за старостой, чувствую заминку в разговоре Илья.
— Да не может здоровый мужик, только женившийся не хотеть бабу, — воскликнул он, и уже потише сказал, — Извините, после того, что увидел нервы напряжены. Попросил я тут соседского мальчишку присмотреть за ними эту неделю, люба она ему была, ну не нравилось мне все это, да и сердце от тоски ныло, предчувствовало беду.
Вбегает ко мне Гошка, парнишка тот, и кричит «Дядя Миша, Агнешку куда-то в лес повели, с ней муж ее, мать и женщина, приехавшая сегодня утром.» Пока собрался сам, мужиков поднял, пока то да се, на поляне были уже никак через полчаса. Идти напрямик от деревни недалече. Приходим, а там лежит связанной моя кровиночка, мужик ее ейный что-то читает, а над головой стоит большая ваза с крышкой и придерживает ее та сама женщина. Свечки везде горят черные, откуда только взяли. Думал порешу всех сразу, мужики не дали грех совершить, схватили и держали пока не успокоился, а тут и моя девочка очнулась. Этих схватили, а она вот никак в себя прийти не может, ревет уже сколько времени.
Илья подошел к плачущей девушке, взял ее за плечи и что-то тихо стал нашёптывать, через некоторое время всхлипы прекратились, только часто судорожно хватала воздух. Ольга подошла, мягко взяла за руку и увела к пеньку, который находился неподалеку. Илья же направился к вазе, которая стояла до сих пор на камне. Старая раритетная ваза больше похожая на амфору была синего цвета с золотистым орнаментом, в котором были зашифрованы руны. Он слышал о таком артефакте, который пропал из частного хранилища во время Великой Отечественной войны. После освобождения через два месяца оккупации города Калинина (ныне Тверь) стало известно, что пропали все артефакты из хранилища. Покопавшись в архивах сотрудникам, удалось узнать какие предметы исчезли и даже достали список утерянных с их магическими свойствами. Одним из них являлась ваза «Замещения души».
— Ну и к кому же принадлежит это сокровище, кому хотели душу поменять? — Слава только насмешливо усмехнулся и, демонстративно отвернувшись, стал смотреть в противоположную сторону.
Обе женщины стояли, не шелохнувшись смотря в одну точку. При словах Ильи одна из них встрепенулась, обвела всех безумными глазами и стала рваться из рук своих охранников, крича, что они убили ее дочь.
В это время подъехала группа поддержки. Всех виновных усадили в спец автобус, а Агнессу с отцом отправили домой, чтобы вызвать на следующий день в полицию для расследования данного инцидента. Вероятнее всего на ее мужа со свекровью повесят приношение в жертву людей и занятие колдовством. Неизвестную женщину отправили в больницу под конвоем. Опустив вазу в специальный охранный ящик, Илья с Ольгой отправились вслед за спец автобусом.
Кабинет сотрудника отдела безопасности находился на первом этаже серого невзрачного здания. Кроме двух столов и нескольких стульев в нем стояли два больших дубовых шкафа, которые битком были заполнены книгами и бумагами. Успев только присесть за стол, Илья попросил привезти к нему Вячеслава Миронова. В комнату с конвоиром вошел молодой человек, так же смотревший на него с неприязнью и превосходством, как и при первой встрече на поляне.
— Я являюсь сотрудником секретного отдела и понимаю, что вы хотели сделать, поэтому давайте не будем тратить ни ваше время, ни мое. Рассказывайте все от начала до конца.
— И что мне за это будет? — усмехнулся он.
— По крайней мере совесть очистишь перед женой, которую ты хотел убить. Ведь не собирался ее душу запечатывать?
— Нет, на кой она мне, дура деревенская, я на нее посмотрел только из-за того, что она лицом похожа на мою Аннушку. Это моя жена, бывшая, я когда впервые увидел ее сразу себя потерял. Ее улыбка, взгляд покорили сразу, — видно было, что ему тяжело давались воспоминания. — Мы прожили вместе полгода, когда у нее обнаружился рак четвертой степени, врачи дали всего лишь месяц. Так и случилось, через месяц она умерла. Но я готов был к этому. В нашей семье ещё со времен войны хранилось несколько вещей, которые обладали какими-то свойствами, вот одной из вещей и была ваза «Замещения души».
— А что, кроме этого, еще было? И каким образом эти вещи попали в вашу семью?
— До войны у нас в Калинине была хорошая квартира, дед был профессором биологии и за заслуги получил ее от государства. Когда немцы оккупировали город к нам подселили немецкого офицера, мама еще была очень маленькой и в званиях, естественно не разбиралась, но видела, как вытягиваются перед ним в струнку другие офицеры. Дед пошел работать в госпиталь, чтобы помогать раненным и как-то кормить семью, он с детства хромал, поэтому на фронт его не взяли. Однажды этот офицер принес огромный рюкзак, наполненный какими-то вещами, и запретил под угрозой смерти подходить к нему, говорил, что это достояние рейха и их надо везти в Германию. В день, когда он должен был улететь, наши прорвали оборону и отбили город от оккупантов. Вещи остались у нас. Когда дед вернулся после работы, то сам открыл рюкзак и вынул оттуда эту вазу, затем там находились два амулета, ритуальный нож и какой-то круг размером со средний мяч голубого света с надписями на непонятном языке. А также два рыцарских шлема. Он много мне рассказывал, что сейчас все и не упомнишь. Кроме этой вазы и амулета, который давал читать мысли окружающих, в доме после войны ничего не осталось. Был голод, что-то надо было есть, бабушка сильно болела, у нее была врожденная болезнь сердца, а кушать было нечего, вот часть этих вещей дед отдал за продукты. Бабушка не выжила, дед успел применить вазу и спасти душу бабушки, и она перекочевала в тело соседки умершей от голода. Долго она привыкала к своему телу, но дед помогал ей во всем.
— Хорошо, давайте вернемся к нашей истории.
— А что возвращаться то, убил тесть мою Аннушку, когда крышка была открыта из нее вылетела душа и должна была заполнить тело Агнессы, а душа из тела улететь. Они прервали ритуал и остановили процесс ухода души из тела. Агнесса осталась в своем теле, а душе Аннушки было деваться некуда, и она улетела.
— И вам совсем не жалко Агнессу?
— Если бы не прервали ритуал, то она так и осталась бы дочерью старосты, но понемногу бы стала отдаляться. У нее же есть своя мать,