Читать интересную книгу Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий - Харуки Мураками

Сильней же всего терзало его не то, что Сара шла по улице под руку с другим. И даже не вероятность того, что с этим другим она могла уже не раз переспать. Хотя, конечно, представлять, как она раздевается и отдается кому-то еще, кроме Цкуру, было невыносимо. И ему пришлось очень постараться, чтобы выкинуть эту кошмарную сцену из головы. Но как бы там ни было, Сара – самостоятельная тридцативосьмилетняя женщина. Не замужем, свободна душой и телом. У нее своя жизнь. Так же, как у Цкуру – своя. Она вправе ходить куда вздумается и делать все, что ее душа пожелает.

Сильнее всего Цкуру поразил ее смех – открытый, от всей души. Когда тот мужчина что-то рассказывал, лицо ее буквально сияло от счастья. С Цкуру она не бывала такой никогда. С ним она – о чем бы ни говорили, чем бы ни занимались, – всегда оставалась строгой и сдержанной. Вот что теперь разрывало его душу на части, жестоко и непреклонно.

Вернувшись домой, он решил собраться к поездке. Все-таки если занять руки делом, можно не думать ни о чем другом. Вещей, впрочем, оказалось немного. Сменное белье на несколько дней, туалетные принадлежности в кейсе, несколько книжек, чтобы читать в самолете, плавки и очки для бассейна (всегда с ним, куда бы ни поехал), складной зонт – вот, собственно, и все. Запросто можно взять с собою в салон. Даже фотоаппарат он брать не стал. Какой смысл в фотографиях? Больше всего ему сейчас требуются живые люди – и живые слова.

Собравшись в путь, он достал с полки «Годы странствий» Листа, которые не слушал уже очень давно. В исполнении Лазаря Бермана. Три пластинки, что много лет назад оставил в этой квартире Хайда. Исключительно для того, чтобы слушать три эти виниловых диска, Цкуру сохранил в доме старенькую вертушку.

Он вынул из конверта первую пластинку, поставил на проигрыватель стороной «В», опустил на дорожку иглу.

Год первый, «Швейцария». Цкуру сел на диван и закрыл глаза. «Тоска по родине» была восьмой по счету в цикле и первой на стороне «В». Чаще всего он начинает именно с нее и дослушивает до «Сонета Петрарки № 47» (четвертой поэмы Года второго, «Италия»). Затем пластинка заканчивается, игла автоматически возвращается на рожок.

«Le Mal du Pays»… Под эту тихую меланхоличную мелодию тоска его постепенно обретает видимые очертания. Будто к невидимой птице, парящей в воздухе, вдруг пристают мириады частичек пыльцы, и ее силуэт заполняет собой пустое пространство перед глазами.

На этот раз из пустоты возник образ Сары. В мятно-зеленом платье с коротким рукавом.

Где-то слева в груди опять засаднило. Но уже не мучительной болью, а скорее воспоминанием о ней.

Ничего не поделаешь, сказал он себе. То, что было пустым изначально, опустело снова. Только и всего. Кому ты собрался жаловаться? Люди приходят к тебе, убеждаются в твоей пустоте – и уходят дальше. И ты опять остаешься один, все такой же пустой – или даже еще пустее. Вот и все, разве нет?

И все-таки иногда эти люди оставляют после себя небольшие подарки. От Хайды вот остались «Годы странствий» на трех пластинках. Наверняка он оставил их специально. В то, что просто забыл, верится с трудом. А Цкуру в эту музыку просто влюбился. Она связывала его с Хайдой. Связывала с Белой. Как кровеносный сосуд, соединивший трех расставшихся когда-то людей. Очень тонкий, вот-вот лопнет, но в нем все еще бьется горячая кровь. Музыка так сильна, что это возможно. Всякий раз, слушая эти звуки, Цкуру оживлял тех двоих в своей памяти. Иногда ему даже чудилось, будто они тихонько сидят с ним рядом и дышат тем же воздухом, что и он.

Оба они исчезли из жизни Цкуру. Ничего не объяснив, совершенно внезапно. Впрочем, «исчезли» – не то слово. Скорей уж просто выкинули его из своих жизней за ненадобностью.

Конечно, эта рана не зажила до сих пор. Но в итоге разве каждый из них не нанес куда более страшную рану себе самому? В последнее время Цкуру все чаще думал именно так.

Да, возможно, я – человек-пустышка, рассуждал он. Но ведь именно в моей пустоте эти люди, хотя бы и ненадолго, обрели пристанище. Как одинокие ночные птицы находят себе приют под крышей брошенного дома, чтобы пережить день. Такие птицы наверняка любят сумеречные и тихие пустые пространства. А значит, и Цкуру должен быть благодарен собственной пустоте…

Последняя нота «Сонета Петрарки» растаяла, пластинка закончилась, игла возвратилась на рожок. И Цкуру поставил ту же сторону с начала. Игла бесшумно заскользила по дорожке, Лазарь Берман вновь заиграл «Le Mal du Pays». Как всегда, филигранно и с чувством.

