Читать интересную книгу Почем фунт лиха - Людмила Милевская

— Как что? Мое воскрешение, конечно. Соседи как будто пообвыкли и уже не шарахаются, но есть же еще друзья и родственники.

— А они до сих пор не знают, что ты жива?

— Нет, зачем их расстраивать. Вчера, например, когда спешила к тебе, столкнулась с Тоськой. Бедняга с перепугу креститься начала, хотя атеистка с тех времен, когда была комсоргом школы.

— А Нина Аркадьевна?

— Та, похоже, не знает. Или делает вид, что не знает. Во всяком случае, пока мне не звонила. Ну ладно, когда ты за мной заедешь?

— Никогда меня не слушаешь. Повторяю, в половине третьего, — рассердилась Нелли.

— Не рычи, буду паинькой, — пообещала я, и мы простились.

До полудня я не знала, чем себя занять. Несколько раз порывалась ради развлечения позвонить своему спасителю Евгению, но всякий раз останавливала себя вопросом: «Что ему скажу?»

Когда диктор радио сообщил, что в Москве тринадцать часов, я позвонила Клавдии. Она уже пришла с работы и рапортовала о замоченном белье Я сказала, что собираюсь, чищу перышки, так как через полтора часа приедет Нелли.

Минут десять я бесцельно бродила по своей огромной квартире, заглянула в Красную комнату и гостиную, в зал, вспомнила недобрым словом третьего мужа, так и недоделавшего двустворчатые двери. С тех пор прошло больше десяти лет, а двери так и остаются недоделанными. Я, правда, не знаю, что там недоделано. На мой взгляд, все прекрасно, но муж бросил на прощание эту фразу о дверях, и теперь она мучает меня много лет. Может, он сказал это нарочно, чтобы лишить меня покоя? Тогда он действительно подлец. Я вынесла третьему мужу окончательный приговор, после чего отправилась в спальню.

Там я присела к туалетному столику, достала с полочки косметический набор и очень быстро сделала с собой такое, после чего ни один мужчина не смог бы по доброй воле отвести от меня глаза.

Несколько раз чесанув расческой по своей золотистой гриве, я пришла в восторг: «До чего хороша, когда высплюсь и не бегаю от преступников. Надо почаще давать себе передышку».

Отвлек меня от достойного занятия звонок из прихожей. Соблюдая предосторожность, я заглянула в «глазок». Пышный бюст Маруси вплотную подпирал мою дверь. Несмотря на то, что второго такого бюста не сыщется во всей Москве, я все же спросила:

— Маруся, ты?

— Я, я, — подтвердила Маруся, всхлипывая. — Открывай, старушка.

Распахнув дверь, я невольно прижалась к стене, чтобы освободить проход. Маруся в кокетливом фартyке и красивом, совсем не буфетном, платье ворвалась в квартиру и забегала хаотично, как растревоженный таракан. О резвости такой я и не подозревала, с трудом поспевая за ней.

— Где он? — спросила она, набегавшись вволю.

— Кто?

— Аким.

— Аким? Почему ты решила, что он у меня?

— Он сам сказал, что отправляется сюда, — опять всхлипнула Маруся.

Я догадалась, в чем дело.

— Поругались?

— Да… Он сказал, что я бестолковая и что пойдет туда, где его лучше понимают.

— Ах, речь об «Абсолюте». Неужели ты пожалела для него? — принялась я выговаривать Марусе. — Запомни, Аким не алкоголик какой-нибудь, он очень тонкая натура.

Она кивала кудрявой головой и сморкалась в фартук. Вид у нее был невыносимо несчастный.

— Да, да, все понимаю, — твердила она, — для Акима ничего не жалко, надо было только дождаться конца рабочего дня.

— А ему вынь да положь? Немедленно?

— Да, он не хотел ждать.

Извечная трагедия большинства женщин — нетерпимость и нетерпеливость мужчин. Пора, милочки, понять, что мужчина может дожидаться всего чего угодно, но только не того, что связано с удовольствиями. Иначе пойдет искать удачи в другом более щедром месте. Ведь все мужчины придерживаются незыблимого для них принципа: лучшее благо — благо немедленное. Против этого есть одно хорошее средство, но не каждому оно доступно.

Марусе, судя по ее несчастному виду, это средство точно недоступно.

— Но если Аким не у тебя, тогда где он? — растерялась она.

— Не знаю, может, в клубе?

Клубом у нас называли местную затрапезную пивную где собиралось множество «романтиков» похлеще Акима. Он среди них, как рыба в воде.

— В клубе? — воспряла духом Маруся. — А ты знаешь, где это?

— Конечно.

— Ой, а я не одета для такого случая. — Ничего, там поймут.

