Это был первый раз в его жизни, когда девочка пришла к нему по собственному желанию и сказала, «Я хочу Олега», не требуя оплаты, и никто ее не насиловал и не брал в плен. Его испугало незнакомое ему желание быть добрым и милосердным.
Четырнадцати лет была Лолита, когда обрела свое счастье, не веря, что оно вообще существует в мире. Обняла она ногу Олега и не давала ему уйти, пока он не оттолкнул её другой ногой, и она отлетела с воем в угол.
Опять пришло к нему это чувство милосердия, и он вышел из шатра, порылся в тюках, пока не сказал: «О, вот оно». Извлек из тюка черное шелковое платье, на котором были вышиты черной нитью головы змей. «Иди сюда, погладь это», – пролаял он одной из служанок, она подбежала, и согнувшись в поклоне, взяла платье. И через пять-десять минут, пока Олег смотрел на воды, текущие вдоль борта, принесла выглаженное платье, перекинутое через руку, и осторожно передала ему.
Он раздвинул полог шатра, увидел малышку и сказал ей:
«Надень это».
Она встала, обнаженная, какой он ее оставил, тело и соски вновь ударили его своей мощной невероятной красотой, которой одарили ее боги. Она взяла платье и только произнесла «Йо», и тут же облачилась в него, тут же обернувшись царицей корабля, царицей Олега.
Корабль шел на север. Всю дорога Тита сидела на носу корабля, глядя на бегущие воды, на широкий разлив реки, на деревья по обоим берегам, на шумящие на ветру кронами тополя, на небо, полное белых облаков, на зеленые равнины и невысокие холмы. На стада несущихся бизонов, на водяных птиц и рыб. И все размышляла над событиями последних дней в ее жизни.
Гусь сидел возле неё. Три раза пытались изжарить его на ужин, и три раза Тита обнаружила, что стоит ей сказать «нет», как все тут же исполнят ее желание.
Глава сорок первая
Сидела и размышляла Тита, гусь ее гоготал во главе нового стада, сидела она на ступеньках дома Олега, в Швеции, после завершения их путешествия: Олег меня любит. Он действительно любит меня. Как мне хорошо с тех пор, как я пришла к нему, вся дрожа и не зная, убьют ли меня, превратят ли в подстилку на неделю, а затем выбросят в какое-нибудь заброшенное село. Да, в общем-то, мне было все равно, что со мной будет. Я всего лишь хотела быть возле Олега, и пусть он делает со мной, что хочет. И вдруг он дал мне черное шелковое платье, Взял его из тюка трофеев, которые вез жене.
Шесть месяцев мы плыли на север. Останавливаемся около какого-нибудь села, грабим его. Олег там был тяжело ранен. Я боялась, что он умрет, и надо будет мне вернуться к той мечте о дьяволе с кривым членом, который спасет меня. Но для Олега эта рана оказалась легкой, и он смеялся, когда ее ему зашивали, смотрел на меня и сказал: «Тита, дай мне руку». Я дала ему руку, и он гладил ее от ладони до локтя, затем опять вниз, до ладони, и смотрел мне в глаза, и ни один мускул не дрогнул у него, пока его резали и затем зашивали. «Ты должна научиться сама – зашивать мне раны, Тита», – говорил он.
И я ответила: «Да, я научусь», ибо все, что он скажет мне, я сделаю.
И так мы отплыли. Я учусь зашивать рубленные от меча раны у рабов, которых захватили, чтобы они были мне пособием для учебы. Дважды доходил меня до рвоты запах крови, но Олег сказал мне: «Царице корабля викингов нельзя пугаться запаха крови», И я очень старалась.
Дважды мы пересекали сушу, от реки к реке, волокли корабли по земле, встречая других шведов. Понемногу я учу их язык и довольно сносно разговариваю. Там, на остановках, Олег пил какой-то желтый пенистый напиток, возвращался в нашу постель пьяным и тут же засыпал. Там, на остановках, все корабелы принимали ванны, и меня тоже втащили туда.
Олег ни разу не бил меня. Добрались мы до моря, и его пересекли в бурю и сильный ветер. Всю дорогу по морю у меня была рвота, но Олег не сердился. Он смеялся, когда я во время рвоты я перегибалась через борт. Теперь мне не болит, когда он любит меня. Пришло время к этому привыкнуть, разве не так? Причалили мы к берегам Швеции, и все мужчины сошли с кораблей, поцеловали землю и каждый принес служанку в жертву богам, и среди них болгарку Софи Розано, которая никогда не поднимала глаз от кастрюль на кухне.
Ждали мы почти две недели, пока не пришли нас встретить какие-то царедворцы, принц, и сам король, они сидели с Олегом, и Одином, и другими, и говорили о хазарах. Один дал им карты и списки сел. Затем закатили великий пир. Съели горы мяса, шуты, фокусники, танцовщицы развлекали всех, и была потрясающая музыка. Никогда еще не видела такого оркестра. Никогда еще не видела короля. Но несмотря на всех этих полуобнаженных танцовщиц с оголенными животами и огромной грудью, Олег смотрел только на меня, сидя за королевским столом. Почему он так сильно меня любит? Никогда меня так не любили. Будет ли он всегда меня любить? Что будет, когда я постарею и разжирею? Только не это, только чтобы не сделал со мной то, что сделал со своей женой. Но он все время говорит, что не сделает этого, что я другая, что нечего сравнивать, что мной околдован и должен выдать из себя все доброе, что в нем есть. Он говорит, что не может устоять перед желанием быть со мной добрым. И он действительно очень добр ко мне.
После того, как нас покинул король, принцы и министры двора, весьма довольные переданными им Одином картами, все мы встали и взобрались на большие телеги, покрытые пологами, и покатили дни и ночи на север. Четыре жирных коня были запряжены в каждую телегу. И шведы пели песни каждому дереву, каждой скале, каждому озеру. На обочине пути стояли мелкие демоны, толстые, с как бы напухшими носами, махали нам и делали сальто в воздухе. Эти северные демоны участвовали в войнах. Некоторые из них знакомы были с Олегом и его дружиной, вспоминали минувшие дни и битвы. Говорили о мужестве, духе героизма, и вдруг все, как один, затянули песню.
Солнечный свет почти не угасал, ночи были коротки, и Олег сказал, что он любит долгие ночи со мной. Можно подумать, что он должен дожидаться ночи. Он это делает в полдень, и после полудня, вечером и ночью. И мне хорошо. Я ведь так его люблю. Сегодня зарежу своего гуся и зажарю для Олега, чтобы он увидел, как я его люблю.
В первую ночь на корабле он спросил меня: «Болит?»
Ответила: «Нет, нет, хорошо, хорошо».
Затем спросил: «Тебе было хорошо?»
Я сказала: «Нормально».
«Но ведь ты сказала: «Хорошо, хорошо».
Я ему не ответила, только хмыкнула, но он продолжал меня дотошно расспрашивать, а я все хмыкала, пока не поняла, что могу ему сказать:
«Ну, хватит, замолчи».
Так и сказала.
Он рассмеялся. Он не сердился, не ударил и не вышвырнул меня, только обнял и со смехом сказал: «Ладно, молчу».
Было это нормально, но вдруг стало и вправду хорошо. И тогда вспомнила, что он спрашивал, и в одну из ночей сказала ему: «Помнишь, ты меня спрашивал, хорошо ли мне?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});