оказались не настолько серьезны, чтобы иметь возможность снять отдельное здание, а реакцию жителей, обнаруживших в своем доме целую толпу ядовитых змей, можно было предсказать. Поэтому Миша всячески изображал простого торгаша-кооператора – носил туда-сюда пустые картонные коробки и поддерживал дружеские отношения с бабушками у подъезда. Слово «змея» было под строжайшим табу, и произносить его на территории крошечного тогда городка Пушкина компаньонам категорически запрещалось. Так они и жили некоторое время – тщательно конспирирующиеся Миша со своими спонсорами с одной стороны, и ничего не подозревающие жители дома – с другой, вежливо здоровающиеся при встрече и вполне довольные друг другом. Пока не наступило это летнее утро… Улыбающийся Миша шел с электрички. Светило солнце, рассыпая по оставшимся после ночного теплого дождя лужам золотые искры, которые отражались в глазах будущего миллионера алмазным блеском. Мокрые воробьи сыпали брызгами и дрались над хлебной коркой, оглушительно вереща, редкие еще машины неторопливо урчали, выплевывая в пронзительную утреннюю свежесть сизые выхлопы. Навстречу вприпрыжку бежал радостный мальчишка. Все было спокойно и благостно… «Дядька, дядька, хочешь змей посмотреть? – закричал мальчонка, поравнявшись с Мишей. – Туда иди, там все смотрят!» И он ткнул пальцем в сторону конспиративного подвала. Возле подъезда стояла гудящая толпа, немедленно отреагировавшая на появление арендатора выдвинувшимся из нее милиционером. Как обычно, Мише просто не повезло. В одной из квартир прорвало трубу, и сантехники вынуждены были вскрыть замок в подвал – чтобы всего лишь перекрыть вентиль. Увиденное поразило их настолько, что они отказались там работать, пригласив начальство ЖЭКа, а уже те, в свою очередь, вызвали милицию. Ясное дело, тут же подтянулись и жильцы дома, возглавляемые приподъездными старушками. Вся эта масса активно выражала возмущение и несогласие, убедительно доказав свою правоту договором аренды, где ясно было сказано: под промтоварный склад. Унылому Мише было тут же выписано предписание об освобождении помещения от змей. Нужно сказать, люди тогда были мягче и ни о каком немедленном выселении даже речи не шло – на исполнение щедро отмерили две недели.
Через два часа я выслушивал эту историю, сопровождающуюся заламыванием рук и просьбами приютить зверей. Совсем ненадолго, на эти самые две недели.
– Ну придет комиссия, посмотрит, что мы все убрали, все успокоятся и я сразу заберу змей обратно. А ты можешь за это даже подоить гюрз – ну посуди сам, тебе же выгодно будет! – Мишка убеждал меня, чуть не плача от безысходности. – Они все сытые, их даже кормить не нужно, ну выручай!
Я мучительно соображал. Четыре десятка крупных гюрз… Если в имеющиеся свободные террариумы посадить по 3–4, чуть уплотнить моих… В принципе, ничего невозможного. Усложнится уборка, сильно повысится степень риска – мелочи по сравнению с возможностью получить пару грамм дармового яда. Я даже согласился приютить Мишиных любимиц, пару молодых анаконд, найдя место и для них. Только от одной змеи пришлось отказаться – от четырехметрового тигрового питона. Найти площадь для него не удавалось при всем желании. На следующий день я получил кучу шевелящихся мешков, благополучно всех уплотнил, рассадил и на время выбросил из головы чужие проблемы. Но переполненное хозяйство серьезно напрягало, риск получить укус из террариума с беспорядочной кучей змей увеличился многократно, и когда спустя две недели я услышал Мишкин голос, я вздохнул с облегчением. Однако он звонил всего лишь извиниться и предупредить, что животные пока остаются у меня. Совсем немного, чуть-чуть – комиссия еще не приходила.
– А питона-то хоть пристроил?
– Да некуда было, я его посадил в чехол от матраса и спрятал в кладовку – там тепло, ну что ему пару недель будет, полежит.
Дней через десять дверь распахнулась, и я увидел Мишу. Это был не тот человек, которого я знал многие годы. В глазах его вместо радости плескался настоящий ужас, руки подрагивали, а лицо посерело, как после тяжелой болезни. Нервно похрустывая пальцами, он произнес:
– Все, теперь меня посадят…
И нижняя губа жалко задрожала, соглашаясь с приговором.
– Меня немедленно арестуют и будут судить…
Мишка сидел на стуле, непохожий на себя, раздавленный, потерявший весь свой оптимизм и веру в светлое будущее, и всхлипывал.
– Мне стало жалко питона, – начал он рассказ, слегка успокоившись. – Он же две недели сидел в мешке. Ему нужно пить, ему нужно хотя бы нормально лечь! А комиссия все не шла! И я решил поставить в кладовку шкаф и посадить питона туда. Там же тепло, там даже обогрев не нужен! Я даже лампочку в кладовке выкрутил, чтобы никто не совался – ну кладовка и кладовка, что такого! А сегодня пришла комиссия. Ты не поверишь, целых шесть человек: представитель ЖЭКа, милиционер, пожарный – толстый такой дядька, противный, – еще из исполкома, из СЭС и из совета ветеранов. В принципе довольно доброжелательные, не кричали, права не качали, зашли в подвал, даже похвалили меня, что все выполнено, никаких змей, все убрано. Я им улыбался как мог, клятвенно заверил, что террариумы мы тоже увезем и будем использовать подвал только как склад – только уйдите, наконец. Они все осмотрели, остались очень довольны и начали писать акт осмотра. И тут одного дернуло к двери в кладовку. «А тут у вас что?» Мерзкий старикашка, так бы и удавил, если бы не он, ничего бы не произошло! Кладовка, отвечаю, только там ничего нет, пустая. Даже свет не горит. А тут пожарный – ничего, говорит, у меня фонарик есть! И вытаскивает из кармана фонарик. Ну скотина, скотина!!! А что мне делать? Они дверь открыли и все, представь, ВСЕ в эту кладовку набились. В темноте! И на шкаф светят! «А в шкафу что?» Я им говорю – пустой шкаф, не открывайте! Сейчас, говорит пожарный, посмотрим. И тянет дверку на себя. А питон же злой, да еще три недели не жрал, ты же понимаешь… И представь картину: в темноте, где все это безобразие освещает паршивый лучик, где они стоят притирку друг к другу – идиоты, идиоты! – из открывающейся двери шкафа вылетает метра на полтора четырехметровый питон с полностью, на всю ширину распахнутой пастью – зубы торчат, все как положено, – и это прямо в лицо. В лучике фонаря… Пожарный как стоял, так упал на спину и руками вот так задергал, – Миша сделал несколько судорожных движений руками перед грудью, – и хрипит. Остальные кричат. Мы с милиционером пожарного подхватили и на улицу, на лавочку. А он все дергает руками, дергает и хрипит. Страшно так… Но это еще не самое плохое, – Мишка, слегка оживившийся во время рассказа, снова погрустнел. – Не самое…
– Миша, что? – мое воображение рисовало ужасы вроде сожранного