Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и что теперь будем делать? – спрашиваю я.
– У тебя есть кто-нибудь дома? – интересуется герр Силверман.
– Нет. Мама в Нью-Йорке.
– Тогда мы едем ко мне.
33
В такси герр Силверман всю дорогу обменивается эсэмэсками с кем-то, кого он называет Джулиусом.
Судя по выражению лица герра Силвермана и по тому, как он сердито тычет пальцем в телефон, этот самый Джулиус явно не в восторге от моего появления в их доме, но я ничего не говорю и не задаю лишних вопросов, хотя у герра Силвермана такой вид, что мне хочется прямо на ходу выскочить из машины, выкатиться на тротуар, а затем убежать прочь – в крови и синяках – и сесть на поезд до Нью-Джерси.
Я, типа, слегка психую насчет того, что ему наболтал, словно это было ошибкой выложить все как на духу. И я боюсь, что он уже никогда не будет смотреть на меня так, как раньше: то есть в лицо он, конечно, будет мне улыбаться, а за глаза скажет этому своему Джулиусу, что его от меня тошнит. Я продолжаю убеждать себя, что герр Силверман не из таких, что он хороший и понимающий, но теперь мне уже трудно верить ему на все сто процентов.
Когда мы подъезжаем к его дому, счетчик успевает нащелкать больше двухсот долларов, и я настаиваю на том, чтобы расплатиться своей кредиткой, хотя герр Силверман и говорит, что это вовсе не обязательно. Он ведь учитель, и я знаю, что две сотни баксов для него куча денег.
Дрожащей рукой я просовываю кредитку в окошко в пластиковой перегородке между нами и водителем, но герр Силверман делает вид, будто не замечает, что я трясусь как овечий хвост.
Я даю таксисту восемьдесят долларов чаевых – и к черту Линду, которая заплатит по счетам, – но моя рука до сих пор дрожит, и цифры которые я написал, практически невозможно разобрать.
– А это нормально? – спрашиваю я герра Силвермана слабым голосом, пока мы поднимаемся по лестнице.
– Что именно?
– Приводить ученика в свою квартиру.
– Ну а ты-то сам как, нормально?
– Да, но разве школьные правила не запрещают делать такие вещи? Я хочу сказать… Не хочу создавать вам проблемы.
– Ну, я действительно верю, что у нас есть смягчающие обстоятельства. А если ты никому не скажешь, никто и не узнает.
– Ладно, – киваю я и засовываю дрожащие руки в карманы.
Если бы какой-нибудь другой учитель сказал такое, я решил бы, что он осуществляет какой-то извращенный план, но только не герр Силверман, говорю я себе. Ему ты можешь доверять.
Уже у дверей квартиры он вставляет ключ в замочную скважину и говорит:
– Джулиус, парень, с которым я снимаю квартиру, уже дома и давно спит.
Я киваю, потому что, скорее всего, этот Джулиус – партнер герра Силвермана, и я задаю себе вопрос, а не злится ли на меня Джулиус за то, что я отнимаю у герра Силвермана кучу времени, а теперь еще и вторгаюсь в их личное пространство. И в глубине души начинаю жалеть, что приехал сюда и что вообще позвонил своему учителю по холокосту.
Герр Силверман открывает дверь в квартиру и громко говорит:
– Джулиус? Я здесь с Леонардом. – (Нет ответа.) – Проходи, – приглашает меня герр Силверман, и я иду за ним в комнату с кожаным диваном, над которым висит огромная картина с изображенным на ней голым деревом, что напоминает мне о японском клене за окном моего класса продвинутого английского и то, как по-свински я обошелся с миссис Джиавотелла, отчего у меня снова начинается депресняк.
Дерево на картине стоит в окружении отрубленных голов известных политических лидеров: Бенито Муссолини, Иосифа Сталина, Адольфа Гитлера, Ганди, Рональда Рейгана, Джорджа Вашингтона, Фиделя Кастро, Тедди Рузвельта, Нельсона Манделы, Саддама Хусейна, Джона Фицджеральда Кеннеди и еще дюжины других, которых я не знаю. Кажется, будто головы упали с дерева, точно перезревшие плоды. А все полотно было перечеркнуто гигантским красным крестом, словно его кто-то выбраковал. Никогда еще я не видел столь сильного произведения искусства.
– Присаживайся, – предлагает герр Силверман. – Я сейчас вернусь.
Он слегка приоткрывает дверь спальни и проскальзывает внутрь, не давая мне возможности увидеть, что там внутри. Он, типа, практически вжимается в дверной косяк, так как дверь открыта буквально на десять дюймов, и поспешно захлопывает ее.
Я слышу перешептывание и явно не принадлежащий герру Силверману сердитый голос, который словно ветер, что треплет голые ветви дерева.