Я поглядела на часы, прикинув, что отвязаться от этой сумасшедшей влюбленной не удастся. Но, с другой стороны, до приезда Нелли осталось всего полчаса. Вряд ли я успею добежать до «клуба», помирить Марусю с Акимом и вернуться обратно. К тому же, если Нелли узнает, ради чего я позволила себе опоздать на стирку, она так энергично осудит меня…

В общем, я решила не искушать судьбу, а предупредить Нелли заблаговременно. Я позвонила в «Гиппократ» и, радуясь, что застала ее, тут же выпалила:

— У меня ЧП, поезжай прямо к Клавдии, я к трем буду там. Аким и Маруся проводят.

— Очень хорошо, что ты не расстаешься с этими чокнутыми, — ответила Нелли. — Я задержусь на час, так что начинай без меня.

— Как на час? — возмутилась я. — Не хочешь ли ты сказать, что приедешь в четыре?

— Да, раньше не получится. У меня вызов в больницу.

— Нет, кто из нас филонит? И так всегда. Совесть, как ни странно, проснулась в Нелли.

— Может, перенесем стирку на завтра? — виновато спросила она.

Я разочаровала ее.

— Не выйдет. Клавдия уже замочила белье.

— Но я, честное слово, раньше четырех не смогу. Еду в клинику снимать депрессию у смертельно больной.

Подумать только, что умеет делать наша Нелли.

На что она способна. Снять депрессию у смертельно больной. Сам Господь Бог не взялся бы за такое, а Нелли — запросто. Легко и весело. Только плати.

— Ладно, — успокоила я ее, — иди снимай. Мне все же легче, чем твоей больной. Когда упаду от непосильного труда и начну умирать, не придется бегать по психотерапевтам. Ты всегда под рукой. Просто придешь и быстренько снимешь любую депрессию. Какое счастье умереть без депрессии!

— Иди к черту, — обиделась она.

И я пошла к Акиму. Маруся развлекала меня сценами из их личной жизни. По дороге мы завернули в магазин и купили бутылку «Абсолюта». Маруся не положила ее в кулек, а торжественно понесла в руках, нежно прижимая к груди. Идущие навстречу мужчины ласкали ее взглядами, и непонятно было, кому они больше рады: бутылке, Марусе или ее выдающейся (во всех смыслах) груди.

Какой все же хороший парень Аким, добрый и великодушный. Увидев Марусю, он не стал кобениться и набивать себе цену, как другие, а обнял подругу, поцеловал, взял из ее рук «Абсолют» и спросил:

— А как же буфет?

— Ты мне дороже, — призналась Маруся.

— Ребята, — сказала я, — у меня большая Клавина стирка, так что не обессудьте, если уделила вам мало внимания.

— Мы тебя проводим, — благородно откликнулся Аким.

Меня внезапно одолела скромность.

— Я на такси.

— Мы тебя проводим до такси, — сказала счастливая Маруся.

Я согласилась и потом, уже из машины, долго смотрела, как они махали мне вслед, обнявшись, словно два голубка: большая Маруся и маленький Аким.

Хорошо, что я умею радоваться чужому счастью. Это очень обогащает жизнь.

Глава 19

Во двор Клавдии такси въехало, когда на часах было сорок минут четвертого. Не обращая внимания на столпившихся у лавочки людей, я, не дожидаясь лифта, понеслась на пятый этаж. Минут пять безрезультатно жала на кнопку звонка, потом раскрыла сумочку и достала ключи. Открыв дверь, я вошла в квартиру и, к удивлению своему, застала стирку в самом разгаре. Клавдии же не было нигде.

«Куда она могла пропасть? — насторожилась я. — И почему начала стирку, не дожидаясь меня? На нее это не похоже. А на месте ли ее домашний халат?»

Я бросилась в спальню, перерыла все в одежном шкафу, но в скудном гардеробе Клавдии халата не наружила.

«Не могла же она выйти на улицу в домашней одежде, — подумала я, растерянно присаживаясь на Диван. — И почему не оставила записки? Значит, мучилось что-то из ряда вон, то, что вынудило нашу yравновешенную Клавдию, забыв про все на свете, нестись бог знает куда. Может, что-то связанное с ее Димой?»

Скрип входной двери отвлек меня от раздумий.

— А тут открыто, — услышала я голос соседки. — Проходите, поглядите.

Я бросилась в прихожую и обмерла. Соседка не одна. Рядом с ней топтались двое мужчин: один в гражданском, другой в милицейской форме, если не ошибаюсь — в чине капитана.

— Кто вы такая? — строго спросил меня гражданский.

Не успела я открыть рта, как соседка Клавдии — препротивнейшее создание — опередила меня.

— Это Сонечка, сестрица несчастной, двоюродная, — заговорщически кивая мне, проговорила она и скорбно поджала свои ехидные губки.

Мне не понравилось, что эта неотесанная баба так фамильярно называет мою исключительно утонченную и аристократичную Клавдию несчастной, а меня Сонечкой. Я уже собралась одернуть ее, но строгий вопрос капитана мне помешал.