Не в окно же он вылез?
Увидев открытое окно, старый технарь часто и недобро задышал. Полный гнева, он выключил установку. Выждал — сейчас прибежит Звягинцев и услышит пару ласковых словечек.
Звягинцев не появлялся. Чувствуя все растущее раздражение, Прокопий Михайлович, не глядя, нащупал на пульте кнопку. Откинулась крышка камеры.
Желая знать, какие детали сваривал Звягинцев, лаборант заглянул в камеру. Никаких деталей на плоскостях матрицы он не увидел. Но прежде чем он успел выругаться, в глаза ему бросились металлические и пластмассовые обломки, рассеянные по полу камеры.
Морщась, кряхтя и щадя поясницу, Прокопий Михайлович протиснулся в отверстие люка. Подняв несколько обломков, к ужасу своему он убедился, что в его руках то, что еще вчера вечером было ценнейшим и современнейшим оптиметром.
Он застонал от горя и негодования. Но тут же заметил в дальнем углу камеры еще какие-то предметы. Осторожно нагнувшись, Прокопий Михайлович узнал лакированные туфли Звягинцева. Его изумление возросло еще больше, когда из-под туфлей он извлек нейлоновую рубашку и цветастые носки.
С ума, что ли, сошел этот Звягинцев?! Одежда в ванне — с чего ради? Что он, другого места для нее не нашел? А сам где? Отправился через окно гулять по улицам города нагишом??
С нарастающей тревогой, полный самых дурных предчувствий, Прокопий Михайлович принялся внимательно оглядывать стены камеры. И на одной из них, под кварцевым глазком, различил торопливо нацарапанные острым предметом строчки.
Первые же прочтенные им фразы заставили его забыть о своем радикулите и, выскочив из камеры, с хриплым возгласом броситься к телефону.
ДЕНИС-ВОДОПРОВОДЧИК
Я проснулся от прикосновения чего-то нестерпимо горячего, опалившего мне спину. Я заорал так, что разбудил добрую половину общежития. Колька, чья кровать стояла у дверей, включил свет, и мы увидели, как из трубы, к которой была присоединена батарея отопления, с шипением вырывается тонкая, но сильная струя кипятка и падает прямо на мою кровать.
Мы отодвинули кровать, а потом посмотрели друг на друга: что делать? Тут в дверях появились сначала девчонки. Кутаясь в халатики, они, перебивая друг друга, принялись подавать советы один чепуховее другого. Парни оказались практичнее они притащили слесаря, заспанного и, похоже, не совсем трезвого. Слесарь потоптался у батареи, зачем-то постучал по ней разводным ключом, а потом заявил, что нужно спуститься в подвал и перекрыть стояк, но ключ от подвала у коменданта, а комендант уехал в гости.
Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы в комнате не появился Денис Турчак. Хотя мы с ним и учились уже третий год в одной группе, но взаимных симпатий не испытывали. Широкоплечий, медлительный, с большой лохматой головой и вечно мрачной физиономией, он всегда был мне неприятен. К тому же он прослыл на курсе отменным тугодумом, ни одна сессия не обходилась у него без завалов, хотя все свободное время он протирал штаны над учебниками. Да как протирал! Сиживал в читальном зале до самого закрытия, а потом еще в общежитии прихватывал, до двух-трех часов ночи.
Не в пример Турчаку я учился легко, трояков у меня не случалось, а в этом году меня удостоили повышенной стипендии. Я заглядывал далеко вперед — подумывал об ученом звании.
Так вот, этот самый Турчак не очень вежливо растолкал девчонок своими широченными плечами, отобрал у слесаря разводной ключ, подошел к трубе и… словно по волшебству струя исчезла. У всех в комнате вырвался вздох облегчения. То, что на мой взгляд выглядело в данный момент неразрешимой проблемой, оказалось решенным в считанные секунды.
Я приблизился к трубе и безмолвно ахнул: все оказалось до дикости просто — в отверстие Турчак вколотил крошечный деревянный клинышек, обломок карандаша — только и всего!
— А, — пренебрежительно отмахнулся Турчак в ответ на восторженные возгласы, — чего говорить. Я таких шпиньков успел вдоволь навтыкать, — он сунул ключ обратно в руки отчаянно зевающего слесаря, проявлявшего полное безразличие к происходящему. — А твоя кровать теперь за неделю не просохнет, повернулся Турчак ко мне. — Пойдем, что ли, к нам досыпать? Валерка с Димкой к родителям смотались, я один кукую.
Приведя меня к себе в комнату, Турчак достал из тумбочки блюдце со сливочным маслом.
— Мажь, где обожгло, — посоветовал он. — Помогает, по себе знаю. А не то завтра комаринского запляшешь.
— Разве с тобой такое тоже случалось? — удивился я.
— А, — отмахнулся Турчак, — чего говорить. У нас же вся семья водопроводчики: и дед, и отец с маманей, и обе сестренки. Одна бабка молоком торгует. Я только школу кончил, отец меня сразу в ремжилуправление определил, каникулы догулять не дал. Так что, брат, я три годика на ремонте теплотрасс и водопроводов, как миленький, вкалывал. Майку-то сними, замаслишь. А спину давай я натру.
Доверительная откровенность Турчака, его искреннее желание прийти на помощь озадачили меня. Надо же — три года учиться в одной группе, жить на одном этаже общежития и только сейчас убедиться, что это совсем не такой человек, каким ты привык его считать.
Закончив процедуру с маслом, я лег на свободную кровать. Турчак погасил свет и тоже лег. Но мне уже не спалось, меня разбирало любопытство. Еще бы — я заново открывал Турчака.
— А чего же ты сразу после школы в институт не подался? спросил я.
— А, — донесся из темноты глухой бас Турчака, — чего говорить. Не имел желания. Я в армию хотел, в десантники. Так, понимаешь, какое-то дурацкое плоскостопие обнаружили. И признали меня вроде инвалида. Это меня-то!
Последнюю фразу Турчак закончил таким заупокойным голосом, что я невольно заулыбался. У этого типа с мрачной физиономией внутри сплошной хохот, жизнелюбия ему не занимать.
— И что, трудно в ремжилуправлении было? — не унимался я.
— А, чего говорить… Представляешь, как эти чертовы трубы ржавеют, да как их всякой пакостью забивает? Вот все три года я только тем и занимался, что дома от трухлявых труб освобождал. Менял, то есть… — Турчак шумно, по-бычьи, вздохнул. — В одном доме меняешь, а уж в соседнем караул кричат: прорвало! топит! А пока меняешь, весь дом стонет. И не только потому, что пару недель без воды сидят. Со старыми трубами гору кафеля соскребешь, дефицитные обои посдираешь. А стояки видел как выворачивают? Ну, ничего, в понедельник в своей комнате насмотришься. Неделю будете постели от бетонной пыли вытряхивать. Да еще стены сварочной горелкой распишут — двумя побелками не замажешь…
Такой биографии ни у кого из моих друзей не было. Денис рассказывал неторопливо, обстоятельно. Его допекла не работа сама по себе, а сознание переливания из пустого в порожнее. Ржа поедает трубы — ты их меняешь. А новые тоже ржавеют, их забивает каменнопрочным осадком. И так идешь из дома в дом по замкнутому кругу. Об уличных магистралях и говорить нечего — там не дом, не два, а бывает, весь район без воды сидит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});