Читать интересную книгу Каменные скрижали - Войцех Жукровский

— Очень жаль, что ты не слышал этой речи. Ведь здесь каждый воркует только о себе, Рабиндранат Тагор лишь предлог, они влезают на его памятник, чтобы их было лучше видно… А тут такая неожиданность, тонкий анализ, мотивы сна в его акварелях, подсознание и детские религиозные представления, услышанные, неясные, но воспринятые, переданные при помощи искусства. Попытка показать гения изнутри.

— Но я знаю всего лишь несколько текстов да еще осмотрел выставленные акварели, — оправдывался Чандра, склонив голову. — Каждый бы догадался, если бы хотел честно подумать о писателе.

— Вот в этом все и дело, — захлопал в ладоши Морис, подпрыгивая на высоком табурете, — я больше всего ценю у вас способность к смелому мышлению, умение связать факты, вы всегда смотрите в корень.

— Что господа заказывают? — к ним наклонился бармен в огромном белом тюрбане, твердом, словно приторные пирожные из взбитого белка.

— Для меня ничего, — отказался француз. — Прошу меня извинить, меня оправдывает возраст и седина, — он кокетливо погладил по вьющимся, редеющим, гладко причесанным волосам. — Где тебя носило? Не смею спрашивать, с кем?

— С красивой женщиной, — ответил за Иштвана Чандра.

— Вы видели? — забеспокоился Тереи, ему вдруг представилось, что всезнающий филантроп мог и в самом деле оказаться там, в руинах, и наблюдать за ними через окна дворцов. — Вы тоже были в Фатхепур Сикри?

— Вы прошли мимо меня, когда вышли из «остина», я как раз стоял невдалеке и курил. Какое-то время вы еще разговаривали, а я пытался отгадать, кто же эта госпожа.

— Вы тоже были не один, — парировал Иштван многозначительно.

— О, да, — Чандра неожиданно рассмеялся, — простите меня за излишнее любопытство… Фатхепур Сикри, что-то вроде социалистического строительства, сразу возвели целый город, с размахом, прекрасные фасады, а жить нельзя, — забыли проверить, есть ли вода. Немногому человечество научилось. Прогресс виден, пожалуй, лишь в умении убивать. И к этому занятию не следует относиться с предубеждением, оно имеет всеобщий и научно обоснованный характер, так что трудно найти виновных… Знание законов и чистые руки — это я мой принцип.

— Ну, признавайся, с кем ты был, — наклонился к Иштвану Нагар, заговорщически подмигивая ему. — Можешь мне доверить, я равнодушен к женщинам.

— Я был с мисс Уорд, ты ее, вероятно, знаешь. Врач, борется здесь со слепотой, — небрежно ответил Тереи.

— Очень рискованное занятие, — скривился Чандра. — Слепым в Индии живется лучше, чем зрячим. Зачем открывать им глаза? Знаю несколько случаев, когда слепцы, к которым вернулось зрение, покончили жизнь самоубийством, Один убедился, что братья его обманывают, другой, что кожа любимой жены, которая заботилась о нем, покрыта пятнами, как у пантеры; потеря пигмента, мы до сих пор не знаем причин этой болезни.

Поскольку прозвучал гонг, они допили виски, и перешли в ресторан между шпалерами кланяющихся слуг.

Во время разговора Иштвану постоянно вспоминалась Маргит, это злило, как зубная боль. Иштван ждал, что вот-вот она появится в зале с каким-нибудь мужчиной, общество которого ей подходит больше. Грустный, расстроенный, он рано вернулся к себе в номер. Если бы у нее горел свет, я мог бы зайти на минутку, — оправдывался мысленно он. Конический шатер москитной сетки напоминал заснеженную вершину. Он не спеша начал раздеваться. Через плотную проволочную сетку в окне ванной комнаты было слышно, что происходит у соседа, там кто-то постанывал от удовольствия и фыркал под душем, а потом послышался мяукающий голос: — Darling[20], сколько я тебя буду еще ждать? Его раздражали эти голоса, он не хотел их слышать, но в то же время воображение невольно рисовало неясные очертания сплетенных тел под вздымающейся москитной сеткой.

Комары кусали босые ступни, жгли огнем. Тереи вспомнил, что говорил Чандра: с тех пор, как для американцев здесь построили плавательный бассейн, которым, в общем-то, никто не пользовался, в гостинице появились комары.

Иштван влез под сетку, старательно заправил под матрац концы занавеса. От подушки исходил удушливый запах камфары, рядом так и лежала сумка с деревянными зверюшками, он ее бросил, вернувшись из Фатхепур Сикри. Слуга расстелил постель, но не осмелился положить в другое место пакет.

