Читать интересную книгу Литературная Газета 6392 ( № 45 2012) - Литературка Литературная Газета

Где найти доводы, способные убедить не делать последнего шага? Стоят два человека спиной друг к другу, сжав ладони в кулаки. И недоумённо смотрит на них сынишка очами Божьими, запрокидывая своё личико и пытаясь обнять и смирить их, самых любимых и дорогих ему, готовых шагнуть в отверстую пропасть.

За бортом

современности

На городской свалке возле моего дома каждый находит своё. Опухший от перепоя и побоев бездомный перебирает пакеты в поисках объедков и тёплых вещей. До хрипоты заходится в кашле, закидывая на плечо грязный мешок и отправляясь до следующего "острова сокровищ". Из ближайших пятиэтажек наведываются таджики, забирая выброшенную мебель. Перед вывозом мусора на убитых "Жигулях" появляется армянин с сыном: собирают металлолом. Дед-пенсионер волочёт рамы для теплицы и фанеру для дачи. Старая бабушка всё ахает и не может привыкнуть к такому, разбирая фасонистые платья: "Вот все плохо живут, а выбрасывают-то, выбрасывают-то! Да мы после войны о таких вещах мечтали только, а сейчас на помойку, ведь новые!" Для своей собачки подбирает куски хлеба, встречаются и целые буханки, видно перележавшие в холодильнике. Тяжело вздыхая, бредёт она до своей квартиры, опираясь на самодельный батожок, в думах о болезнях и одиночестве да маленькой пенсии.

Выбрасывают и правда многое: двери и рамы после ремонта квартир, мягкую мебель, кухонные гарнитуры, посуду, одежду и обувь, детские коляски и вещи, старую бытовую технику. И ещё - книги. Ко всему я сдержан, проходя мимо, хотя моё деревенское нутро протестует, когда вижу стекло, доски, фанеру. Но книги[?]

В первый раз я был потрясён, когда увидел выброшенные Евангелие, молитвословы, недорогие иконочки. В кучу были свалены от руки переписанные последования богослужений, каноны и акафисты, помянники с именами людей, о которых кто-то молился. Набранная на печатной машинке Псалтирь. Всё это было из того советского времени, когда это переписывалось, передавалось, бережно хранилось. Было похоже на то, что умерла бабушка, а весь её нехитрый скарб просто выбросили.

В другой раз среди выброшенных книг оказался учебник русской истории 1911 г. под редакцией проф. С. Платонова. Вот ведь кто-то всё советское время хранил книгу, за которую могли посадить, а в наши дни "возрождения исторической памяти и национальной культуры" выбросили.

Выбрасывается техническая литература, медицинская, литературные журналы 90-х годов, школьные учебники. А как же не выбросить: квартиру сделали под евроремонт, мебель новую купили, а тут эта макулатура портит "дизайн" и лишнее место занимает. Кому это читать? Да и до чтения ли в наше время?

В помойной жиже разбросано собрание сочинений Гоголя. Почему-то именно классики очень много оказывается на свалке. Тех советских изданий, за которыми стояли в очередях и доставали по блату. Часто тома новенько похрустывают, когда открываешь их: десятка три лет простояли за стеклом в "стенках" и так ни разу не были открыты для чтения, вплоть до выброса. Вот Чехов Антон Палыч интеллигентно и скорбно взирает сквозь своё неизменное пенсне с обложки книги рассказов, втоптанной в нечистоты. По распахнутому развороту сборника стихов Есенина жирный и грязный отпечаток кроссовка, словно по душе и совести народной[?]

Подбираю из груды валяющихся книг репринт-издание дореволюционных "Правил светской жизни и этикета". Открываю наугад. "Вежливость есть плод хорошего воспитания и привычки обращаться с людьми благовоспитанными"; "Уметь слушать столь же необходимо, как и уметь говорить[?] Ничто не может быть более невежливым, как прерывать того, кто говорит"; "От большей части рюмок отказывайтесь и пейте лишь столько, чтобы постоянным отказом не обидеть хозяина"; "Надевать одновременно красное с зелёным или розовое с жёлтым значит нарушать все принципы вкуса"; "Гораздо лучше и приличнее вовсе не носить никаких драгоценностей, чем нацеплять на себя дешёвые подделки"; "Уважающая себя женщина никогда не должна придерживаться моды, которая шокирует скромность и стыдливость"; "Опрятная и приличная наружность почти всегда указывает на порядочность человека"; "Мы должны искренно, до самоотвержения любить нашу семью"; "Исправляйте недостатки вашего характера, они могут сделаться несчастием для всех окружающих вас"; "Избегайте всяких излишеств: они позорят человека и расстраивают здоровье"; "Любите искренно ваше отечество. Храбрость, так же как и любовь к отечеству, одна из величайших добродетелей гражданина. Любить отечество - это любить своих сограждан, это сочувствовать их горестям, это заботиться о народном благополучии".

