И я просыпаюсь. Всегда в одном и том же месте, на этом отчаянном «как будто», я просыпаюсь, рывком сажусь на диване, утираю струйку пота, пытаюсь успокоить бухающее сердце. Когда мне это удается, я задумываюсь. Быть может, я видела прошлое. А может, будущее. Пыль, ветер… Кто знает?
* * *
Помню, однажды я заболела. С утра проснулась от звука капель, а внутри было как-то вяло и безнадежно. Казалось, что-то холодное затаилось во мне и ждет – не дождется своего часа. За окном туман влип в небо, и я слышала, как в коридорах ветер носит старые газеты. В комнате было холоднее, чем обычно, или мне только казалось это, не знаю. Я села, подобрав ноги, прислонилась к стене и зябко повела плечами. Мой старенький плед, обычно такой мягкий и теплый, оказался вдруг тонким и каким-то обветшалым, словно постарел за эту ночь на тысячу лет.
А капли падали. С каким-то гулким звуком, как будто в медный таз с водой – бульк, бульк, бульк – очень медленно, очень близко от меня. Я попыталась укутаться в плед и хоть немного согреться. Ничего не получилось. В Здании огромное количество всякого тряпья, старые ватники, фартуки, детские ползунки, рваные простыни с желтыми разводами, подтяжки, цветастые юбки. Пожалуй, из всего этого можно было бы выбрать что-нибудь, чтобы согреваться в холодные дни, но я не могла себя заставить. Одна мысль о том, что я завернусь в какой-нибудь старый полушалок, пахнущий плесенью и бензином, приводила меня в ужас, который сродни отвращению. Мне почему-то казалось, что тогда я сразу стану частью Здания, его собственностью с правом аренды и продажи. Наверное, когда-нибудь я сломаюсь и решу, что уж лучше в тепле и принадлежности, чем так, когда зуб на зуб не попадает. Все может быть. Надеюсь, это случится нескоро. А пока я мерзну. Вот и тогда тоже.
Все вокруг было как-то зыбко и странно, словно воздух стал прозрачной ватой. Ни одного звука не долетало, даже шуршание газет раздавалось где-то очень далеко и тихо. Время огибало мой диванчик двумя медленными потоками, а я находилась вне времени, и только капли падали вниз, рождая неожиданное эхо. Плотная тишина глотала звуки и не могла насытиться. Я слушала свое сердце. Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Как капли, тоже очень медленно. Кажется, они даже вошли в один ритм, какой-то равнодушный, ленивый танец. Тук-тук… бульк… тук-тук… бульк… Тишина заполняла мою комнату, как аквариум, а капли падали где-то очень близко, невероятно рядом, над самым моим ухом. Где-то глубоко внутри меня тихонько шевельнулась тревога: где? В моей комнате никогда ничего не происходит, просто не должно ничего происходить, потому что это МОЯ комната. Как трудно, оказывается, повернуть голову. Глаза болят. Пусто. Слева от меня – окно, справа – дверь, напротив – хромой стол и стена. Пусто. А капли падают. Бульк…тук-тук… бульк… тук-тук… бульк… Что-то изменилось. Тревога подняла лохматую голову и заворочалась. Бульк. Бульк. Бульк. Неуловимо быстрее. И сердце. И капли. И еще раз сердце. Они связаны, оказывается, и капли тянут за собой сердце, убыстряя темп. Бульк, бульк, бульк… Я покрылась холодным потом и задрожала, кутаясь в плед. Как холодно, сердце, как холодно… Ну, не бейся ты так!