Ему уже не хотелось вылезать из кровати, он с наслаждением чесал укушенные комарами лодыжки. Послюнив палец, смачивал вспухшие места. Иштван думал о Маргит, потом о своих ребятах, хотел показать им руины храма, но они его не слушали, прибежало стадо вороных и гнедых лошадей, поднимая тучи пыли и дыша теплыми мордами… Но это уже был сон, он искал Шандора и Гезу среди шей, грив, быстрых ног, бьющих копытами, ему снились лошади, значит, это к хлопотам.

Проснулся он рано, выспавшийся и спокойный. Остатки ночных видений смыл под душем, брился, посвистывал, когда услышал совсем близко плаксивый голос женщины.

— Darting, там кто-то в нашей ванной…

Иштван улыбнулся коварной сетке в окошке под потолком и дружелюбно сказал:

— Это я. Good morning. [21]

Он услышал, как шлепают тапки, потом отзвуки утренней ссоры. Хриплый бас успокаивал женщину, говоря, что ванная пуста, а единственная дверь ведет в их спальню.

День искрился огоньками, политые травы и вьющиеся растения галереи горели всеми цветами радуги, зелень обманчиво манила своей свежестью, которая через час исчезнет, присыпанная кирпичного цвета пылью, поднимающейся из-под автомобильных колес.

Иштван наслаждался голубизной и безбрежным простором еще не выцветшего неба. Хотя дверь комнаты Маргит была уже открыта, и знакомый кот из бюро обслуживания сидел на пороге, Иштван шагнул с кирпичной тропинки под нежаркое еще солнце и занялся машиной. Не успел советник поднять капот и заглянуть в двигатель, как рядом оказались два мальчика-боя, им было все интересно, они дотрагивались до гаек, готовые к услугам, живые и приветливые.

Двигатель работал ровно, через протертое стекло были хорошо видны белые колонны галереи, оранжево-золотые кисти цветов и красная дорога со следами от автомобильных колес.

— Хэлло, ты уже завтракал, Терри?

Маргит стояла перед ним, полная весенней свежести, глаза смотрели тепло и искренне.

— Готовлю машину к дороге.

— Когда едешь?

Он почувствовал в ее голосе легкую обиду.

— Конгресс кончается в полдень. На прощальном приеме мне быть не обязательно. Поеду пораньше. У меня много работы в посольстве.

— А может, лучше ехать ночью? Прохладнее и дорога будет посвободнее.

— Я обещал, что буду здесь три дня. В гостинице места забронированы для туристических групп Кука. Придется освободить номер.

— Отнеси вещи ко мне, зачем им мяться в чемодане, — сказала она просто, — а вечером заберешь. Мне, честно говоря, еще хочется побыть с тобой.

Не моя вина, — возразил он немного обиженный. — Ты вчера заявила, что устала.

— Вчера я действительно была утомлена. А ты что подумал? Перестань заниматься машиной, займись лучше мной. Пошли на завтрак. Потом отвезешь меня в больницу, конгресс начинается в десять, времени достаточно, чтобы тебе показать, чем я здесь занимаюсь.

— Иди, займи место. Только не заказывай для меня этой жуткой овсянки. Я вымою руки и приду.

Стоя перед зеркалом в ванной, глядя себе в глаза, Иштван немного раздраженно думал: что значит, это ее предложение оставить вещи? Вчера оттолкнула, сегодня удерживает. Заманивает, играет? А может, просто говорит то, что думает, без хитростей и уловок?

Он сгреб бритвенные принадлежности, смятую пижаму бросил в чемодан, смокинг на вешалке перенес в комнату Маргит. Повесив его в шкафу, Иштван коснулся ее платьев с такой нежностью, что сам ужаснулся.

В полном согласии, подшучивая друг над другом, как подобает добрым друзьям, они подъехали к просторному двухэтажному зданию больницы. На крытых листовым железом верандах толпились крестьянки в свекольных и зеленых сари, там было шумно и красочно. Когда Тереи поставил машину, в нос ударило удушливое зловоние дезинфицирующих средств, гноя, крови, пота, который страдание выжимает из человеческих тел. Следуя за Маргит, ему пришлось переступать через худые, очень черные ноги крестьянок. На них звенели, постукивая о бетон пола, тяжелые серебряные браслеты.

Маргит здесь любили, женщины ее приветствовали, молитвенно складывая руки, выкрикивали благословения. Полураздетые малыши цеплялись за ее руки, доверчиво поднимали к ней лица, смотрели одним глазом, поскольку второй, закрытый свернутой грязной марлей, был заклеен розовым пластырем, как окно, забитое досками крест-накрест.

— Внутри еще хуже, — предупредила Маргит, с трудом прокладывая себе дорогу, — больным не хватает места в палатах, они лежат в коридорах, прямо на циновках… Мы не хотим никого отсылать, раз человек сюда пришел, надо его постараться вылечить. Поэтому здесь так много народу. Даже в безнадежных случаях, когда зрение спасти нельзя, можно облегчить страдания. Пытаемся их научить ухаживать за глазами.