– Это не входит в твои обязанности, – на повышенных тонах говорит Джулиус.
– Тсс, – останавливает Джулиуса герр Силверман. – Он может тебя услышать.
Они на минуту замолкают, а затем до меня снова доносится яростный шепот.
Наконец дверь открывается, причем опять на десять дюймов, оттуда осторожно выскальзывает герр Силверман и плотно закрывает ее за собой.
– Ваш сосед злится, что я здесь, – говорю я.
– Он просто устал. Утром ему рано вставать на работу, и он боится, что мы будем мешать ему спать. Но мы постараемся не шуметь.
– Я слышал, как он говорил вам, что это не входит в ваши обязанности. И он прав. Мне не стоило вам звонить. Не стоило втягивать вас в свои неприятности.
– Ничего страшного, – успокаивает меня герр Силверман. – Я рад, что ты мне позвонил. Утром я познакомлю тебя с Джулиусом. После хорошего сна он явно будет настроен более благодушно.
– Он ведь ваш парень, да?
– Да.
– Хорошо, – произношу я и сразу чувствую себя форменным идиотом, – можно подумать, герр Силверман нуждается в моем одобрении и вообще.
– Вот, – протягивает мне руку герр Силверман.
Передо мной оказывается маленькая коробочка, завернутая в белую бумагу.
Я разворачиваю и открываю ее. И буквально через секунду понимаю, что́ там внутри.
Это дедушкина «Бронзовая звезда», только сейчас она накрыта бумагой, раскрашена и ламинирована. На медали бронзовый знак «символ мира», а на ленте – мои инициалы затейливыми буквами.
– Если тебе не нравится, пленку и бумагу можно снять, – говорит герр Силверман. – Сама медаль какой была, такой и осталась. Я собирался отдать ее тебе завтра после занятий. Помнишь, ты как-то говорил, что хочешь изменить отрицательный смысловой аспект на положительный?
Я не знаю, что и сказать. С одной стороны, подарок, типа, очень банальный, но с другой – удивительно в тему, более того, это единственный подарок, который я получил на свой восемнадцатый день рождения, который, собственно, уже почти прошел.
Однако по непонятной причине вместо того, чтобы сказать спасибо, как сделал бы любой нормальный, хорошо воспитанный человек, а может, потому, что, как мне кажется, это могло быть действительно важным, я говорю:
– А вы счастливы с Джулиусом? Я имею в виду, вы его любите? А он вас любит? У вас прочные отношения?
– Почему ты спрашиваешь? – Теперь на лице у герра Силвермана написано явное беспокойство, словно мой вопрос его слегка ошарашил.
Я не отвечаю ему, а продолжаю гнуть свою линию:
– А вы писали себе письма от будущего Джулиуса, когда учились в школе?
– На самом деле писал, – говорит герр Силверман. – В метафорическом смысле, безусловно.
Я немного успокаиваюсь и уже не чувствую себя натуральным психом из-за того, что сижу тут и представляю, как герр Силверман тяжело переживал в школьные годы из-за своей сексуальной ориентации и писал письма от людей из своего будущего – людей, которые смогут и понимать, и слушать его, и относиться к нему как к равному, не требуя, чтобы он что-то там из себя воображал. Людей, которые могут спасти его. Значит, герр Силверман в моем возрасте верил в существование таких людей, а затем дожил до своих лет, и если он реально счастлив, то получается…
И неожиданно я начинаю злиться на себя за подобные мысли, ведь где-то в глубине души я все равно считаю это полным бредом, и если я позволю себе поверить в полный бред, то впаду в еще большую депрессию, когда случится очередной облом или меня кинет герр Силверман и я не смогу больше верить ни в него, ни в его систему взглядов на жизнь. Но по какой-то непонятной причине я вдруг решаюсь и прицепляю дурацкий символ мира к футболке, там, где сердце. Может, потому, что герр Силверман сегодня и так поимел из-за меня настоящий головняк, может, потому, что я многим ему обязан, и вообще, мне не трудно прицепить эту чертову медаль к футболке.
– Смотрится хорошо, – неожиданно улыбается герр Силверман.
– Спасибо, – отвечаю я.
И тут на меня наваливается такая усталость, точно мне все уже пофигу, точно я уже полностью иссяк.
– Леонард, я хотел бы позвонить твоей маме. Можно?
– Зачем?
– Ну, утром нам предстоит решить целый ряд проблем.
– Типа, каких?
- Нет худа без добра - Мэтью Квик - Современная проза
- Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу - Альфред Дёблин - Современная проза
- Тот, кто бродит вокруг (сборник) - Хулио Кортасар - Современная проза
- О чудесном (сборник) - Юрий Мамлеев - Современная проза
- Счастливые люди читают книжки и пьют кофе - Аньес Мартен-Люган - Современная проза