Прослушав всю сторону еще раз, Цкуру переоделся в пижаму и забрался в постель. Погасил ночник у подушки – и опять поблагодарил Небеса за то, что его бездонная тоска не имеет ничего общего с ревностью. Пожирай его сердце ревность, он бы точно не заснул до утра.

Перед тем, как сон окутал его, он успел ощутить во всем теле удивительную мягкость и подумать, что не расслаблялся так уже очень давно. И это ощущение стало последним в тот небогатый на события день, за который он был благодарен.

Во сне он слушал, как гугукают ночные птицы.

14

Сойдя с самолета в аэропорту Хельсинки, он первым делом поменял иены на евро. Затем нашел пункт сотовой связи, где купил простейший мобильник для звонков с предоплатой. И, закинув сумку на плечо, отправился на стоянку такси. Там сел в старенький «Мерседес» и сообщил водителю название отеля.

Всю дорогу из аэропорта по скоростному шоссе он разглядывал темно-зеленые деревья и рекламные щиты с надписями на финском за окном. И хотя за границей он был впервые, ощущения, будто мир вокруг какой-то иной, не появлялось совсем. Разве что перелет получился очень уж долгим, но после посадки – все равно что приехал в Нагою. Только деньги в бумажнике стали другими, вот и вся разница. Даже одет он был как всегда – бежевые брюки, черная футболка, бледно-коричневый пиджак и кроссовки. Сменной одежды он не брал почти никакой: если понадобится, всегда купить можно.

– Откуда приехали? – спросил его по-английски таксист (средних лет, с бородой от уха до уха), поймав его взгляд в зеркале заднего вида.

– Япония, – ответил Цкуру.

– Далеко… А почему вещей так мало?

– Не люблю тяжелый багаж.

Таксист хохотнул.

– Кто ж его любит. Но почему-то у всех полным-полно вещей. Такова жизнь. C’est la vie…

Цкуру тоже рассмеялся.

– Чем занимаетесь? – поинтересовался таксист.

– Строю железнодорожные станции.

– Инженер?

– Да.

– И теперь приехали строить станции в Финляндии?

– Нет, я на отдыхе. Приехал повидаться со старым другом.

– Это хорошо, – сказал таксист. – Отдых и друзья – самое прекрасное, что есть в жизни.

Всех ли финнов так тянет на жизненные обобщения или же это привычка конкретного таксиста, Цкуру не знал. Но второй вариант ему нравился больше.

Минут через тридцать они подъехали ко входу в отель, и Цкуру вспомнил, что не проверил в путеводителе, нужно ли давать таксисту на чай, и если да, то сколько (если подумать, он вообще не проверял об этой стране ничего). Поэтому просто заплатил процентов десять сверх счетчика. Таксист с довольной улыбкой вручил ему незаполненную квитанцию, и Цкуру понял, что не ошибся. Или ошибся, но так, что таксист не обиделся.

Отель, который выбрала для него Сара, оказался старинным зданием в центре города. Коридорный, элегантный блондин, поклонился Цкуру в фойе, доехал с ним в классической клетке лифта до четвертого этажа и проводил в номер. Комната встретила его старой мебелью, огромной кроватью и выцветшими обоями с орнаментом из сосновых лап. Ретрованна на кошачьих лапах, окно открывается и закрывается по старинке вверх-вниз. Толстые шторы, полупрозрачный тюль. Запах давно забытых времен. За окном – широкая улица, по которой разъезжают зеленые трамваи. Очень спокойный номер. Ни кофеварки, ни телевизора, но они Цкуру и ни к чему.

– Благодарю. Это мне подойдет, – сказал он коридорному и протянул два евро на чай. Парень широко улыбнулся и с грацией умудренного жизнью кота покинул комнату.

Пока Цкуру принимал душ и переодевался, наступил вечер. Но за окном было по-прежнему светло как днем. На небосводе белела аккуратная половинка луны, напоминая кусок стертой пемзы, который подкинули в небо, а он почему-то завис там и не упал.

Спустившись в фойе, Цкуру подошел к рыжей консьержке и получил у нее бесплатную карту города. Затем сообщил ей адрес турфирмы Сары, и она обвела шариковой ручкой нужный дом на карте. От отеля до офиса было всего три квартала. По совету консьержки он купил проездной – единый для автобуса, метро и трамвая. Объяснив, как им пользоваться, консьержка вручила ему еще и карту маршрутов городского транспорта. На вид ей было лет сорок пять, зеленоглазая и очень приветливая. С ней, как и с любой женщиной старше его, Цкуру было очень спокойно и естественно. Видимо, страна пребывания тут ни при чем.