Фараон Сети снова ударил жезлом и произнес:
— Я считаю царевну Нефертари своей дочерью. Мне безразлично, какая кровь течет в ее жилах…
— Зато народу это не безразлично, — перебила брата Хенуттауи. Она уже поняла, что Сети разрешит Рамсесу жениться, и быстро сказала: — Пусть Рамсес хотя бы не торопится с выбором главной жены. — Хенуттауи повернулась к Рамсесу, и теперь я видела ее лицо. — Посмотри сначала, как примет твою женитьбу народ. Подожди до окончания свадебной церемонии — ради своего мирного и долгого правления.
— Я опасаюсь мятежа, — добавил Рахотеп.
— Подожди, — повторила Хенуттауи, — и тогда, если ты пожелаешь объявить ее главной супругой вместо Исет…
— Почему «вместо Исет»? — быстро спросил Рамсес.
— Если ты пожелаешь объявить главной супругой ее, а не Исет, — поправилась Хенуттауи, — отпразднуем сразу два события.
Фараон Сети вздохнул.
— Выбор главной жены можно отложить. Но что думает обо всем этом сама Нефертари? Надеюсь, ты не намерен жениться на ней против ее воли?
— Позови ее, — предложил Рамсес, — и она скажет сама.
Я посмотрела на Мерит, и няня стала поспешно поправлять мой парик. Увидев, что дверь открыта, глашатай взглянул на стражников, потом на нас. Мы быстро встали.
— Тебя ожидают в тронном зале, — сказал он.
Мы миновали огромные бронзовые двери и вошли в зал, размеры которого повергали в трепет. Даже искусный макет, что показывал мне Пасер, не передавал истинного величия этого помещения. Здесь, вместе с Нефертити, сидела моя мать, когда ей было столько лет, сколько мне сейчас, и позже — когда правила вместе с фараоном Хоремхебом. Я разглядывала блестящие плиты, высокие сводчатые потолки, рисунки на колоннах, изображающие победы предыдущих фараонов. Вокруг досок для игры в сенет стояли кресла из черного дерева, инкрустированные слоновой костью. Я представила себе, как здесь рассаживаются придворные, разговаривают, смеются, всегда готовые развеселить фараона, если он заскучает.
Мы вошли в зал под пристальными взглядами Хенуттауи и Уосерит. Как только мы приблизились к трону, возбужденный шепот среди придворных стал громче. Придворные облепили возвышение так, что оно стало похоже на виноградную гроздь. Мы почтительно простерли к фараону руки и поклонились. Выпрямившись, я встретилась взглядом с Рамсесом.
— Приветствую царевну Нефертари, — улыбнулся фараон Сети. — Итак, ты вернулась в Малькату, чтобы выйти замуж за Рамсеса. — Сети подался вперед. — Скажи мне, ты сама-то этого желаешь?
Я закрыла глаза и, кивнув, прошептала:
— Больше всего на свете.
— Ты уверена? Мой сын умеет убеждать. Если ты боишься задеть его чувства, признайся честно — он стерпит.
— Ему ничего не придется терпеть, кроме моей сильной любви.
— Как славно! — Хенуттауи захлопала в ладоши. — Если мы не найдем исполнительницы для представления в честь бога Осириса, будем знать, к кому обратиться.
— Это не представление, — твердо сказала я.
Что-то в моем голосе заставило фараона Сети выпрямиться и пристально взглянуть на меня. Я надеялась, что по моим глазам он поймет: я говорю серьезно.
— Пусть они поженятся, — махнул рукой Сети, и я с облегчением выдохнула.
Рамсес шагнул с помоста вниз и крепко взял меня за руку. Это не сон! Мы поженимся!
— Подумай, брат мой, что скажет народ! — пронзительно крикнула Хенуттауи. — Подумай, что ты делаешь!
— Коронации не будет, — уступил Сети. — До поры. Только свадьба.
Уосерит спросила:
— Чем тебе не угодила царевна, Хенуттауи?
Хенуттауи ответила с пугающей лаской в голосе:
— Наверное, она слишком честолюбива и хитра. Умница Нефертари, которая была гусеницей, а теперь вдруг превратилась в бабочку.
— Довольно! — не выдержал фараон и посмотрел на верховного жреца. — Я желаю, чтобы они сочетались браком до моего отъезда в Аварис. Приготовьте все, как полагается.
Рахотеп шагнул вперед, отразив лысиной полуденное солнце, и спросил:
— За два дня? Быть может, государю лучше дождаться благоприятного месяца фармути?
«Когда Исет родит ребенка», — подумала я.
— Свадьба будет завтра, — сказал Рамсес. — Если в храме Амона подготовиться не успеют, то успеют в храме Хатор или Исиды.
Верховный жрец слегка побледнел.
— В храме Амона все будет готово, государь.
Придворные загомонили, но Сети поднялся и стукнул жезлом.
— Я объявляю следующее: завтра состоится свадьба фараона Рамсеса и царевны Нефертари.
Тут впервые подала голос царица Туйя:
— Я не понимаю, к чему нам так спешить!
— Потому что если не завтра, то когда же? — спросил Сети. — Когда богам будет угодно вновь увидеть нас в Фивах? Или ты предлагаешь пропустить свадьбу нашего сына?
Пальцы Туйи сжали ошейник Аджо.
— Думаю, это будет не единственная его свадьба, которую мы пропустим.
— Наверное, так. Но мы не можем пропустить его свадьбу с египетской царевной.
Туйя с несчастным видом откинулась на спинку трона, опустила руку на голову Аджо, и песик радостно завилял хвостом.
— И она покажется народу? — спросила Хенуттауи. — Если Нефертари станет царицей, ей придется пройти по городу, чтобы показаться своим подданным.
Уосерит посмотрела на брата.
— Нефертари можно с этим не спешить.
— Почему же? — Сети нахмурился. — Пусть привыкают видеть ее рядом с Рамсесом.
Меня переполняло счастье, и я не сразу поняла, какую западню устроила мне Хенуттауи.
Обсуждение закончилось; мы вышли из зала, и Рамсес обнял меня.
— Завтра в тронном зале ты будешь сидеть рядом со мной, и никто не посмеет сказать против тебя ни единого слова.
Я была наивна, полна надежд и верила ему, хотя и знала, что думают придворные: раз в моих жилах течет кровь моей тетки, то на троне окажется еще одна вероотступница.
К нам подошла Мерит. Лицо у нее так и сияло.
— Поздравляю тебя, государь. Амон обязательно благословит ваш союз.
— Спасибо, няня. Я хотел бы взять Нефертари с собой — смотреть состязания на арене. Как ты думаешь?
— Да когда же мы все успеем?! — закричала Мерит.
Рамсес засмеялся; он, ясное дело, и не ждал, что моя няня согласится.
— Нужно заняться и нарядом, и париком, нужно краску малахитовую…
— Похоже, меня не отпустят.
Рамсес обнял меня за талию и тихонько спросил:
— Можно, ночью я приду к тебе?
На нас смотрели придворные, но я заставила себя не оглядываться. «На нас всегда будут смотреть, — сказала я себе. — Мне не придется наслаждаться его поцелуями, когда я захочу. На нас будут смотреть тысячи глаз, и к этому нужно привыкнуть. Такова цена любви фараона».