Читать интересную книгу НА СТРАННЫХ ВОЛНАХ - Тим Пауэрс

– В чем дело? – спросил Шэнди толстяка слегка дрогнувшим голосом. – Что, способен только лапать девиц, когда они в обмороке?

Лицо Френда стало свекольного цвета.

– Не б-будь-дь идди-ди…

– Мне кажется, он хочет сказать: не говори чепухи, Джек, – с охотой пояснил Дэвис.

– Ты уверен? – спросил Шэнди саркастически. – А мне послышалось, он хотел сказать: да, потому что только в таком состоянии их от меня не тошнит.

Лео Френд попытался что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Затем у него из носа хлынула кровь, яркие красные пятна расплылись на шелковой манишке.

Колени у него подогнулись, и Шэнди на мгновение показалось, что толстяк вот-вот грохнется в обморок или скончается на месте.

Однако Френд выпрямился, вздохнул полной грудью, поудобнее перехватил Бет и шагнул на мост.

Харвуд перевернулся на спину и несколько мгновений блаженно улыбался, глядя в небо, затем, дернувшись, осмотрелся, поморщился и поднялся, стряхивая песок.

– Мы с Фрейдом пойдем впереди, – сказал он, вступая на мост.

Шэнди и Дэвис последовали за ним, а замыкали шествие Боннет и гребец.

Однако стоило гребцу ступить на плиты моста, как он исчез, и его зашитая одежда кучкой свалилась на камни.

Харвуд вопросительно посмотрел на Тэтча:

– Твой слуга, похоже, был мертвецом?

– М-м-м… да, – отозвался Тэтч.

– А, – Харвуд пожал плечами. – Следовало ожидать. Что из праха придет, то в прах и обратится. Он повернулся к ним спиной и зашагал вперед.

Глава 13

Некоторое время они шли молча. Единственным звуком, нарушавшим гнетущую тишину, было шлепанье босых ног по плитам. Чтобы отвлечься, а заодно удовлетворить любопытство, Шэнди принялся мысленно считать шаги. Когда счет перевалил за две тысячи, солнечный свет вновь стал меркнуть. У Шэнди не было ни малейшего представления, сколько же длился светлый период.

Они, казалось, проходили теперь сквозь перемежающиеся полосы света и тени, и один раз Шэнди показалось, что он уловил запах ладана. Харвуд замедлил шаги, и Шэнди невольно глянул в его сторону.

Все они шли по центральному проходу церкви. Харвуд единственный был одет в длинный нарядный кафтан, и его каштановые волосы оказались тщательно завиты; остальная часть процессии по-прежнему выглядела так же: в драных лохмотьях, грязные, босоногие. Харвуд держал одну руку на деревянном ящике, а другой размахивал при ходьбе. Теперь у него снова обе руки, без всякого удивления констатировал Шэнди, словно во сне.

Он посмотрел вперед, на алтарь. Там приветливо улыбался им какой-то священник, но сбоку стоял мальчик-хорист, смотревший на них с большим ужасом, чем можно было бы объяснить просто их растерзанным внешним видом. Шэнди нервно оглянулся назад…

…И увидел, что мост, да и долина за ним погрузились в глубокие сумерки. Он опять повернул голову к алтарю, но алтарь уже таял, растекался серыми прядями, на Шэнди еще раз повеяло ладаном, и мост вновь стал мостом.

«Что это было? – гадал он. – Сцена из воспоминаний Харвуда? Видели ли то же самое Дэвис и Тэтч, или же иллюзия коснулась только меня, поскольку я взглянул на Харвуда именно в тот момент, когда он думал об этом?»

Шэнди заметил на плитах моста кровавые пятна. По сгусткам и каплям крови, по отпечаткам ладоней Джек заключил, что по мосту ползли двое истекающих кровью людей. Он нагнулся и тронул пальцем одно из пятен – кровь была еще свежа. По какой-то причине это открытие очень его встревожило, хотя это и казалось пустяком по сравнению со всем остальным. Впереди не было видно никого, ни идущего, ни ползущего, но Шэнди продолжал с беспокойством поглядывать вперед.

В воздухе и до этого не было особой свежести, а теперь он и вовсе стал затхлым, с неясными запахами тушеной капусты и грязных простынь. Шэнди по очереди оглядел своих спутников, и когда он посмотрел на Френда, перед Шэнди внезапно возникла сцена: толстяк был совсем молод, почти мальчишка, и хотя он двигался, не отставая от остальных, он в то же время лежал в постели. Шэнди проследил за взглядом мальчика и с изумлением увидел смутные очертания женских форм за полупрозрачными занавесками. В этих фигурах присутствовала наивно преувеличенная эротичность, как в грубых мальчишеских рисунках на стенах. Но почему у них всех седые волосы?

Сцена растворилась во всплеске белизны, и вновь под ногами были плиты моста. Нога Шэнди наткнулась на что-то, похожее на камешек, но он откуда-то знал, что это зуб. Ему стало не по себе.

