Читать интересную книгу Вася Алексеев - Ф. Самойлов

Потом, когда колонна выстроилась, Вася оглянулся и не увидел конца. Изгибающаяся вдоль шоссе, звенящая песнями и музыкой, путиловская колонна двигалась, плыла через заставу под красными парусами знамен. Сорок тысяч рабочих вышли с женами, детьми, стариками.

— Тут населения на губернский город, — сказал Петя Кирюшкин, следя за взглядом друга.

— Путиловская губерния, — рассмеялся Вася, — другой такой во всей России не сыщешь.

А во главе «Путиловской губернии» шла молодежь, ребята четырнадцати-семнадцати лет. Вася хорошо знал эту озорную заставскую вольницу. Он видел ее совершающей набеги на огороды, и он видел ее под огнем пулеметов штурмующей полицейские части в февральские дни. Сейчас она высоко несла знамена и самозабвенно пела запрещенные еще недавно песни. «Отречемся от старого мира…» — выводили мальчишечьи голоса.

Днем это пение услышал на Марсовом поле Максим Горький.

«Да, они, наверно, найдут в себе силы отречься от старого мира, очистить души от его ядовитых влияний», — с надеждой сказал он.

Вася всё смотрел на ребят. Они шли организованно, они несли знамена, дорогие его сердцу. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — было написано на красных полотнищах. Они требовали: молодежи политические права, шестичасовой рабочий день, бесплатное обучение! То были требования большевиков.

Но долго стоять и разглядывать колонну ему не пришлось.

— Здравствуй, Вася! Вася, к нам! — кричали со всех сторон.

— Вася, рассуди, — просил парнишка, ростом немного больше аршина, — почему мне не дают нести знамя? Что я, хуже их?

Он выразительно кивнул в сторону ребят, крепко державших древко.

— Вон нас сколько на каждое знамя, — оправдываясь, заговорил один из знаменосцев, — не разорвать же на всех.

— Рвать, положим, было бы действительно глупо, — засмеялся Вася. — Но по очереди нести можно. Вот и меняйтесь. Каждый из вас тогда будет знаменосцем.

— Только меня пусть не последним в очередь назначают! — крикнул мальчишка. — Я скорей хочу.

Кругом были знакомые, кругом были друзья. С каждым хотелось переброситься веселым словом, обменяться шуткой. А демонстрация шла вперед — мимо Нарвских ворот, через Фонтанку, обогнула Покровский рынок…

Застава осталась далеко позади. Тут город выглядел по-другому. На Петергофском шоссе не было зрителей. Все, кто вышел из домов, присоединялись к демонстрации. Чем ближе к центру, тем больше народа заполняло тротуары. Обыватели прикололи к лацканам пиджаков пышные красные банты. Одни приветственно махали демонстрантам руками, другие заискивающе улыбались. Третьи выжидательно молчали. На их лицах было тревожное недоумение. Они словно приготовились к тому, что вот сейчас произойдет нечто немыслимое и ужасное, и были удивлены, почему это ужасное не начинается.

День по календарю был будний, но все магазины, лавки и лавчонки стояли с закрытыми ставнями, с пудовыми замками на дверях. Даже уличных торговцев, всегда шмыгающих по тротуарам с плетеными корзинами на голове, не было видно. Никто не выкрикивал: «Рыба, свежая рыба!», никто не предлагал бублики и венскую сдобу. Даже асфальтовое полукружие возле Покровской церкви было свободно от лотков, которые заполняли его по утрам, образуя серый полотняный город с мясными, рыбными, овощными, мануфактурными уздами, переулками и тупиками. Одни торговцы тоже праздновали, другие были напуганы этим праздником.

Только неустрашимая рать мальчишек-газетчиков осталась верной своим обычаям. Они бежали резвой рысцой, выкрикивая названия газет и сенсационные сообщения, которых, впрочем, в газете можно было и не найти, читай ее хоть целый день подряд. Вася просматривал газеты на ходу и делился впечатлениями с друзьями. Тон буржуазной печати был заискивающим и лицемерным, как лица торговцев и чиновников, которые стояли на тротуарах между Покровским и Александровским рынками. Буржуазные газеты слащаво твердили о всенародном единении. Для них революция была окончена, поскольку правительство, пришедшее к власти, было их правительством. Они не хотели продолжения внутренней борьбы. Им нужно было, чтобы продолжались военные действия на фронте.

— А вот наш ответ! — Вася показал на плакат, который несли солдаты-запасники пехотного полка, прикрепив к штыкам высоко поднятых винтовок. «Война до полной победы над буржуазией!» — было написано на плакате.

— Уточнили лозунг на рабочий и крестьянский лад!

