Идти по этому следу, словно по проложенной ковровой дорожке. Неторопливо, зная, что жертва никуда не уйдет. Она будет загнана в угол, как всегда, одержимая тревогой преследования и паранойи. Потому что каждый темный закуток улицы будет смотреть на нее острыми глазами хищника.
Но вот жертва споткнулась на оставленном чужом мусоре. Металлический хлам из неубранных запчастей с грохотом рассыпался по улице под заплетающимися ногами. Никто даже не выглянул в окна, прорубленные в стенах наклепанных к массиву здания контейнеров. Никто не отреагировал на грубую испуганную брань. Но нет, всем не страшно. Хуже. Всем просто плевать.
В жалких зассаных переулках бурой столицы Фарэи всем было плевать, кто ходит у них под окном. Индустриальный мелкий городишка, собранный будто из хлама гаражной мастерской, носил гордое звание столицы лишь за самый крупный ближайший космопорт. Что же до жителей в нем, то они славились равнодушием.
Кири любил этот город в двойное полнолуние. Он всегда был полон грязи и уродства. Но в алые ночи он приобретал особые оттенки суеверного страха, которые питали его лучше всякой еды.
Охота в такие ночи особо вдохновляла.
Чужой пульс стучал в ушах подобно зову. Запах пота смешивался с горьким запахом недавней кончи. Жертва боялась. Знала, что нарушила правила полнолуний. И все равно надеялась безнаказанно уйти.
Кири преследовал жертву, наслаждаясь нотами страха. Ведь страх – это только часть его приговора. Прелюдия. Подобная страху, который час назад испытала его юная жертва насилия.
Мужчина убегал по узким проулкам. Спешил к кораблю. Но до порта еще слишком долго и далеко. Бессмысленно торопливо срезать путь.
Одинокий фонарь выхватил толстый силуэт жертвы. Наспех накинутые вещи, перекошенный жилет, всклоченные волосы блеснули жирными прядями. Мужчина задыхался на бегу от страха, но все равно обернулся, пытаясь выхватить взглядом тьму, что следила за ним.
Кири лишь мягко прижался спиной к железной стене, сливаясь с ней и замирая, когда слабый в темноте человеческий взгляд мазнул по нему. Но город любил своих жителей, а юный охотник в нем вырос, зная, как лучше скрываться во мраке.
Щекой он мягко прижался к рифленой стене. Прикрыл глаза, чтоб ненароком не блеснули. Грудь замерла на выдохе, а ладони мягко коснулись металла. И в этой тьме словно не стало ничего. Не было в ней охотника. Не было человека. Только дитя Фарэи, застывшее, будто посреди признания в любви своему ареалу обитания.
А потом жертва метнулась дальше. И Кири мягко шагнул следом из тьмы. Мелкий, почти щуплый, одетый в черное, чтоб легче скрыть следы своей дикой охоты. Он взглядом гурмана смотрел в спину жертве, вкушая не запах, но эмоции, выкрученные почти на пик.
Глядя мужчине вслед, и утекая ему в слепую зону, Кири под конец охоты наслаждался процессом травли. Он наслаждался главным десертом своей алой ночи. Как воплощением дрянной и тупой похоти, что еще ходит по земле, концентрируя в себе чужую боль и слезы. Не более чем гнилой сосуд, который будет не жалко вскрыть, выпуская последнее ценное, на что он еще годен. И этот навар эмоций теперь… боялся сам. Доходил до финальной точки брожения, как настоянный напиток, что послужит этой ночью лучшей цели.
Во время следующей тьмы, когда сердце жертвы стучало едва ли не в горле, Кири шагнул чуть шире и быстрей, и тонкие когти легли мужчине на липкую шею и чуть сжались, точно пронзив несколько нервных узлов.
Жертва не успела ударить в ответ и в тот же миг онемела. Руки обвисли как плети, страх парализовал мысли. А когти охотника удлинялись, вырастали под кожу, заставляя каменеть шею и ряд позвонков. Пульс мужчины участился, сильные удары будто выдавливали язык из глотки. Адреналин хлынул в кровь, обостряя все чувства. Кири даже заставил его повернуться. Потому что так страх жертвы будет сытней.