Да уж, куда как не на помойку подобную книжку. Мракобесие да ересь!

А впрочем, не будем о грустном. Мы ведь возрождаемся, растёт национальное самосознание, вступаем в ВТО, строим "Москва-Сити", развиваем нанотехнологии. В ногу с современностью, товарищи-господа, не отставайте, бодрее и в ногу, в светлое нанобудущее!

Слушая

тишину

Компания семиклассников идёт по заснеженной аллее. Мальчишки толкают девочек в снег, те визжат, бросаются в ответ снежками. Всё это под весёлую заборную матерщину, в которой вроде и не слышно злобы.

- Машка, ах ты, шмара! - смеясь, кричит мальчишка Машке. Она, миловидная, прилично одетая, отвечает "непереводимой игрой слов". Мальчик добавляет ещё тот набор похабнейших выражений и эпитетов, который по отношению к девушке считается самым оскорбительным. Но никто не оскорбляется, ребята весело продолжают играть в снежки.

Встречь устало топает бабка с тяжёлой кошёлкой. Но и её не замечают, да и она не обращает внимания на матерящуюся ребятню. Я вдруг понимаю, что это не детское "дурак - сам дурак", а обыденный привычный стиль общения. Они так разговаривают и, кажется, весьма удивляются, когда им делают замечания. А что, собственно, такого? Так ведь все говорят. И в школе, и дома, и на улице. Ну, Марья Ивановна, конечно, в школе не выражается, но, рассказывают, дома всё же позволяет себе в сердцах.

Дети весёлой гурьбой скрываются за углом, тихнут шаги, мягкой воздушной волной накатывает тишина. Вот слышно стало, как тенькает синица и падает сухая веточка. Такая тишь, чистая, прозрачная, невесомая! Закрыв глаза, стою пару минут и слушаю благоуханное безмолвие предвесеннего парка. Пахнет тополиными почками и талым снегом. Может, я стареть начинаю: "А вот в наше время!"[?] Намолчать бы вот так мудрости и тишины впрок - червлёным старинным золотом, напиться ими вволю из пригоршней осенней задумчивой водой.

Курагино,

Красноярский край

И художник, и реставратор

И художник, и реставратор

В Государственной Третьяковской галерее, в Инженерном корпусе, - выставка, посвящённая Леониду Романовичу Астафьеву - художнику, реставратору живописи, проработавшему в Государственной Третьяковской галерее около 50 лет.

Судьба талантливого художника очень интересна. В том, что Леонид Астафьев свяжет свою жизнь с реставрационным ремеслом, не было никаких сомнений, эта профессия досталась ему по наследству. Это неудивительно, ведь его отец работал в Третьяковке реставратором, а семья жила во флигеле галереи у своих родственников Фёдоровых, также потомственных реставраторов. С самого детства двор галереи был для художника домом, Л. Астафьева окружали стены реставрационных мастерских, где он готов был проводить все дни и ночи.

В 1948 году Леонид Романович поступил в Московское областное училище "Памяти 1905 года". Несмотря на то что из-под рук живописца выходили прекрасные пейзажи, для дипломной работы в училище Л. Астафьев выбрал тему балета. Танец был для художника не просто увлечением. Окончив училище, Леонид Романович поступил в экспериментальный класс сольного танца Хореографического училища при Большом театре. На протяжении трёх лет Леонид Астафьев занимался в балетных классах и изучал историю музыки и театра. Это время, несомненно, отразилось на творчестве художника. Несмотря на тягу к танцу, любовь к живописи одержала верх. В 1956 году Леонид Астафьев переступил порог реставрационных мастерских Государственной Третьяковской галереи, где проработал всю жизнь.

За долгие годы работы в галерее через руки мастера прошли многие картины. Со своими коллегами по мастерской Л. Астафьев разработал методики, применяемые при реставрации таких шедевров, как "Утро стрелецкой казни" и "Боярыня Морозова" В.И. Сурикова, "Иван Грозный и сын его Иван" И.Е. Репина. Тяжёлый труд и высокий профессионализм мастеров были отмечены как на родине, так и международным сообществом реставраторов.