комары начали заедать. Развел костер подымнее и принялся устанавливать удочки и мормышку. Дело спорилось, а главное – было тихо, спокойно и ни одной мысли в голове.
Поклевки начались как по расписанию, как только солнце зашло за деревья. Скоро в садке уже кишели плотва и красноперка. За этим приятным занятием прошло еще несколько часов, отошла вечерняя зорька, прекратился сумеречный клев, ночной еще не начался. Колька посидел, следя за поплавками, ожидая, что вот-вот клюнет какая-нибудь чудо-юдо рыба-лещ, но пока ничем этаким не пахло.
Покуривая и попивая чай, отдающий дымком, Колька неторопливо раздумывал о том, что в целом не стоит так уж зацикливаться на личных переживаниях, когда вокруг столько нерешенных задач. Плюнуть на все и устроиться на метрополитен! А то и вовсе махнуть на восстановление Днепрогэса или вон леса сажать против суховеев и оврагов.
«Все-таки колоссальная вещь – человек, – размышлял он, пуская колечки в небо, где, как блестки на бархате, подмигивали-переливались звезды, – реки поворачивает, а захочет – ветры прекратит. Говорят, даже в вечной мерзлоте яблоки разводят. А тут из-за каких-то пустяковых баб такой сыр-бор».
Он вспомнил классику:
«Вот Базаров – полезный для общего дела человек, а пропал ни за грош, связался с пустышкой. Оно, конечно, без женщин невозможно жить, но и давать им волю тоже того… контрпродуктивно!»
Тут ему показалась поклевка, но нет, пустая тревога. Перезабросив крючок, он встал, чтобы подлить себе чаю, и случайно глянул на тот берег, где кладбище. И насторожился. Снова там, среди деревьев, кустов и крестов, кто-то блуждал. И судя по тому, что огонек папироски то вспыхивал ярко, то, как бы спохватившись, скрывался в кулаке, этот кто-то прятался.
«Пельмень с Анчуткой, что ли?» – предположил он сперва, но потом вспомнил, что эти двое, несмотря на удаль и ухарство, покойничков все-таки побаиваются. Вряд ли по доброй воле они будут шастать ночью по кладбищу.
В это время клюнуло. Приглядевшись, Колька с замиранием и восторгом понял: вот он, лещ, кладет поплавок, подобрав насадку со дна. Позабыв обо всем на свете, он ждал, когда поплавок начнет уходить в воду или вильнет в сторону, уляжется, вот тогда и подсекать.
Оп-па! Подсек, почувствовал ни с чем не сравнимую тяжесть рыбьей тушки, открыл рот и, чуть высунув язык, еле дыша, принялся выводить на поверхность воды… «Давай, давай, выходи, ложись, лещок, на бочок!»
Вот это красавец! Большой, в бронзовой чешуе! Снимая с крючка добычу, Колька не мог налюбоваться – красивый, гад! Килограмма под три, не меньше!
Он уже предвкушал, как будет нести свою добычу на кукане так, чтобы лещиный хвост чиркал по земле, как со скромной гордостью будет шествовать по улице, а встречные-поперечные будут дивиться: неужто на удочку взял? Как дойдет до дома… нет! Сперва в продовольственный, взвесить леща на точных весах, чтобы все видели. Да, именно так, измерить-то и дома можно. А потом в уху… нет! Попросить маму запечь в тесте!
Колька как наяву ощутил аромат из духовки и чуть зубами не заклацал, как вдруг в этот момент с того берега раздались дикие визги и вой, сдавленные вопли, шум и треск веток. Два темных силуэта, как черти из коробок, выпрыгнули с кладбища, скатились с пригорочка и поскакали, высоко задирая колени, по плавуну.
Лещ, сильно ударив хвостом, выскользнул из Колькиных рук – и был таков.
28
Веселая летняя электричка, хлопая дверями, несла Анчутку и Пельменя к месту «работы». По мере приближения они пасмурнели все больше. Законный восторг человека, который уже подсушил сухарей, но нежданно получил право идти на все четыре стороны, да еще и сапоги в придачу, сменился тяжелым осознанием ситуации.
До ребят постепенно доходило, что они без предупреждения пропали на двое суток, что и теперь у них нет возможности дать о себе знать. Обоих мучил один и тот же вопрос: что, если дед Лука решил, что они загуляли? Или что дали деру? Или скурвились и настучали куда следует? Из этого всего следует единственный вывод: утрата надежного и безопасного источника денег. И что же теперь делать? Заявиться эдакими подарками в хибару, надеясь, что дед Лука там? А если нет, то снова напугать бледную Наталью?
Так себе план. Тем более что старик прямо сказал: не появляться без приглашения. А такового не было. Оставался лишь один вариант, который не сулил никаких неприятностей: ехать в подвал и надеяться на лучшее. Эта мысль пришла в голову сразу обоим, стало быть, была правильной. Поэтому, проехав лишнюю станцию, чтобы не светиться, они отправились через лесок, к кладбищу.
Потихоньку смеркалось, тени становились глубже и смурнее, какие-то ночные твари начинали перекрикиваться все отчетливее, чертили зигзаги летучие мыши. Было тепло и свежо одновременно.
Мысли Андрюхи, который уже окончательно успокоился и был готов к любой судьбе, снова приняли приятный оборот. Они на свободе, у него теперь новые сапоги, отличные! И в карманах по-прежнему шуршит. А уж что там дальше – как бог даст, руки-ноги целы – и ладно, бывало и похуже, и всякое в том же духе.
Яшка, судя по всему, был настроен не так благодушно и старался держаться поближе к товарищу. Он долго сопел, крепился и, наконец, начал излагать свои опасения:
– Я вот что думаю. Мы с тобой не покойников грабим?
– Чего? – искренне удивился Пельмень, покуривая в кулачок. – Это с чего вдруг?
– Ну вот монетки мы с тобой выковыряли откуда?
– Из ящика.
– А ящик чей?
– А ничей. Они померли все давно.
– Вот. И сапоги твои тоже.
Пельмень насторожился:
– Чего тебе до моих сапог?
– Они ж тоже того… с покойника.
– И чего? – уже с вызовом ответил Андрюха. – Ты-то своих сапог родословную знаешь?
– Это другое, – неубедительно, но убежденно возразил Яшка, – даже ежели чего… Я не специально.
– А я специально? Сама тетка подарила!
Яшка не обращал внимания на заеды, лишь поспевал за другом, то и дело озираясь:
– Да я серьезно. Мы с тобой на кладбище кантуемся. Вот придет мертвяк за своим, что делать-то будем?
– Бежать и орать, – хмыкнул Пельмень, – здоровый лоб, а все как маленький, в страшные сказочки веришь.
– Сказочки не сказочки, а я вот по нужде как-то вышел ночью – с тех пор не хожу…
Андрюха сделал вид, что принюхивается:
– Точно! А я-то думал, от кого так несет.
– А ты не смейся, – возмутился Яшка, – тебя бы туда, еще не факт, кто бы сильнее обделался. Пристроился я за деревом, вдруг слышу –