и соседские ребята так же на выпас пришли.
Так что, помимо моих друзей, было еще шестеро парней: Кнес, Хельг, Томил и три холопа, один моей семьи Крист, по младше меня. И два холопа, принадлежащих семье Томила.
А собраться просто так и посидеть нам некогда, вот зима придет, там со временем для забав будет получше, хотя уже и невместно посиделки устраивать, мы же теперь мужи, а не дитяти, которым лишь бы поиграться. Хотя почесать языками немного все же собирались.
О, кажется, что-то интересное пошло, а не рассказы Гостивита о духах, чес слово, задолбал уже с ними, фанатик наш доморощенный, может, стоит его Рознегу в помощники сосватать, пусть мучается, я сладко зевнул и вслушался.
— А вы слышали, что Добрыне пришлось дом свой спалить самому, домовой спасу не давал, — раздался голос Кнеса. Сосед и знакомый по селу. Постарше нас на год, и он в прошлой године испытание проходил, весьма здоровый парень с меня ростом, но в плечах шире, добрый малый.
— Это которого? — лениво поинтересовался Томил, такой же старшак. У его семьи большие поля для засева и холопов больше, чем у нас, но лично старому Яромиру он не особо нравился, да и мне по нутру не пришелся. Пакостный и злопамятный стервец.
— Который в Логовом жил, — хмыкнул Кнес.
— Знаем, знаем, — степенно покивал Хельг. — Отец у которого то ли свей, то ли дан. Хрен разберешь, в общем, северянин. Рыбалкой в основном промышляла его семья, да к моему отцу они присоединялись, когда тот шел в набег.
— Так, вот домовой у них завелся еще в прошлой године. Поначалу вроде несильно бедокурил, то обувку по двору раскидает, то еще чего мелкого. А тут совсем продыху перестал давать. На Марысю, жену Добрыни, чан опрокинул, когда она похлебку готовила, та чудом не обварилась. А в самого Добрыню топором запустил, обухом по голове прилетело. Это они еще как-то стерпели, да и дары ему принесли, чтобы тот успокоился.
У Добрыни сынишка был, Мыкитка, четырех годков. Так домовой его в ведре утопил. На глазах Добрыни и Марыси. Они сына своего из ведра вдвоем вытащить не могли, домовой держал. Пока тот не утоп.
— Ха, наверняка жинка Добрыни и не уследила, да на домового несет, — выдал Томил.
— Если бы, — не согласился Кнес. Марыся, как увидала это, так такой крик подняла, что все соседи сбежались, так что видаков много было.
— И чаго дальше-то было, зачем дом-то спалил? — Гостивит решил поторопить Кнеса.
— Ну Добрыня со знающими людьми поговорил, даже к волхву Рознегу ездил, к родичу Яромира. И тот сказывал, что дом, да и все остальное, сжечь надобно. Вещей из того дома брать не след. А пепелище следует с солью перепахать. Тогда домовому конец и наступит. А Добрыня и так добрым нравом не отличался, а тут еще и первенца погубили, ну он так и сделал. Извел, значится, домового.
— И куда они теперь, на зиму-то, кому они нужны такие? — ну от Томила, я иного и не ожидал.
— Вроде как к Родичам в Староград отправился, ему помогли в дорогу собраться. Возможно, по весне и вернутся, — Кнес пожал плечами.
Мда, вот такая история с домовым, ежели правда это, то не очень он и похож на доброго домашнего духа. Скорее наоборот, злыдень еще тот, с такими же шутками.
— Жестоко, — протянул я. — Вот так сына потерять.
— Так поначалу-то хорошо даже было, он помогал. А у Марыси молоко перестало скисать, да и так по мелочи. А вот как вышло, — добавил Кнес.
— А вы знаете, что после празднества и вашего испытания случилось? — начал Томил. — Мы как раз с отцом спустя два дня приезжали.
— Неа, неа, а что было? — заголосили ребята с интересом.
— Пришлому стало плохо, так его к Снежане и отволокли, не к Рознегу же, не стал бы он помогать. Так она его подлечила, а как ему полегчало, он на нее напал.
— И что, убил, что ли? — раздался голос Хельга.
— Неа, ударил сильно.
— А зачем напал-то? Она же ему помогала? — недоуменно спросил Гостивит.
— Мне откель знать, напал и напал. Может, пограбить хотел, а может, и снасильничать. И нет, не убили Снежану, пришлого ее светлячки на смерть за жалили.
— Фу, она же старуха, — протянул Дален.
— Ну, неудивительно, с такими-то защитниками, — протянул Хельг.
— Эт да, — согласился с ним Кнес.
Светлячки у Снежаны — это местный феномен и совсем даже не насекомые, а я даже и не знаю, как это назвать. Но местные прозвали светлячки, не сильно заморачиваясь, светит и светит. Так чти светлячки, два полупрозрачных шарика размером с кулак взрослого мужчины, которые переливаются синим светом и постоянно таскаются за Снежаной, а точнее, летают рядом с ней. И ежели чем человек им не приглянется, они могут его начать тихонько жалить, пока Снежана не утихомирит. Видимо, и убить своими прикосновениями могут, как выяснилось. И жалят они всем своим телом, словно эдакие летающие медузы.
— И что, что старуха, не баба, что ли, может тоже ласки хочет, — и Томил заржал над своей шуткой.
— Скажешь тоже, баба, — протянул Дален.
— Ну вот смотри, недавно возле Щецина теленок двухголовый родился, я сам видел, по весне, когда с Отцом остатки зерна сбывали, а грят еще, что он молвит человеческим голосом, но то я сам не слышал, врать не буду. А откуда теленок человеческий голос знает, может, от семени людского и народился, тут на корову-то залезли, а ты старая, старая, — и вновь засмеялся.
— То, что теленок, али еще кто, может двухголовым родиться, али с пятой ногой, про-то я слышал, такое бывает, но семя здесь человеческое ни при чем, да и сомнение есть, что от такого союза, — я аж хмыкнул, — вообще народиться кто может.
— Ну, не скажи, мне тятя рассказывал, что когда был молод, в Киеве был, и там медведь девицу скрал и жил с ней как с женой, и от него она понесла, медвежата у нее народились, — начал Хельг. — Кто — то