Он заслужил это. Так бы сказали почти на каждой планете. На каждой, кроме Фарэи, где отсутствовал закон. Но ночами, вроде этой, иногда расплата могла прийти за любым. Всех здесь на пиратской планете было за что покарать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Конкретно этот даже сегодняшней ночью не удержал себя от соблазна. Любитель клубов с красотками помладше. Он никогда не брезговал приставить к чужому виску пистолет. Вот и сегодня поймал милашку, засунул в подвал, отыгрался в свой кайф, словно желая кому-то доказать, что алая ночь такая же, как остальные.
Словно этой ночью он как всегда успеет сбежать. Оставит позади чужие горькие слезы. Оставит проклятия и тихие мольбы.
Из-за таких, как он, Фарэя никогда не избавится от негласного рабства. Из-за таких на планету частенько воруют красивых детей. А потом у них нет ни прав, ни свободы. Повезет, если приглянутся кому-то в команду. Тогда их выкупят, вылечат, обучат убийству. А через десяток лет, слившись с пиратами, озлобившись, проникнувшись духом гнили, почуяв свободу, они сами продолжают порочный круг.
Мужчина, конечно, как и все, слышал байки про ночного хищника, но пренебрег ими. Действительно, кто поверит, что на Фарэе живет мстительный «призрак». Говорили, что он только карает насильников. Шептали, что иногда спасает людей. Девушки о нем молчали, но иногда что-то знали. Пираты порой пересказывали ночные кошмары. Бывало, кто-то очнется в темных проулках, помнит выпивку, хмель, какую-то бурную ночь, а потом вспоминает жуткий ужас, оскал и звериный взгляд. И с тех пор у него больше нет похотливых желаний, словно гипноз отработал. Но в гипноз обычно не верят. Зато верят в слухи, что фарэйский мстительный призрак забирает у виновных силу. И охотится на тех, кто как дикарь не может себя удержать.
Но сегодняшняя жертва не верила в пьяные вымыслы. И сейчас этот тип осознал, как был не прав.
Его воля слабела, в то время как страх от бессилия только больше разрывал изнутри. Кири обмазывался этим страхом. Дышал им, как сочным десертом, вынуждая добычу полностью осознать, в чьи когти она угодила. Парень даже позволил себе задержаться с добычей чуть больше обычного. Поиграть в нее. Позволить понять, какие чувства еще недавно испытала юная жертва. Кири было не сложно сыграть на эмоциях. Как дирижер он направлял чужой разум по дороге в один конец к ужасу. Как судья он прогонял виновного через все этапы страха, сжимая в тиски чувства, пока тело испытывало боль.
Боль. Подобную той, что испытала его жертва. Граничащая с обманчивыми сигналами тела об удовольствии. Кири знал, какие нервы отвечают за наслаждения, а тихий шепот на ухо жертве подменял их убийственной болью.
А когда сознание жертвы помутилось, и болевой шок почти сжег ему нервы, Кири провел когтями по толстому телу, зачерпывая эфирный слой, видимый ему одному. И с ним одну мелкую искру, сверкающую и открытую на пике эмоций. Искру, которая сверкала во взоре парня, как огонек в ночи.
Парень поманил ее к себе, купаясь в сильных чувствах с каким-то особым довольствием и садистским наслаждением. Как всегда, когда очередная человеческая гниль шла на корм. На пищу. На сытный десерт, приправленный собственным удовлетворением от очищения родного мира от еще одной твари.
И пока жертва хрипела в последних конвульсиях, теряя из раны горячую кровь, Кири своим взором видел, как на тонкой ниточке еще теплилась в его пальцах искра энергии. Всего лишь нить. Последняя. Жалкая. Готовая вернуть чудо души в никчемный и порочный сосуд. Кири притянул ее к себе ближе, покатал на ладони, а потом коготком обрезал невидимую тонкую связь.
Грузное тело тут же бесформенно рухнуло, словно из него изъяли питание. А Кири прижался лицом к теплой искре на ладонях, погрелся об него, как о пушистый и приятный бутон. Мелькнула вновь гаденькая мелкая радость, что хорошо хоть души не могут вонять. А потом парень, поддался соблазну и лизнул этот сгусток. Сглотнул и будто омылся приятной и чистой водой. Еще раз вдохнул, не чувствуя запахов переулка. После чего поднял ладонь и выпил все нежные эфирные соки, обмазываясь ими как силой и впитывая… пока на ладони не осталось лишь мелкое и неподвластное ядро.