сушил обезлюдевший город, зной тяжёлыми волнами лился с небес. И вечера коротали в кафешке неподалёку. На свежем воздухе было приятнее сидеть, чем в квартире. Шуточки про мою роль до сих пор не покинули наш обиход.
— Ну, ты, конечно, исполнила! — усмехался твой друг. Гамадрил с повадками театрала.
— Ань, а что стало с голубкой? — поинтересовалась Лёлька, самая сердобольная из нас.
— Улетела, — предположила я. Ведь о судьбе голубя мне было ничего неизвестно.
«Дитя порока» давали еженедельно, по пятницам. Пока интерес не упал! А далее шла репетиция роли Ирины. Сперанский взялся обыгрывать классику, и ставил «Трёх сестёр». Из которых я была самой младшей и взбалмошной.
Я пропадала в театре, параллельно училась. Мама и бабушка диву давались! Бабуля пришла на следующий раз и привела с собой всех медсестёр отделения. А мать больше не приходила…
Чем более я уставала, тем приятнее было сидеть и «кормить комаров». Как выражалась Вероника. Она отбросила злобу и теперь выясняла, как звали парня, игравшего Дмитрия.
— Вообще, он Антоха, — ответила я.
— Антон, Антон, — повторила она с гундосым акцентом.
— Гандон! — брякнул Жека.
Ты рассмеялся в ответ. А я посмотрела с упрёком.
Вечер был в самом разгаре. Взяли пивка. Я тянула из трубочки. Светлое, женское. Ты разрешал! Музыка стала чуть громче. Что-то блатное лилось из машины, что встала неподалёку от нас. Но мы продолжали смеяться и пить.
— Ну, короче, — продолжила Ника, — Как он целуется?
Я с шумом втянула носом воздух. Вот же дрянь! Ну, а ты? Навострил уши.
— Да, так себе, средненько, — фыркнула я, чтобы польстить тебе. Ведь целовался Антоха зачётно!
— Зато фамилия у него крутая, — заметила Ника, — Войцехович, дворянская!
— Волецкевич, — поправила я.
Вероника кивнула. Она пила крепкое, и потому была в зюзю.
— Войцеховский мне больше нравится, — вздохнула томно.
Ты резко поднялся и вышел. Я посидела, глядя, как ты удаляешься. Туалет был в другой стороне. И мне ничего не оставалось, как отправиться следом…
Я нашла тебя курящим за деревом. Хотя мы вместе решили бросить курить! Ты потушил сигарету.
— Поделишься? — спросила я, указав взглядом на пачку. Но это слово касалось другого.
Ты спрятал свои сигареты, не дав ни одной.
— Чё я там, как придурок сижу? — спросил, сунув руки в карманы.
Я сцепила свои на груди:
— А ты сиди, как умный.
Ты усмехнулся:
— Как ты?
Я пыталась понять, в чём меня обвиняют. Ты смотрел, как чужой человек!
— У тебя других тем нет, кроме этих рассказов? Только и слышно, бл*дь, Тоха, Антоха!
— А ты не слушай! — предложила я.
Ты запрокинул лицо, шумно выдохнул воздух:
— Думаешь, мне легко видеть, как вы с ним сосётесь на сцене?
— Что? — удивлённо откликнулась я, — Так ты не смотри!
— Не могу! — ты почти прокричал.
Мы замкнулись. Каждый в своём.
— Ты ведёшь себя глупо, — озвучила я, наконец.
Но ты не остыл:
— Это ты зазвездилась!
И тут меня накрыло язвительным гневом.
— С чего бы? — хмыкнула я.
— Вот и я не пойму, с чего, — с пренебрежением выдохнул ты.
Я поражённо застыла. Услышать такое в свой адрес — был удар ниже пояса. Это у мужчин. А у женщины — в грудь. Ты ударил меня в тот момент! Не коснувшись, ударил…
— Знаешь, что? А я поняла, — я взяла себя в руки, — Ты просто завидуешь мне! Ты не можешь смириться. Мой успех раздражает тебя! Вот если бы я была лузером, было бы проще…
— Успех, бл*дь, — услышала я. И прикусила губу от досады.