Бульк, бульк, бульк… Я не хочу зависеть от этих капель, которых даже не вижу, я не хочу слышать это тоскливое бульканье, не хочу дышать ватным воздухом. Уймись, сердце! Бульк, бульк, бульк, бульк… Хватит! Я зажимаю уши и мотаю головой, пытаясь разорвать нить, связывающую меня и капли. Но они падают так близко, почти во мне, почти под сердцем, и все быстрее, быстрее, быстрее… Бульк, бульк, бульк… И сердце колотится, как после очень долгого бега, лихорадочно и безнадежно, а капли смеются и спешат, спешат, тянут за собой сердце, быстрее, быстрее, быстрее… Хва-тит! Бульк-бульк-бульк-бульк… Мне не хватает воздуха, сердце бухает в ребра, словно ему там тесно, кидается то вниз, то к горлу и рвется наружу. Бульк-бульк-бульк-бульк-бульк… Воздух обжигает легкие, какой-то сухой, неправильный воздух, да что же это такое, Господи… Бульк-бульк-бульк… Я не выдержу этого, еще секунда, и меня разорвет изнутри, и сердце уже разбилось в кровь, куда же ты, стой!… Бульк-бульк-бульк-бульк! Ни секунды перерыва, да как же это, я ведь умру сейчас, я руками зажимаю горло, чтобы сердце не выскочило, я хриплю, задыхаюсь, какие-то красные пятна, хватит, хва-тит, не на-до! Бульк-бульк-бульк-бульк! Да что же ты, сердце, что же ты, сердце, что же ты, что же ты, что-же-ты, что-же-ты, что-же-ты-что-же-ты-что-же-ты!!! Булькбулькбулькбулькбульк!!!!!!!
НЕТ!!!!
Тук… тук… тук… тук.
Тишина.
Холодно.
Ветер.
Ветер шуршит старыми газетами в коридоре.
Ветер хлопает незапертыми дверьми.
Я плачу.
В тот момент я даже не испытывала ненависти к Зданию, только какое-то тоскливое недоумение: за что? Голова кружилась, в ушах звенело. Как все-таки холодно сегодня. Я спрятала заледеневшие руки под плед, потом прижала ладонь ко лбу – словно к доменной печи, чуть не обожглась. Нет, – сказала я себе – нет, этого нельзя допустить, я не могу, не имею права болеть Здесь. Нужно было что-то делать, как-то бороться. По спине гулял озноб, болели суставы. Да что же это такое, в конце концов, неужели ему мало того, что я исходила сотни километров по нескончаемым коридорам, неужели надо совсем меня уморить, чтобы все было хорошо?…
Тишина, густая тишина. Я знала, что нельзя сидеть на одном месте, но не могла заставить себя подняться. Надо было встать, спуститься в подвал, набрать еды, надо было собрать щепок и газет, найти спички, которые каждый день оказывались на новом месте; еще надо было отыскать аптечку, которую я заприметила недавно на одном из этажей – вот только на каком? Конечно, рискованное это дело – принимать микстуры Здания, но мне слишком плохо, чтобы привередничать. Только бы встать. Здание не пожалеет меня, оно воспользуется моей слабостью и сотворит что-нибудь такое, о чем лучше не думать. Встать – мне обязательно нужно встать.
Я пришла в себя от громкого, бьющего по нервам скрипа, повернула голову и попыталась испугаться. Не получилось. Дверь в мою комнату открылась и качалась, поскрипывая, под напором сквозняка. Я долго пыталась понять, что меня так тревожит в этой открытой двери – ну, сквозняк, ну, подумаешь…
А потом поняла, и что-то тоскливо оборвалось внутри. Она не может открыться. Она не имеет права открыться и скрипеть. Я смазывала вчера петли, а вечером, перед сном, закрыла дверь на задвижку. А теперь – ни задвижки, ни даже следа от нее не было, и петли скрипели пронзительно, въедливо. Я ко всему уже привыкла, но ЭТО БЫЛА МОЯ КОМНАТА. В ней не может ничего происходить. Это единственное место в Здании, где я хоть чуть-чуть – дома. Если мне уже выделили именно ее, так оставьте же меня в покое хотя бы здесь, в этой моей конуре! А за сегодняшнее утро это второе вторжение на мою территорию. Да как ты смеешь, ты, жалкое запутанное отродье, как ты смеешь отнимать у меня последний клочок свободы, мой тихий чистый угол, в котором Ничего Никогда Не происходит!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});