Читать интересную книгу Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Влѣзайте, влѣзайте! — кричалъ м-ръ Уардль, впрыгивая въ карету и захлопывая дверцу съ правой стороны. — Живѣй, Пикквикъ, живѣй!

И прежде, чѣмъ м-ръ Пикквикъ сообразилъ, о чемъ идетъ рѣчь, дюжая рука одного изъ ямщиковъ втолкнула его въ карету съ лѣвой стороны, захлопнула дверцу, и экипажъ стремглавъ помчался со двора.

— Вотъ мы и пошевеливаемся! — сказалъ пожилой джентльменъ одобрительнымъ тономъ.

Они точно шевелились, и м-ръ Пикквикъ чувствовалъ всю силу исполинскихъ движеній, когда его начало перебрасывать съ одной стороны на другую.

— Держитесь крѣпче! — сказалъ Уардль, когда м-ръ Пикквикъ толкнулся однажды своей головой объ его плечо.

— Въ жизнь никогда я не чувствовалъ такой встряски, — отвѣчалъ бѣдный м-ръ Пикквикъ.

— Ничего, ничего, мы ихъ нагонимъ! Держитесь крѣпче.

М-ръ Пикквикъ забился въ утолъ. Карета помчалась еще быстрѣе.

Такъ промчались они около трехъ миль. Наконецъ, м-ръ Уардль, наблюдавшій изъ окна минуты двѣ или три, обратилъ на м-ра Пикквика свое лицо, обрызганное грязью и вскричалъ нетерпѣливымъ тономъ:

— Вотъ они!

М-ръ Пикквикъ высунулъ свою голову изъ окна. Гакъ точно: карета, заложенная четверкой лошадей, мчалась во весь галопъ не въ дальнемъ разстояніи отъ нихъ.

— Живѣй, ребята, живѣй! — По гинеѣ на брата!

Быстроногіе кони первой кареты мчались во весь опоръ; кони м-ра Уардля вихремъ летѣли по ихъ слѣдамъ.

— Я вижу его голову! — воскликнулъ раздражительный джентльменъ. — Вонъ она, чертова башка!

— И я вижу, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Вонъ онъ, проклятый Джингль!

М-ръ Пикквикъ не ошибся. Лицо кочующаго актера, совершенно залѣпленное грязью, явственно выставлялось изъ кареты, и можно было различить, какъ онъ дѣлаетъ неистовые жесты, ободряя ямщиковъ ускорить бѣгъ измученныхъ коней.

Завязалась отчаянная борьба. Деревья, заборы и поля пролетали передъ ними съ быстротой вихря, и черезъ нѣсколько минутъ путешественники наши были почти подлѣ первой кареты. Они слышали даже, какъ дребезжалъ охриплый голосъ Джингля, кричавшаго на ямщиковъ. Старикъ Уардль бѣсновался и выходилъ изъ себя. Онъ дюжинами посылалъ впередъ энергическія проклятія всѣхъ возможныхъ видовъ и родовъ, сжималъ кулаки и грозно обращалъ ихъ на предметъ своихъ негодованій; но м-ръ Джингль отнюдь не позволялъ себѣ выходить изъ предѣловъ джентльменскихъ приличій: онъ исподволь бросалъ на своего преслѣдователя презрительную улыбку и отвѣчалъ на его угрозы торжественнымъ крикомъ, когда лошади его, повинуясь убѣдительнымъ доказательствамъ кнута, ускоряли быстроту своего бѣга.

Лишь только м-ръ Пикквикъ усѣлся на свое мѣсто, и м-ръ Уардль, надсадившій свою грудь безполезнымъ крикомъ, всунулъ свою голову въ карету, какъ вдругъ страшный толчокъ заставилъ ихъ судорожно отпрянуть отъ своихъ относительныхъ угловъ. Раздался сильный трескъ, крикъ, гвалтъ, — колесо покатилось въ канаву — карета опрокинулась на бокъ.

