ошибка.
«Разве ты хочешь разбудить дракона, глупая маленькая шлюшка? Кхаласар Дрого был моим. Я купил его, все сто тысяч крикунов. Я заплатил за них твоей девственностью».
– Ты так и не понял. Дотракийцы не покупают и не продают – они дарят подарки и получают их. Если бы ты подождал...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});