Рукопашные схватки вспыхивали все чаще и чаще, становясь все ожесточеннее и ожесточеннее. Особенно жарко было там, где отважно рубился не по годам высокий и мужественный 16-летний Эдуард, принц Уэльский, ставший им по воле отца очень рано – в 13 лет, 12 мая 1343 г. Французские рыцари графа Алансонского и Жака д’Эстраселя сумели даже сбить наследника английского престола на землю, пало и его знамя. Отвечавший за безопасность наследника английского престола Годфри/Жоффруа д’Аркур (? – 5.0401356, Руан, Франция) запросил помощи у Эрандела и даже послал гонца к самому королю за подкреплениями. Но Эдуард, видя, что часть рыцарей Эрандела уже спешит его наследнику на помощь, отказался направить резервные силы на угрожаемый участок битвы. Совершенно спокойно отец заявил, что сын должен сам подтвердить, что совсем недавно – раньше срока (не в 20 – 21, как это полагалось, а всего лишь в 16 лет!) – юнец получил рыцарские шпоры от короля вполне заслуженно. Принц и его доблестное окружение благополучно отбились (именно тогда там погиб граф Алансонский и его рыцари) и были очень горды содеянным.
…Между прочим, впоследствии наследный принц действительно приобрел славу выдающегося воина под звучным прозвищем Черный Принц! А расчетливо-хладнокровный король-отец Эдуард III так и не использовал свой резерв, оставив его в неприкосновенности! Опять-таки: «На войне – как на войне» («a la guerre comme a la guerre»).
Французы бесстрашно кидались на врага то ли 15, то ли 17 раз, понесли при этом ужасающие потери, но все оказалось впустую: упертые островитяне, как стояли насмерть на своих позициях, так и продолжали стоять. Только в коротких промежутках между безумными наскоками французских рыцарей, словно коршуны, на поверженных, но еще живых французов налетали ирландские копейщики.
…Между прочим, уверенный в победе король Франции Филипп VI приказал не развертывать священного знамени – орифламмы. Это означало, что никто не имел права брать пленных. В ответ Эдуард III также не развернул свой штандарт с драконом, посылая приказ своим войскам никого не щадить.
Приказа брать в плен не было, и многим доблестным рыцарям не довелось мучительно долго умирать в этой кровавой куче железа. Своими длинными ножами (кинжалами) ирландцы орудовали, словно заправские мясники на скотобойне, добивая раненных рыцарей сквозь смотровые щели в забралах или подмышки.
Проблем со стрелами у англичан не было: их бесперебойная подача с обозных телег была отменно налажена. Если доверять современным исследованиям, то всего за время битвы лучники выпустили в цель чуть ли не полмиллиона стрел. Выстоять и победить под таким плотным «огнем с неба» не смог бы никто. Вот и рыцарская кавалерия Филиппа VI оказалась разбита и физически и морально. С наступлением ночи дважды легко раненый стрелою в шею (в лицо) и бедро король Франции, потерявший от вражеских стрел уже двух коней, нехотя отдал приказ об отходе. И остатки разгромленного французского войска, так толком и не поняв, что же произошло на поле боя под лучами предзакатного солнца , в беспорядке отступили с поля боя. Королевский штандарт – длинный конусообразный флаг с закругленным концом и главный символ французского воинства – знамя Орифламма Святого Дени – оказались брошенными на поля боя. Такой позор случился впервые за всю историю доблестного французского рыцарства.
…Между прочим, знамя в ходе средневекового сражения играло очень большую роль. Поскольку звуковые сигналы средневековому воину в толстом подшлемнике и глухом шлеме в грохоте боя (топот копыт, звон и треск сталкивающегося оружия, крики и стоны умирающих, ржание лошадей и проч.) создавали такой звуковой фон, что было почти невозможно распознать звук своей боевой трубы, подающей команду. Посыльные тоже были не столь эффективны. И только знамя, видное издалека, было самым доходчивым способом управления войсками в ту сколь суровую, столь и яркую эпоху. Именно поэтому его берегли любой ценой, ведь его потеря означала утрату управления своими войсками, что порой приводило если не к поражению, то к очень сильному осложнению общей ситуации на поле боя.
Англичане не стали преследовать разбитого врага. Спешенные рыцари не могли быстро вскочить в седло, и остатки французской кавалерии успели скрыться из виду. Измотанные англичане повалились спать вповалку там же, где только что сражались. Но бойня на этом не закончилась! С рассветом Эдуард III отправил сильный конно-пеший отряд в 2500 человек (500 всадников и 2 тыс. лучников) графов Нортхэмптона, Уорика и Саффолка (Суффолка) обследовать поле вчерашнего побоища. В густом тумане англичане наткнулись на опоздавшие арьергардные части французов, спешащие на подмогу «братьям по оружию» и ничего не знающие о катастрофе, случившейся накануне. Поймавшие кураж англичане рассеяли их играючи.
Так утром следующего дня закончилось эпохальное сражение при Креси, где «цвет французского рыцарства, как сообщают «Большие французские хроники» навсегда остался лежать на поля битвы».
…Между прочим, после того как французы оставили поле боя под Креси, англичане обошли его в поисках раненых, которых им хотелось пленить с целью получения выкупа. Существовавший в ту пору между знатью противоборствующих сторон, даже между злейшими врагами обычай выкупаться из плена был весьма популярен. Пленника было выгоднее продать подороже, чем бездумно убить. Сдача в плен без особых причин считалась позорным явлением, существовали даже правила, как и кому должен был сдаваться рыцарь. Однако даже раненый или окруженный множеством врагов дворянин имел веские основания с честью передать себя в руки врага при всех шансах на пощаду, если только неприятель видел для себя резон и экономическую выгоду в сохранении жизни пленника. Но брать в плен знатного врага стремились лишь дворяне. Простые пехотинцы предпочитали прикончить сбитого с коня рыцаря, воткнув нож или другое оружие в какую-нибудь слабо защищенную часть его тела, нежели рисковать с требованием выкупа. Ни один дворянин не стал бы платить простолюдину. Гораздо реже они пытались передать знатного пленника своему командиру, надеясь о том, что он не забудут, когда дело дойдет до выкупа. За взятых в плен простолюдинов обычно никто не платил: их просто резали, как скот на скотобойне. Сами же рядовые воины предпочитали в плен не попадать, так как никто за них платить не собирался и им оставалось либо резаться до последнего, либо «ударить по тапкам», т.е. пуститься наутек. «На войне – как на войне» («a la guerre comme a la guerre»)! Рыцари, чьи раны были слишком серьезными, чтобы их можно было легко унести, были лишены жизни с помощью специальных кинжалов, называемых misericordias (что переводится как «дающий милость»). Эти длинные кинжалы втыкались или через незащищенные подмышечные области прямо в сердце или через смотровые щели забрал в мозг, что противоречило рыцарскому кодексу ведения войны, ведь рыцарей добивали простые крестьяне. Противоречило этому кодексу и то, что в битве рыцари погибали от «анонимных» стрел простолюдинов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});