Городские улицы, казалось, были не способны вместить людское половодье. Демонстрация часто останавливалась, а в переулках теснились другие колонны, готовые влиться в нее. Путиловцы шли на Исаакиевскую площадь. Там происходил митинг. Летучие митинги возникали и по дороге — на перекрестках, во время остановок.

Васе хотелось, чтобы все обратили внимание на плакат, который несли солдаты.

— Товарищи! — закричал он, взобравшись на крышу подъезда одного из домов. — Вот как надо поступать с лозунгами буржуазии! Будем поворачивать их, как оружие, против нее!

Район, через который они проходили — Коломна, — был заселен ремесленниками, торговцами, служилым людом. Подобные речи были у них не в чести. Упитанные господа кричали Васе: «Долой!», обзывали немецким шпионом, пробовали стащить с подъезда. Но сейчас тут были путиловцы, тут были солдаты, и господам самим пришлось убраться прочь.

Во время одной из остановок к Васе протолкался Зернов:

— Здравствуй, Алексеев. Что у вас тут за митинг?

— Митинг уже окончился. Танцы хотим устроить. Плясать умеешь? Выходи в круг.

Действительно, в кругу, образованном демонстрантами, кто-то уже пошел вприсядку.

— Я сюда не танцевать явился…

Зернов посмотрел на хорошеньких девчат из шрапнельной, пустившихся в пляс, потом махнул рукой и стал доставать из кармана мятые брошюрки.

— Чем плясать, почитали бы лучше. Тут про анархизм написано.

— От этакого чтения только муть в голове, — сказал Вася. — Ты бы умную книжку взял.

— Читаю, может, не меньше твоего.

— Читаешь, я знаю. Только что — вот вопрос. Нет, ты мне скажи, ну какую книгу вчера читал?

— Вчера? — Зернов взглянул на Васю с вызолом. — Представь себе, Пинкертона читал. Запретишь ты мне, что ли? Вчера Пинкертона, в другой раз Кропоткина…

— Вот у тебя Пинкертон с Кропоткиным и перемешались. Прямо сказать, ядовитая смесь.

Кругом засмеялись, и Зернов с яростью поглядел на ребят.

— Видал? — проговорил он, поднося кулак к носу стоявшего рядом парнишки. — Каждого угощу этим, кто посмеет смеяться над анархизмом.

— Сильный аргумент у тебя, — сказал Вася. — Может быть, еще револьвер вытащишь? Тогда ®се сразу перейдем в анархистскую веру.

— Ты не перейдешь, а другие еще встанут под черное знамя.

Зернов показал на похоронно-мрачный флаг, который несла группа анархистов. «Трепещите, тираны, молодежь на страже!» — было написано на флаге, выделявшемся, как черный обломок, в море красных знамен.

— Я думаю, по-другому будет, Зернов. Будет так, что те ребята тоже сманят черное знамя на красное. Это же рабочий народ.

В последнее время Вася присматривался к Зернову. Анархистов за эти недели развелось немало. То была очень шумная и пестрая публика. Анархистом успел объявить себя и Ванька Бык — главарь заставских хулиганов. В февральские дни Бык со своей шайкой разграбил квартиру генерала Дубницкого — директора Путиловского завода. Дубницкого они зарубили и бросили в Обводный канал. Бык вырядился в генеральскую одежду, щеголял в лакированных сапогах, перепоясавшись блестящими ремнями, на которых висела сабля с золотым эфесом, и что-то вопил об анархизме.

Вася был в путиловском революционном комитете, когда рабочие привели туда Быка. Дубницкого путиловцы ненавидели, но какого он заслуживал наказания, решать было не Ваньке Быку. Революция делалась чистыми руками. Приговор вынесли единодушно. Мародера расстреляли на Петергофском шоссе возле заводского забора.

Зернов был человеком иного рода. Это был очень горячий и нетерпеливый парень. Он работал на заводе, читал, действительно, много и беспорядочно, проглотил массу бульварной литературы. Книги описывали жизнь князей и графов — Зернов рос в гнетущей, беспросветной нищете, и описания красивой жизни богачей вызывали в нем лютую ненависть. Он ухватился за анархизм, позволявший, как ему казалось, быстрее всего разделаться с теми, кто жил за народный счет. Его девизом было «Смерть сытым!». Как лучше устроить жизнь голодных, он задумывался меньше. Зернов стал завсегдатаем дачи Дурново, где устроили свой штаб петроградские анархисты. Туда он старался завлечь и товарищей.

— Ты еще не был у Дурново? — спрашивал он обычно, знакомясь с каким-нибудь рабочим парнем. — Чудак, там знаешь как интересно! Обязательно сходи. И почитай, кто такие анархисты.