Черезъ нѣсколько секундъ общей суматохи — барахтанья лошадей и дребезжанья стеколъ — м-ръ Пикквикъ почувствовалъ, какъ высвободили его изъ-подъ руинъ опрокинутаго экипажа и какъ, наконецъ, поставили его на ноги среди грязной дороги. Высвободивъ свою голову изъ капюшона шинели и поправивъ очки на своихъ глазахъ, великій мужъ поспѣшилъ бросить орлиный взглядъ на окружающіе предметы.

Старикъ Уардль, въ изорванномъ платьѣ и безъ шляпы, стоялъ подлѣ м-ра Пикквика, любуясь на обломки опрокинутаго экипажа. Ямщики, ошеломленные паденіемъ съ козелъ и облѣпленные толстыми слоями грязи, стояли подлѣ своихъ измученныхъ коней. Впереди, не дальше какъ въ пятидесяти шагахъ, виднѣлся другой экипажъ, придержавшій теперь своихъ лошадей. Кучера съ грязными лицами, обращенными назадъ, ухмылялись и оскаливали зубы, между тѣмъ какъ м-ръ Джингль съ видимымъ удовольствіемъ смотрѣлъ изъ окна кареты на пораженіе своихъ преслѣдователей. Темная ночь уже смѣнилась разсвѣтомъ, и вся эта сцена была совершенно видима для глазъ при блѣдномъ утреннемъ свѣтѣ.

— Э-гой! — заголосилъ безстыдный Джингль. — Перекувырнулись, господа? Жаль. Какъ ваши кости?… Джентльмены пожилые… тяжелые… съ грузомъ… очень опасно!

— Ты негодяй! — проревѣлъ въ отвѣтъ м-ръ Уардль.

— Ха, ха, ха! Благодаримъ за комплиментъ… сестрица вамъ кланяется… благополучна и здорова… проситъ не безпокоиться… ѣхать назадъ… поклонъ олуху Топману. Ну, ребята!

Ямщики взмахнули бичами, отдохнувшіе кони помчались съ новой быстротой, м-ръ Джингль махнулъ на прощанье бѣлымъ платкомъ изъ окна своей кареты.

Ничто во всей исторіи, ни даже самое паденіе, не могло поколебать невозмутимаго и плавнаго теченія мыслей въ крѣпкой головѣ президента Пикквикскаго клуба. Но отчаянная дерзость шарлатана, занявшаго сперва деньги y его любезнаго ученика и потомъ въ благодарность осмѣлившагося назвать его олухомъ… нѣтъ, это было невыносимо, нестерпимо! М-ръ Пикквикъ съ трудомъ перевелъ свой духъ, покраснѣлъ чуть не до самыхъ очковъ и произнесъ весьма медленнымъ, ровнымъ и чрезвычайно выразительнымъ тономъ:

— Если я гдѣ-нибудь и когда-нибудь встрѣчу этого человѣка, я… я… я…

— Да, да, все это очень хорошо, — возразилъ м-ръ Уардль, — но пока мы здѣсь стоимъ и говоримъ, они успѣютъ выпросить позволеніе и обвѣнчаться.

М-ръ Пикквикъ пріостановился и крѣпко закупорилъ мщеніе въ своей богатырской груди.

— Далеко ли до станціи? — спросилъ м-ръ Уардль одного изъ ямщиковъ.

— Шесть миль или около того: такъ, что ли, Томми?

— Нѣтъ, братъ, врешь: слишкомъ шесть миль. Онъ вретъ, сэръ, до слѣдующей станціи будетъ гораздо больше шести миль.

— Дѣлать нечего, Пикквикъ; пойдемте пѣшкомъ.

— Пойдемте, пойдемте! — отвѣчалъ этотъ истинно-великій человѣкъ.

Одинъ изъ ямщиковъ поскакалъ верхомъ за новыми лошадьми и экипажемъ; другой остался среди дороги караулить усталыхъ коней и разбитую карету. М-ръ Пикквикъ и м-ръ Уардль бодро выступали впередъ, окутавъ напередъ свои головы и шеи огромными платками для предохраненія себя отъ крупныхъ капель дождя, который лилъ теперь обильнымъ потокомъ на грязную землю.

