Первое письмо от Брюса пришло, когда она уже проработала пару недель. Оно было написано на листке, вырванном из ученической тетради, и почерк тоже был похож на детский. Ей подумалось, что Брюс не очень-то часто что-нибудь пишет — и это подтверждалось множеством ошибок.
«Дорогая Грейси!
Надеюсь, ты в хорошем здоровье и настроении. У нас с Фредди все очень хорошо, и мы уже расчистили и разровняли большой участок взлетной полосы. Мы уже собрали самолет, и я никак не дождусь, когда же мы поднимем его в воздух. К сожалению, погода нас подводит — некоторые участки полосы еще слишком сырые, чтобы их закончить. А тут еще мухи и комары чертовски мешают. Посмотрела бы ты на Фредди — у него лица не видно от укусов. К счастью, я им, видно, не по вкусу.
А домом заняться времени пока не было. Сначала надо было построить ангар для самолета. Есть тут одна развалюха, где мы спим, но ты бы не назвала ее уютной — это просто лачуга! Сейчас нам нужно только солнце, чтобы полоса подсохла, да еще чтобы кто-нибудь захотел полететь с нами. Я рад, что у тебя есть хорошая работа, хотя Фредди и говорит: ужасно, что ты работаешь. Я ему сказал, что когда ты сюда приедешь, тебе здесь еще как придется работать, поэтому захлопни ракушку!
Я скучаю без тебя, Грейси. По ночам я сижу у дома и смотрю на звезды и огромное пустое небо, и думаю о тебе и жалею, что тебя нет со мной. И я не могу тебя обнять, прижать к себе. Пиши мне почаще. Когда я читаю твои письма, мне кажется, что ты рядом со мной.
Любящий тебя Брюс.
P. S. Фредди передает тебе привет.
Сообщаю тебе, что самолет мы назвали „Грейс“».
Грейс перечитывала письмо несколько раз, улыбаясь природной жизнерадостности Брюса, так и бившей через край. Ее, правда, немного расстроили ошибки в письме, но затем она поняла, что все это — неотъемлемая часть бесшабашного, смелого мужчины, которого она полюбила. По крайней мере, он думает о ней и даже нашел время написать ей. На душе у нее потеплело и в тот же вечер она написала ему в ответ веселое письмо, полное забавных событий и происшествий, случившихся с ней и Эгги Клегг в Королевской больнице Северного Квинсленда.
К концу января дожди пошли с новой силой. Весь месяц ливни и грозы перемежались солнечными днями, и лужи успевали высохнуть. Но теперь клубящиеся грозовые облака постоянно висели над горами, и бесконечный поток превратил сады в озера, а тропинки — в болотца. Ничего нельзя было просушить, потому что даже тогда, когда дождь стихал, влажность была очень велика. Каждое усилие давалось с трудом, и, приходя в больницу по вязкой грязной каше, в которую превратились дорожки, она чувствовала себя так, словно на нее вылили ведро воды. Эта гнетущая атмосфера действовала на нее ужасно; у нее постоянно болела голова, и ей казалось, что она заболевает.
— Ты похожа на то, что кошка притаскивает с охоты, — как-то утром заметила Эгги, когда Грейс пришла во влажном помятом платье, с таким уставшим видом.
— Мне очень трудно в этом климате, — сказала Грейс. — Я не могу спать по ночам, и мне кажется, что силы оставляют меня.
— Ничего, привыкнешь, — сказала Эгги. — Нужно время, чтобы кровь стала не такая густая, но зато потом ты не сможешь выносить холод.
— Ну, я не думаю, что в Клонкарри будет очень холодно, — философски заметила Грейс, — поэтому чем скорее я привыкну, тем лучше.
— Вот и хорошо, значит, ты можешь пойти и помочь мне заняться старым Тедом и его искалеченной ногой, — сказала Эгги. — Доктору она не очень-то нравится. Он думает, гангрена идет дальше. Может, придется ему все-таки ее отрезать.
— Это ужасно, — сказала Грейс. Она успела привязаться к разудалому старичку, который всегда был жизнерадостным, несмотря ни на что. — И как же он будет управляться на ферме?
— Уж как-нибудь придется, — сказала Эгги. — Но если гангрену ему не остановить, она прикончит его самого.
Они пошли по крытому крыльцу, слушая, как барабанит дождь по жестяной крыше. Тед весело улыбнулся им.
— Если бы я сейчас был дома, мне пришлось бы в такую погоду идти кормить кур и свиней, — сказал он. — А сейчас это за меня делает чертов бедняга — скотник.
— Веди себя как полагается сегодня, Тед, — сказала Эгги. — И смотри, не ругайся. С минуты на минуту к тебе придет доктор.
Она начала разматывать бинт. Нестерпимый запах гниения заполнил всю комнату, и Грейс почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Но она заставила себя спокойно держать поднос, на который Эгги клала грязные бинты.
— Видно, сегодня дело худо, — стрекотал между тем Тед. — Наша сестричка из Англии аж позеленела. Что, милочка, наши австралийские раны слишком тяжелы для твоего нежного сердца, а?
Грейс прислонилась к спинке кровати, пытаясь взять себя в руки. Вошел врач, весело потирая руки.
— Ну, Тед, что ты мне сегодня хочешь показать, чего я раньше не видел? — спросил он.
— Эй, вы полегче, а то еще нога совсем отвалится, — сказал Тед, когда врач начал его осматривать.
— Ну как, доктор, хуже? — спросила Эгги.
— Да нет, совсем наоборот, — сказал врач. — Внешний слой, омертвевший, сходит, а под ним, мне кажется, появляется здоровая новая ткань. Вы только посмотрите, — я вот тут сейчас немного расчищу…
Грейс послушно взглянула. Тут стены поплыли пред ее глазами, она быстро выбежала из палаты и едва успела добежать до поручня крыльца, где ее стошнило.
— Прямо не знаю, что со мной произошло, — сказала она потом Эгги. — Доктор будет думать, что ты наняла совсем неопытную сестру.
— Да ты не волнуйся, милочка, — сказала Эгги. — Ты эти последние дни выглядишь хуже смерти. Может, ты подцепила вог. В такую погоду полно всяких вогов.
— Вогов?
«Это, наверное, какое-то ядовитое насекомое», — подумала Грейс.
— Ну, болезнь какую-нибудь, грипп или что-то такое, мы их так здесь называем, — сказала Эгги.
— Ой! — Грейс рассмеялась над собственным незнанием таких вещей.
— Почему бы тебе не пойти отдохнуть до конца дня, отлежаться как следует? — предложила Эгги. — Завтра утром ты будешь в полном порядке, вот увидишь.
Грейс с благодарностью согласилась. Она вернулась домой и легла, и сразу почувствовала себя намного лучше. На следующий день, казалось, жара немного спала и все было великолепно, пока она не пришла в больницу и не увидела, как Эгги подогревает кастрюлю жаркого на плите. Грейс снова пришлось выбежать из комнаты, и когда Эгги вышла к ней она все еще стояла, согнувшись пополам на крыльце.
— Я не хочу совать нос в чужие дела, — сказала Эгги, — но не хочешь ли ты мне кое-что сказать?
Грейс в замешательстве взглянула на нее.