Теперь под ногами был песок, и Шэнди видел Дэвиса при свете костра. Лицо того было круглее, волосы темнее, и на Дэвисе была рваная куртка офицера английского флота. Шэнди огляделся. Они шли по берегу Нью-Провиденс, правее смутно различался Свиной остров, и костры усеивали дюны с левой стороны. Но костров было меньше, и кораблей в гавани было немного. И остовы кораблей, которые помнил Шэнди, отсутствовали. Дэвис разговаривал с Тэтчем. Шэнди не слышал их беседы, но хотя Дэвис пренебрежительно качал головой и смеялся, он все-таки казался чем-то расстроен и даже напуган. Казалось, что Тэтч на чем-то настаивал, Дэвис же не отказывался прямо, а скорее просто тянул время, явно сомневаясь в искренности предложения. В конце концов Тэтч вздохнул, отступил назад, расправил плечи и сделал жест рукой, указывая на песок. Шэнди обдало жаркой волной запаха нагретого металла, песок зашевелился, кое-где стали проглядывать белеющие кости, их становилось все больше, они сползались, соединялись вместе, пока не собрались в человеческий скелет. Дэвис стоял и смотрел; его улыбка превратилась в напряженный оскал. Скелет выпрямился и повернулся к нему… Тэтч что-то сказал, скелет опустился на колени и склонил голову-череп. Тэтч взмахнул рукой, кости вновь рассыпались бесформенной грудой, а Тэтч снова начал в чем-то убеждать Дэвиса. Дэвис по-прежнему ничего не отвечал, но насмешливый скептицизм покинул его.

И Шэнди опять шел по запятнанному кровью мосту. – Скоро же мы дойдем, черт возьми? – спросил он. Заговорив, Шэнди вдруг испугался, что голос выдаст его нарастающий страх, но мертвый, стоячий воздух заглушил его слова настолько, что он едва расслышал их сам.

Не обращая на него внимания, остальные продолжали идти. Пару раз Шэнди казалось, что он слышит скрежет металла по камням, задыхающиеся всхлипы впереди на мосту, но серые призрачные сумерки не давали ничего разглядеть. Воздух стал тягучим и густым, как сироп, когда еще одна крупинка сахара – и начнется кристаллизация. И хотя это вызывало у него ужас, Шэнди все же не удержался и отыскал глазами Тэтча… и на какое-то время перестал быть самим собой.

Он был пятнадцатилетним подростком, известным беглым чернокожим рабом в горах, как Джонни Кон, хотя с того самого времени, как он однажды злоупотребил заклинаниями хунган, он перестал считаться подходящим учеником для уважающего себя жреца вуду и не имел больше права называть себя аджаникон. Эд Тэтч будет его настоящим именем, именем взрослого человека, и через три дня он может с полным правом носить его.

Сегодня первый день его посвящения лоа, который станет его проводником по жизни и чьи цели отныне он будет разделять. Чернокожие маррочы, которые растили его с младенческих лет, этим утром препроводили Джонни к подножию голубых гор к дому Жана Петро, легендарного колдуна, который, по всем свидетельствам, проживал здесь больше ста лет и, как утверждалось, сотворил многих лоа. Из-за этого ему приходилось жить в доме на сваях, потому что земля от долгого соседства с ним становилась бесплодной. По сравнению с Петро все прочие бокоры Карибского моря считались простыми каплата – уличными фокусниками.

Марроны были беглыми рабами, родом из Сенегала, Дагомеи и Конго. Им не стоило труда привыкнуть к тяжелым условиям жизни в горах Ямайки. Белые колонисты настолько опасались негров, что даже платили ежегодную дань в надежде уберечь свои поселения от грабежа. Но даже марроны отказывались приблизиться к дому Жана Петро ближе, чем на полмили. Парень в одиночку спустился по горной тропинке мимо хлевов, мимо сада, а затем вышел к самому дому. За домом протекала речка, и старик оказался там. За сваями Тэтч увидел сначала его голые ноги, костлявые и узловатые, как палки из терна. Тэтч был, конечно, бос, и, проделав несколько пассов в сторону кур, копошившихся вокруг свай, заставляя их молчать, сам бесшумно перебежал маленький дворик, подкрался к углу дома и выглянул. Старый колдун Петро медленно ковылял по берегу то и дело наклоняясь и вылавливая из воды квадратные бутыли; он внимательно всматривался в затуманенное стекло, встряхивал и прислушивался к чему-то, побарабанив по стеклу длинными ногтями, потом снова опускал бутылку в воду.

Тэтч показываться не спешил и дождался, когда в конце концов лицо старого бокора сморщилось в улыбке, когда он прислушался к бульканью очередной бутыли. Он вновь побарабанил ногтями по стеклу, затем прислушался и вновь побарабанил, напоминая заключенного камеры-одиночки, который долгое время терпеливо простукивал стены и наконец услышал ответ.