Глава X. Чудное безкорыстіе и нѣкоторыя другія весьма замѣчательныя черты въ характерѣ м-ра Альфреда Джингля

Есть въ Лондонѣ нѣсколько старинныхъ гостиницъ, служившихъ нѣкогда главными квартирами для знаменитыхъ дилижансовъ, — въ тѣ счастливые дни, когда дилижансы играли главную и существенную роль въ исторіи сухопутныхъ путешествій. Въ настоящее время, послѣ всесильнаго владычества желѣзныхъ рельсовъ, осиротѣлыя гостиницы превратились въ скромныя подворья для сельскихъ экипажей, и столичный житель почти знать не хочетъ о ихъ существованіи, исключительно полезномъ для однихъ провинціаловъ.

Въ модныхъ частяхъ города ихъ нѣтъ и быть не можетъ при настоящемъ порядкѣ вещей, и путешественникъ, отыскивая какой-нибудь изъ подобныхъ пріютовъ, долженъ забраться въ грязныя и отдаленныя захолустья, оставшіяся здравыми и невредимыми среди всеобщаго бѣшенства къ нововведеніямъ всякаго рода.

Въ кварталѣ Боро за Лондонскимъ мостомъ вы можете, если угодно, отыскать полдюжины старыхъ гостиницъ, въ совершенствѣ удержавшихъ свою физіономію давно прошедшихъ временъ. Это большія, длинныя, закоптѣлыя кирпичныя зданія съ галлереями и фантастическими переходами, способными доставить цѣлыя сотни матеріаловъ для страстныхъ и страшныхъ повѣстей въ сантиментальномъ родѣ, и мы не преминули бы обратиться къ этому обильному источнику, еслибъ намъ пришло въ голову разсказать фантастическую сказку.

Поутру на другой день послѣ событій, описанныхъ въ послѣдней главѣ, на дворѣ гостиницы "Бѣлаго Оленя", что за Лондонскимъ мостомъ, на соррейской сторонѣ, долговязый малый, перегнутый въ три погибели, ваксилъ и чистилъ щеткой сапоги. Онъ былъ въ черной коленкоровой курткѣ съ синими стеклянными пуговицами, въ полосатомъ нанковомъ жилетѣ и сѣрыхъ брюкахъ изъ толстаго сукна. Вокругъ его шеи болтался красный платокъ самаго яркаго цвѣта, и голова его украшалась бѣлою шляпой, надѣтой набекрень. Передъ нимъ стояли два ряда сапоговъ, одинъ вычищенный, другой грязный, и при каждомъ прибавленіи къ вычищенному ряду, онъ пріостанавливался на минуту отъ своей работы, чтобъ полюбоваться на ея блестящій результатъ.

На дворѣ "Бѣлаго Оленя" не было почти никакихъ слѣдовъ кипучей дѣятельности, составляющей обыкновенную характеристику большихъ гостиницъ. Три или четыре громоздкихъ воза, которыхъ верхушки могли бы достать до оконъ второго этажа въ обыкновенномъ домѣ, стояли подъ высокимъ навѣсомъ, распростертымъ по одну сторону двора, между тѣмъ какъ другой возъ, готовый, повидимому, начать свою дальнѣйшую поѣздку, былъ выдвинутъ на открытое пространство. Въ главномъ зданіи трактира помѣщались нумера для пріѣзжихъ, раздѣленные на два длинные ряда темной и неуклюжей галлереей. Изъ каждаго нумера, какъ водится, были проведены по два звонкихъ колокольчика, одинъ въ буфетъ, другой въ кофейную залу. Два или три фіакра, одинъ шарабанъ, двѣ брички и столько же телѣгъ покатывались, безъ всякой опредѣленной цѣли, по различнымъ частямъ широкаго двора, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, тяжелый лошадиный топотъ и храпъ давалъ знать кому слѣдуетъ о присутствіи отдаленной конюшни съ двумя дюжинами пустыхъ стойлъ, по которымъ безпечно разгуливалъ самодовольный козелъ, неизмѣнный другъ и совѣтникъ усталыхъ коней. Если къ этому прибавить еще съ полдюжины людей, спавшихъ на открытомъ воздухѣ подъ навѣсомъ сарая, то читатель получитъ, вѣроятно, довольно полную картину, какую дворъ "Бѣлаго оленя" представлялъ въ настоящее достопамятное утро.