на Тима, дурака прямолинейного и на нее, такую красивую… дурочку, — расскажи ему, как проходит у тебя командировка. Или, давай, мы?
— Только попробуйте! — шипит она, оскалившись, словно волчица, — я тогда с вами даже разговаривать больше не буду!
Напугала, блять…
— Мне нужно уехать по делам.
Она, независимо ступая, идет в комнату, берет телефон, открывает приложение такси.
Мы смотрим.
Тим делает еле заметное движение к ней, но я его перехватываю.
Не надо сейчас.
Нет, мы, конечно, вполне способны ее опять завалить в кровать, затискать, заставить забыть про все на свете. И про жениха гребанного в том числе. Но что это даст? Потом опять неминуемо будет просветление, и ее полная убежденность в том, что она — жертва, а мы — насильники и скоты.
Нет уж.
Надо по-другому.
Нам всем надо выдохнуть, обдумать…
Ну и работа не ждет, Кабан копытом бьет.
Но пока что ясно одно: Ветка из города без нашего ведома не уедет. А в его пределах… Пусть думает.
А мы пока решим, что ей предложить… Так, чтоб отказаться не смогла.
Глава 27. Тим. Сейчас
— Она говорила, за каким хером вернулась? — Ванька смотрит на остывший кофе, кривится и достает из бара бутылку с коньяком.
Я не возражаю, напряг надо снять, а то сил никаких же.
Нервы в клочья.
Ветка, блять… Умеет свести с ума за минуту.
И ведь, главное, забыл же уже практически…
Ну, не то, чтоб забыл… Эта рана из тех, что кровоточит при каждом случайном прикосновении. За эти пять лет я научился не прикасаться. И даже привык к тому, что она где-то есть, эта рана, на периферии сознания, глубоко внутри.
И вот появилась Ветка, и все. Пиздец. Еще чуть-чуть — и кровью истеку.
Но все же могу гордиться собой, прогресс есть, определенно, по сравнению в бешеным придурком пятилетней давности.
Потому что Ветка вышла отсюда. И даже уехала. И ее даже никто к кровати не привязал, хотя желание было диким, мутящим сознание. Причем, не только у меня, у Ванька тоже!
Но брат мой оказался в этом вопросе собранней и выдержанней меня.
Отпустил.
И меня придержал.
Если б не он, Ветка бы уже стонала подо мной, вовсю доказывающим, насколько она не права в своих претензиях! И насколько все было сделано для нее! И из-за нее! И что, если б не она, то все было бы хорошо! У нас! У нас с ней — так точно!
Короче, понятно, что меня опять повело конкретно.
Идиотом совсем становлюсь с ней рядом. А сейчас, когда она так близко, то вообще…
Пиздец какой-то неизлечимый…
Ветка ушла, подобрав боссоножки с сумочкой и перевязав потуже пояс белого халата, который на ней платьем принцессы смотрелся…
Дверь уже захлопнулась, а я все не понимал, какого, собственно, хера происходит? И почему я это сейчас позволяю?
И, может, пока не поздно, метнуться и вернуть ее обратно?
Она же сейчас тупо свалит опять, и хер ее найдешь!
Осознание совершенной глупости замутило мозги, и я даже нацелился за беглянокй, но Ванька, глянув на меня с предостережением, набрал номер и коротко сказал: “До двери, но тихо”.
Я поморгал… И выдохнул с облегчением.
Все же, в некоторых вещах разгильдяй и пиздабол Ванька умнее и предусмотрительнее меня.
Местный агрегатор такси, куда он зашел полноправным партнером пару лет назад, теперь отрабатывает вложенные бабки по полной.
И если Ветка думает, что сняла нас с хвоста, то тут для нее прям грустные новости.
Я тру лицо ладонью и сажусь к столу.
Ванек скручивает крышку, разливает в пузатые бокалы тягучую жидкость.
— Давай, потихоньку, — командует он, но я не слушаю и залпом глушу сразу до дна.
Друг смотрит неодобрительно:
— Шестнадцать лет выдержки.
— А мне похуй.
Эстет, бля. Давно ли?
Вроде, вот буквально вчера спиртягу глушили и компотом его матери запивали…
— Ну че? Говорила? — опять вовзращает меня к нашим баранам Ванька.
— Нет.
— А вообще… Что-то говорила?
— Нет… Не успела…
— Блять… — Ванька отворачивается и, забывая, что он теперь гребанный аристократ, дует коньяк залпом, заедает лимоном, задумчиво смотрит в окно.
Мы молчим, явно крутя в голове одни и те же мысли и, наверно, впервые за все эти сутки выдыхая хоть немного.
С того момента, как узнали, что Ветка в городе, и уж тем более, с того, когда нашли ее, это первый раз, когда реально чуть-чуть в себя пришли. И мозги вернулись из трусов в голову.
За окном яркий летний день, во дворе внизу бегают дети.
А я сижу, тупо ни о чем не думая, ощущая, как коньяк мягко путешествует по организму.
Поворачиваюсь и ловлю внимательный взгляд Ваньки:
— Накрыло? — понимающе кивает он.
— А то тебя нет? — язвлю я мрачно.
— Че делать будем? — помолчав, задает он основной вопрос. Главный.
Но я не чувствую в себе готовность вообще на эту тему общаться.
Драться с Ваньком из-за нашей общей подружки уже смешно. Не решает это ничего, сто лет назад выяснили.
А сегодня, вот, выяснили, как к этому относится Ветка. И это удар, охереть какой.
Я почему-то был уверен, что ей все понравилось… И что сбежала она… Почему-то. Потому что дура. И предательница.
Мне и в голову не приходило, что она может это все именно так видеть.
Воспринимать.
Мы с Ванькой ехали вчера к ней , оба одержимые справедливым чувством обиды и желания выяснить отношения, задать основной вопрос: “Нахуя ты так сделала?”
А у нее, оказывается, свои причины. И эти причины переворачивают произошедшее тогда, пять лет назад, с ног на голову.
Правда, если меня спросить, хочу ли я вернуться в прошлое и поменять его, просто тормознуть, не делать того, что сделал… Я сто процентов скажу, что “нет”.
И вернуться я бы согласился, но лишь затем, чтоб Ветку словить и из города не выпустить.
Сейчас, в свете всего ею сказанного, это выглядит форменным мудачизмом, но