Конечно, можно передать управление Оборотню. Вполне вероятно, если его след превратится в человеческий, собаки отстанут, а если и не сойдут со следа, то на человека не нападут. Но принимать такое решение ему не хотелось. Надо постараться справиться самому, говорил он себе. В нем вдруг появилась какая-то упрямая гордость, которая мешала ему позвать Оборотня.
Охотник взобрался на холм. Внизу перед ним лежала долина, а в долине стоял дом, в одном из окон которого горел свет. И тут у Охотника в голове начал созревать план.
Не Оборотень, а Мыслитель. Теперь дело за ним.
– Мыслитель, ты можешь извлечь энергию из дома?
– Могу, конечно. Однажды я это уже проделал.
– Находясь снаружи?
– Если только не очень далеко.
– Тогда отлично. Когда я…
– Давай, – ответил Мыслитель. – Я знаю, что ты задумал.
Охотник не спеша сбежал с холма, подпустил собак поближе, а затем стремглав понёсся через долину к дому. Теперь, когда собаки завидели жертву, они, оглушительно лая, все силы, каждый вдох уставших лёгких вложили в последний рывок, который должен был завершить погоню.
Охотник обернулся и увидел свору – жуткие, алчущие тени, очерченные лунным светом, – и услышал возбуждённый лай, заполнивший пространство между ним и животными, жаждущими его крови.
И клич Охотника снова взмыл в небо и разнёсся по холмам.
До дома теперь было совсем близко, как вдруг, словно откликнувшись на лай собачьей своры, зажёгся свет и в других окнах, а на шесте во дворе ослепительно загорелся фонарь. По всей видимости, обитатели дома проснулись, разбуженные неистовым лаем.
Низкая изгородь отделяла дом от поля, и Охотник, перескочив через ограду, приземлился на площадку, залитую светом фонаря. Ещё бросок – и он уже у дома.
– Давай, – крикнул он Мыслителю, прижимаясь к стене. – Давай.
Холод, леденящий, убийственный холод обрушился на него, словно физический удар, вонзился в тело и разум.
Над неровной, зубчатой линией растительности висел спутник этой планеты, почва была чистой и сухой, а через сооружение, которое люди называют забором, прыгали разъярённые собаки.
Где-то рядом был источник энергии, и Мыслитель ухватился за него, движимый голодом, отчаянием и ещё чем-то, очень похожим на панику. Ухватился и припал к нему, поглотив сразу больше энергии, чем ему требовалось. Дом погрузился в темноту, моргнул и погас фонарь на шесте.
Холод отступил, тело приняло форму пирамиды и засияло. И снова вся информация наконец-то оказалась на месте, более того, она стала ещё отчётливей и ясней, чем когда-либо, и, распределившись по мысленным каталогам, ждала, когда её употребят в дело. Логический процесс в разуме тоже шёл безукоризненно и чётко; и теперь, после перерыва, который слишком затянулся, можно было…
– Мыслитель, – завопил Охотник. – Прекрати! Собаки! Собаки!
Да-да, конечно. Он ведь знал и про собак, и про план Охотника, и про то, что план действовал.
Скуля и визжа, собаки пытались когтями затормозить свой отчаянный бег и обогнуть это жуткое явление, возникшее вместо волка, которого они гнали.
Слишком много энергии, с испугом подумал Мыслитель. Даже для него слишком много.
Надо освободиться от излишка, решил он. И вспыхнул.
С треском сверкнула молния, на мгновение осветив долину. Краска на доме обуглилась и поползла чернеющими завитками. Собаки бросились обратно через ограду, взвыли, когда в их сторону полыхнула молния, и пустились наутёк, прикрывая поджатыми хвостами опалённые дымящиеся зады.
25
Уиллоу-Гроув, подумал Блейк, городок, который он знал когда-то. Что, разумеется, было невозможно. Вероятно, городок очень похож на тот, о котором он мог читать или видеть на фото. Но Блейк никогда не бывал здесь.
И все же… Он стоял на перекрёстке в свете раннего утра, и воспоминания неотступно преследовали его, а мозг продолжал узнавать то, что видели глаза: ступеньки, ведущие от мостовой к банку, толстые вязы, росшие вокруг маленького парка в дальнем конце улочки. Он знал, что в парке, в центре фонтана, стоит статуя, а сам фонтан чаще бездействует, чем работает; что там же, в парке, есть древняя пушка на тяжёлых колёсах и её ствол загажен голубями…
Блейк не только узнавал, но и подмечал изменения. Велосипедный магазин и лавочка ювелира занимали теперь дом, где прежде был магазин садового инвентаря, а парикмахерская осталась на месте, хотя её фасад и обновили. И над всей улицей и всей округой витал дух старости, которого не было, когда Блейк в последний раз видел городок.
Но мог ли он, спрашивал себя Блейк, вообще видеть его?
Как мог Блейк видеть его и не вспоминать о нем до сегодняшнего дня? Ведь, по крайней мере, технически он должен владеть тем, что когда-то знал. В тот миг, там, в больнице, все это вернулось к нему – все, что было, все, что он сделал. Но если так, то каким образом у него отняли воспоминания об Уиллоу-Гроув?
Старый город, почти древний город, где нет летающих домов, сидящих на своих решётчатых фундаментах, будто на насестах; нет воздушных жилых массивов многоквартирных домов, возвышающихся на окраинах. Прочные, добросовестно сложенные из дерева, камня и кирпича дома, возведённые на века и не предназначенные для скитаний. Некоторые из них, как он видел, были снабжены солнечными электростанциями, пластины которых неловко прилепились к крышам, а на окраине города стояла муниципальная станция более солидных размеров, которая, вероятно, должна была снабжать дома, не оборудованные энергоустановками.
Он поудобней устроил на плече мешок и плотнее затянул капюшон туники. Перейдя улицу, Блейк медленно побрёл по мостовой. На каждом шагу ему встречались мелочи, будившие бессвязные воспоминания. Теперь он вспомнил не только дома, но и имена. Банкира звали Джейк Вудс, и Джейка Вудса наверняка уже нет в живых, поскольку, если Блейк когда-то видел сам городок, это скорее всего было более двухсот лет назад. Тогда он, Блейк, вместе с Чарли Брином удирал с уроков и отправлялся на рыбалку. Они вылавливали в ручье голавлей.
Невероятно, сказал он себе. Невозможно. И тем не менее воспоминания продолжали накапливаться, наваливаться на него, и в них присутствовали не смутные тени, а события, лица, картинки прошлого. И все они были трехмерными. Блейк помнил, что Джейк Вудс хромал и ходил с тростью; и он знал, что это была за трость – тяжёлая, блестящая, сделанная из отполированного вручную дерева. У Чарли были веснушки и широкая заразительная улыбка. И Блейк помнил, что именно из-за Чарли он всегда попадал в передряги. Тут жила Минни Шорт, полоумная старуха, которая носила рубище, передвигалась странной шаркающей походкой и работала на полставки бухгалтером на лесопильне. Но лесопильня исчезла, а на её месте стояло построенное из стекла и пластика здание агентства по найму леталок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});