выход из лаза в траншею. Перекрой его.
— Есть!
Загрохотала крышка подпола.
— Сдавайся! Вылазь, сволочь! — крикнул сержант Маковец. — Твоя карта бита, господин Станкевич.
В ответ секанул автомат. Пули пришлись по печи. Посыпались куски битого кирпича. В ту же минуту из подпола повалил едкий дым. Это он зажег там деготь, чтобы воспользоваться переполохом и выйти в траншею. Но удрать ему не удалось.
Бой затихал. Озаренная пламенем и тихими лучами занимавшегося утра, Леля умирала на руках у боевых товарищей. На ее гимнастерке горели ордена Красного Знамени и Красной Звезды.
— Как тяжело погибать, зная, что ты сделал для Родины так мало! — тихо сказала она.
— Да что ты, Лелечка! Что говоришь такое! — успокаивали ее товарищи. — Не погибнешь, будешь жить… И сделала ты немало — вон сколько! Дай бог каждому мужчине свершить на войне такое. Девчонка ты родная наша! Да ты многих из нас, мужчин, за пояс заткнула.
— Помолчите. Слушайте меня… Мою просьбу. Поклон всем нашим… Похороните меня вместе с подругами… Что там… у Миговщины… Слышь?..
— Все слышим… Все исполним, Лелечка!..
11 сентября 1942 года ее увозили в лесной лагерь на крестьянской телеге, застланной плащ-палаткой. Телега катила по дороге еле-еле… Поскрипывали колеса, шуршала под солдатскими сапогами опалая осенняя листва. Бойцы шли, опустив головы, и у каждого на глазах блестели слезы.
Могилу вырыли там, где и просила Леля, — на взгорке, близ деревни Миговщина, под кронами могучих деревьев. У гроба стояли венки из скромных осенних цветов и зеленой хвои. Были скорбные речи. Говорили представители всех отрядов. Последним сказал Спрогис:
— Пройдут годы, зарастет травой-муравой могила… Но подвиг простой ярославской девушки-комсомолки никогда не будет забыт. Он вечен. Родина-мать, советский народ навсегда оставят ее в золотых списках героев — верных своих сынов и дочерей. Прощай, Леля! Мы отомстим за тебя… Гарнизон в Выдрице разбит. Но этим месть наша врагам не кончается. Мы пойдем дальше! Мы дойдем до полной победы над заклятым врагом. Клянемся тебе в этом, Лелечка!
Гремели залпы прощального салюта, сыпались на гроб солдатские горсти земли. Шумели опечаленные сосны и ели.
Родина не забыла боевые дела отважной патриотки. Указом Президиума Верховного Совета СССР за боевые подвиги, героизм и бесстрашие в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками Колесовой Елене Федоровне посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Допрос карателей
Комендант Выдрицы обер-лейтенант Бух и его ретивый помощник обер-полицейский Станкевич очень крепко дружили между собой. Вместе делили добычу, вместе пьянствовали, а насытившись, сообща истязали арестованных, в которых никогда не было недостатка. Сейчас они сидели перед переводчиком Озолом тоже рядышком. Но уже ненавидящими друг друга волками, готовыми вцепиться друг другу в горло. Причина такой метаморфозы — падение Выдрицы. Обер-лейтенант считал, что в разгроме гарнизона виновата всецело полиция Станкевича, которая в канун нападения диверсантов и партизан изволила напиться самогонки и преступно проспала, а когда начался бой, вообще трусливо сбежала из траншей, оставив на произвол судьбы своих благодетелей. В свою очередь, Станкевич нещадно клял гестаповцев, только то и знающих, чтобы гнать в Германию чужое добро.
Сейчас они сидели у стола на одной лавке, отворотясь друг от друга, как бы подчеркивая этим, что они почти что незнакомы, а если и встречались когда, то просто так.
Допрос вел Спрогис с помощью переводчика Юрия Озола.
— Я прошу учесть следующее, — заявил перед допросом молодой, но уже оплешивевший Станкевич. — Этого толстого борова я не знал и знать не желаю. Я к нему питал, питаю, как и все мы, русские люди, большую неприязнь.
— Хорошо, — кивнул Спрогис. — Только насчет вашей принадлежности к русскому народу вы хватанули через край. Россия не нуждалась и не нуждается в таких, как вы, господин Станкевич.
Обер-лейтенант Бух, видимо, немного знал русский, потому что тут же сказал через переводчика:
— Вы это правильно заметили, господин офицер. Великая Германия тоже невысоко ценит товар этого рода. Наш большой специалист по делам восточных областей господин Розенберг остерегал нас: «Хотя они и служат нам, но доверять им нельзя. Завтра при удобном случае они продадут и нас».
— Молчи, боров! — набросился на коменданта с кулаками его невыдержанный помощник.
— Прошу прекратить грызню и соблюдать порядок, — строго осадил допрашиваемых Спрогис.
Пленные с помощью часового охраны утихомирились и еще дальше отодвинулись друг от друга.
— Вот и прекрасно! — одобрил Спрогис добровольное разъединение сторон. — Приступим к делу. Вопрос к вам, господин Бух. При каких обстоятельствах возникла необходимость в создании Выдрицкого гарнизона? Чья была идея, кто вас назначил?
Обер-лейтенант встал, ворочая толстой красной шеей, расстегнул мундир.
— Господин офицер. На ваших плечах военная форма. Кто вы? Офицер регулярной армии или партизан?
— Это для вас так важно? — поднял брови Спрогис.
— Да, это принципиально. Если вы партизан, то отвечать на ваш вопрос я не буду. Партизаны воюют не по правилам. Для нас они вне закона.
— Я подполковник Красной Армии. И от ее имени веду допрос. Вам этого достаточно?
— О, да! Одного я не понимаю: как вы здесь оказались?
— Я нахожусь на родной земле, господин Бух. А вот как и зачем вы оказались здесь, на чужой территории?
— Я выполняю приказ моего фюрера. А он нам сказал: «Наша территория простирается до Урала».
— Ваш фюрер идиот. Ему не видать Урала, как свинье неба, — вдруг вспылил Спрогис и тут же извинился: — Простите за резкость. Прошу отвечать на вопрос.
Бух, подумав, заговорил:
— Кто подал идею о создании гарнизона в Выдрице, к сожалению, не помню. Но причину вы сами знаете. Нас вынудили.
— Кто?
— Вы. И ваши лесные бандиты, варвары, из-за угла убивающие солдат фюрера, воюющих только по закону, только по правилам военного искусства.
— Говорите точнее: захватывающих чужие, земли, чужое добро, сеющих смерть по своему грабительскому закону, не щадя ни детей, ни женщин, ни стариков.
— О! Это спорный вопрос.
— Спор с бандитами, ворвавшимися в чужой дом, не имеет смысла. Продолжайте отвечать на поставленный вопрос, — сурово оборвал фашиста Спрогис.
— Я уже сказал: нас вынудили. Из южного леса было несколько нападений на Борисов, железную дорогу, на солдат при заготовке ими леса, дров… Наша главная коммуникация стала работать плохо, с перебоями. Нас ругало начальство, и мы дали слово навести покой и железный порядок.
— И как вы это делали?
— О! Вы военный человек. Зачем спрашивать об этом? На войне как на войне. Здесь только кровь и огонь, огонь и кровь. Мы имеем строгий приказ убивать в лесной зоне всех, кто попадется там без специального разрешения.
— Говорите точнее: не «имеем», а «имели». На продолжение