Лежал я в отдельной палате с привязанной к стене рукой, лежащей в гипсовом лангете. Гипс наложить было нельзя. Обмороженная кожа сходила лохмотьями с обеих рук и с правой ноги. На левой руке кончик большого пальца отмерз вместе с косточкой и отпал.
На следующий день меня посетили в госпитале Иван Никитович Кожедуб и Николай Васильевич Петухов, которые поцеловали меня и поблагодарили за мои боевые действия. Сообщили, что они ходатайствуют о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Я, в свою очередь, поблагодарил их. Через три дня ко мне в палату стали пускать товарищей. Как же это было приятно, встречаться с ними, моими боевыми друзьями. Они сообщили, что был зачитан приказ перед строем о ходатайстве в присвоении мне звания Героя. Рассказывали о своих боевых буднях, информировали о всех вопросах жизни на аэродроме. Я продолжал жить их делами, и это давало мне моральные и физические силы. Лежал я три недели не двигаясь, на спине. Мне даже зеркало не давали, посмотреть на своё лицо. А оно, видимо, было не очень приятным. Я чувствовал, что мои губы и крылья носа были обморожены, а левая сторона лица была покрыта сплошным синяком от удара головой при приземлении, так мне описали мой вид ребята. Товарищи приносили мне для аппетита коньяк и ставили его в тумбочку. Аппетита у меня не было, начальник госпиталя часто приходил ко мне перед обедом и просил меня выпить с ним рюмочку. Он сам мне наливал её и преподносил с различными присказками. Мы выпивали но всё равно, ел я очень мало.
Близилось расставание с боевыми Друзьями. Первого февраля наши ребята уехали в Союз, а я ещё не был транспортабелен. Прощание с ними было для меня очень тяжёлым испытанием. Слезы у меня сами навертывались на глаза, да и они их еле сдерживали. Пришел проститься и Н. В. Петухов, который спросил меня, что представление мое на Героя посылать со всеми вместе или отдельной шифровкой? Я согласился, что со всеми вместе будет тактичнее.
Ребята уехали, но ко мне приходили наши техники и летчики из сменившей нас дивизии. Жизнь на аэродроме продолжалась. Бои приблизились к самому аэродрому. Американцы хотели запугать наших сменщиков, но они не очень им поддались. Правда, успех им не очень сопутствовал, и через два месяца их отвели во второй эшелон. В то время командующий ВВС Жигарев П. Ф. трижды задавал вопрос Кожедубу: «Почему так плохо идут дела у ваших сменщиков?» Иван Никитович отвечал, что всё, что могли, мы им оставили и хорошо ввели в строй. Большего мы ничего не могли сделать. Были посланы туда для «изучения» вопроса те же Савицкий и Агальцев с инспекторской группой. Я в это время находился в госпитале и видел, как командиру дивизии Шевцову приходилось сортировать некоторых товарищей, лежащих в госпитале не с боевыми ранениями и направлять их в другие места, так как они занимали койки со своими старыми болезнями, а койки эти были предназначены для раненых.
Начальник госпиталя всё спрашивал меня: «Как же это так получается? Вас „Сейбры“ боялись, а сейчас они ходят прямо „по головам“…» Мне пришлось уклоняться от ответа. Да и сам он видел эту картину, прекрасно и мог ответить не хуже меня на этот вопрос.
В госпиталь ко мне приходило немало душевных писем от друзей, выдержки из которых я осмелюсь поместить здесь. Надеюсь, что товарищи меня простят; эти письма были животворной витью душ человеческих к моей душе, и я их часто перечитывал…
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЕМ ТОВАРИЩЕЙ
«На всю оставшуюся жизньЗапомним братство фронтовое,Как завещание святое…На всю оставшуюся жизнь…»
Из письма командира эскадрильи т. Бокача Б. В. (он был тоже представлен к званию Героя Советского Союза, но оно не состоялось):
…Обидно, что ты не едешь с нами. Тёзка! Ты работал очень честно и храбро. О тебе у меня и друзей самое лучшее воспоминание…
Из письма лётчика т. Вермина Н. Н.:
…Дорогой Борис Сергеевич! Надеюсь на скорую встречу с тобой. Где бы ты ни был, всегда по первому зову буду у тебя. Абакумовскую школу работы мы помним, и среди нас много последователей этой школы. Борис, это не бахвальные слова, это — жизнь! И в своих деяниях и мыслях всегда будешь иметь последователей…
Из письма секретаря первичной парторганизации т. Шпилько В. Ф.:
…Как хочешь думай, Борис, но это правда, что о тебе все думают и вместе переживают твои временные страдания… Боря, к тебе ребята должны заходить и помогать тебе во всем. Пиши быстрее — в чём мы можем быть тебе полезны, сделаем всё, ты этого заслужил, наш многоуважаемый друг и товарищ…
Из письма лётчика гвардейского полка т. Феоктистова Н.:
…Во-первых, еду уже по русской земле и очень сожалею, что нет с вами тебя. Желаю тебе, Борис, скорейшего выздоровления и возвращения в наш коллектив. Большое тебе спасибо за твои боевые дела, «дай Бог» любому и каждому выполнить свой долг так, как выполнил ты…
Из письма от группы товарищей пишет лётчик т. Иштокин В. И.:
…Сидят рядом Муравьев, Башканкин, Овчинников, Фролов и говорят, чтобы я написал, чтобы ты не унывал. Знаешь, соболезновать слабым людям вполне можно и нужно, но тебя, думаю, этим только оскорбишь! Борис! Приезжай быстрее, двери каждого из нас для тебя открыты, входи не стучась…
Из письма Героя Советского Союза т. Гесь Г. И.:
…Боренька, здравствуй! Привет от братского полка! Все ребята передают тебе этот наш привет и горячие пожелания скорейшего выздоровления и возвращения в наш славный и испытанный строй.
Из письма гвардейского полка. Пишет лётчик т. Гончаров:
…От коллектива Вишнякова шлём тебе, дорогой друг и товарищ, пламенный привет. Желаем тебе, дорогой товарищ, быстрейшего выздоровления и возвращения к нам в коллектив. В эти дни и часы скуки мы а тобой…
(Под письмом 28 подписей).
Из письма начальника госпиталя п/п 39971 т. Горелика А. Е.:
…Борис Сергеевич, ведь до сих пор мы Вас очень часто вспоминаем. О Вас мы часто многое рассказываем Вашим коллегам, которые к нам попадают…
Из письма летчика Вермина Н. Н.:
…Если встречаюсь с затруднениями, то всегда вспоминаю, как поступал ты, а иногда бывает туговато и не только на работе, а и в быту, в повседневной жизни и хочется посоветоваться…
* * *
В середине марта меня подготовили к эвакуации. Хотели отправить самолётом, но побаивались вынужденной посадки где-либо в ещё зимней тайге, хотя я и запасся унтами на этот случай через командира дивизии Шевцова. Да, да, не смейтесь… бывает такое, когда интенданты не могут принять положенного им решения и ориентируются на приказы старших. Унты получил я хорошие, жаль только, что при увольнении в отставку их пришлось сдать. Трудность моей эвакуации заключалась ещё в том, что на мою перебитую руку не могли пока наложить гипс. Ходил я с «самолётом», так называлась специальная легкая конструкция, поддерживающая руку, опираясь своими расчалками на бедро и грудь. Я стремился как можно больше быть на ногах, готовил себя к перебазированию и даже посещал самодеятельные концерты, которые устраивали нам в госпитале зенитчики, такие славные и талантливые ребята.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});