— Да, успех, представляешь? — съязвила.
Ты посмотрел на меня:
— Как ты кастинг прошла этот грёбаный?
Я сглотнула:
— Ты на что намекаешь?
— А с чего бы он выбрал тебя? — процедил ты сквозь зубы.
Чем просто лишил меня дара речи. Я впервые услышала это. Такой откровенный наезд!
Я упёрла ладони в бока:
— Да потому, что я очень талантлива! Такой ответ тебе трудно признать?
Ты поддержал:
— И талантлива тоже.
— К чему ты клонишь? — я почти прошипела. Я хотела тебя укусить! Уязвить. Достучаться.
— К тому, что я знаю не всё, — сказал ты загадочным тоном.
— А чего ты не знаешь? — ответила я.
И ты перешёл в «наступление»:
— А ничего я не знаю! О твоём этом театре. Об этом сраном твоём режиссёре!
Я защищалась. Я делала всё, что могла! Нащупала слабое место…
— Может быть, если бы ты меньше копался в машинках, и больше интересовался искусством…
— Я мужик, а не пид*р! — выдохнул ты.
Я покривилась. Но и тут не осталась в долгу:
— Тоха тоже мужик! — сказала с улыбочкой.
Ты запыхтел, словно бык:
— Так значит, проверила всё-таки?
Голос твой обжигал.
— Замолчи! — предупредила я «выстрелом в воздух».
— А с этой… Спирохетой ты тоже спала? — обозвал ты Сперанского. Коверкать фамилии было у вас с Вероникой одно на двоих.
Я не могла говорить. Я смотрела убийственным взглядом. Призывая тебя замолчать…
— Тогда популярность тебе обеспечена, — рассмеялся ты собственной шутке. Довольно плоской, бессмысленной и бесполезной.
— Ты просто жалок, — ответила фразой, вложив в неё столько презрения, на сколько могла «раскошелиться» в тот злополучный момент.
По лицу у тебя пробежал электрический ток. Брови дёрнулись, ноздри раздулись, а губы сжимались так плотно, что почти потеряли естественный цвет.
— До тебя мне ещё, как до неба, — ответил ты многозначительно.
Я расправила плечи, чтобы ты не увидел, как трудно себя контролировать. Голос срывался на крик! Хотелось к тебе подойти и ударить. А после прижаться всем телом. Ведь ты, это ты…
Но мы изменились вдвоём. Перестали быть парой. Почти! Остался шажочек. Всего один шаг…
— Неудачник! Ты сам на подхвате у папы всю жизнь, — процедила, боясь и ликуя.
Ты смотрел мне в глаза. Ненавидящим взглядом…
— Лучше уж так, чем п*здой добывать себе роль, — холодным решительным тоном сказал, будто плюнул в лицо.
У меня оборвалась струна. И душа замолчала! Закончились фразы и мысли. Я ощутила, комок, вставший в горле.
— Да пошёл ты! — ответила резко, куда — объяснить не смогла.
Развернулась, дошла до стола. Прихватила рюкзак, на ходу застегнула.
— Ань, ты куда? — послышалось в спину.
Вместо ответа я помахала рукой. Ты так и стоял, поджигал сигарету.
— На репетицию? — спросил, зажимая в зубах белый фильтр.
Я не сдержалась… Проходя мимо, залепила тебе по щеке! Сигарета упала на землю. И я раздавила её.
— Пойду добывать себе роль! — бросила я на прощание.
В рюкзаке зазвонил телефон. Наверное, Ника пыталась дознаться, в чём дело. Может быть, думала, что я обиделась на неё.
«Потом объясню», — думала я, и торопливо шагала по улице в сторону дома. Здесь