Читать интересную книгу Цементная блондинка (Право на выстрел) - Майкл Коннелли

— Кого посылал?

— Святую Наставницу. Ее настоящего имени я не помню.

Зато помнил Босх. Святая Наставница был псевдоним порноактрисы Николь Нэпп, седьмой жертвы Кукольника. Он вновь сел на диван и сунул в рот сигарету.

— Томми, — сказала девушка, — он курит.

— Заткни свою пасть, — ответил сутенер.

— Но ты же сам запретил здесь курить, разве что когда...

— Заткни пасть!

— Николь Нэпп, — сказал Босх.

— Вот-вот, точно.

— Ты слышал, что полиция обвинила в ее смерти Кукольника?

— Да, я тоже так думал, пока не исчезла Бекки. И только тогда вспомнил этого парня и что он говорил.

— Почему же ты ничего никому не сказал? Почему не позвонил в полицию?

— Ты же сам говоришь: такие, как я, в полицию не звонят.

Босх кивнул.

— Что он сказал? Что сказал тот, кто звонил по телефону?

— Он сказал: «У меня сегодня ночью особые пожелания». Он так говорил оба раза. Именно так. Он сказал это и в тот, и в другой раз. И голос у него был какой-то чудной. Будто он говорит сквозь сжатые зубы или что-то в этом роде.

— И ты все равно ее послал.

— Я и не связал это вместе, пока она не исчезла. Слушай, парень, я же заявил о ее пропаже. Я сказал копам, в какой отель она пошла, а они и ухом не повели. Я один, что ли, виноват? Твою мать, копы же сказали, что этого парня поймали, что он сыграл в ящик. Я думал, ничего страшного...

— Ничего страшного для тебя или для девчонок, которых ты гоняешь на улицу?

— Слушай, ты чего, думаешь, я послал бы ее, если бы знал? Я в нее, кстати, кучу бабок вложил.

— Да уж это наверняка.

Босх посмотрел на блондинку и подумал: сколько времени понадобится для того, чтобы она выглядела так же, как та, которой он дал на улице двадцатку. Видимо, все девицы Черроне заканчивали на улице — выжатые как лимон и с задранным кверху большим пальцем. Или — погибали. Он снова посмотрел на Черроне.

— Ребекка курила?

— Что?

— Она курила? Ты с ней жил, ты должен знать.

— Нет, она не курила. Курение — омерзительная привычка.

Черроне свирепо поглядел на блондинку. Босх бросил сигарету прямо на белый ковер и наступил на нее, вставая с дивана. Он подошел к двери, но, открыв ее, остановился.

— Черроне, а эта женщина в той дыре, куда приходит твоя почта?..

— Что с ней такое?

— Она больше не будет платить за аренду.

— О чем это ты?

Пытаясь хотя бы частично обрести чувство собственного достоинства, он встал с пола.

— Я говорю, что она больше не будет платить тебе ренту. Время от времени я стану ее навещать. Если узнаю, что она продолжает платить, тут же звоню надзирающему за тобой офицеру, и тебе — крышка. Командовать блядями, сидя в окружной каталажке, очень трудно: на каждом этаже — всего по два телефона, и тюремная братва строго контролирует, кто ими пользуется и сколько времени говорит. Думаю, тогда тебе придется распустить свою армию.

Черроне молча смотрел на Босха, весь пунцовый от ярости.

— И лучше бы ей находиться там, когда я приду ее проведать, — добавил Босх. — Если узнаю, что она уехала обратно в Мексику, я позвоню и сдам тебя. Если узнаю, что ей пришлось купить эту вонючую квартирку, я тоже позвоню. Она просто будет там жить.

— Это шантаж, — сказал Черроне.

— Нет, жопа, это справедливость.

Он оставил дверь открытой. Уже в вестибюле, дожидаясь лифта, Босх еще раз услышал вопль Черроне: «Заткни свою поганую пасть!»

Глава 13

Босх все-таки угодил в час пик, поэтому путь к Сильвии оказался долгим. Одетая в большую, не по размеру майку и линялые джинсы, она сидела за обеденным столом и проверяла домашние задания. Один из курсов, которые она преподавала в школе, назывался «Лос-Анджелес в литературе». По ее словам, она разработала этот курс для того, чтобы школьники лучше узнали свой город. Большинство из них приехали сюда из других мест и даже стран. Однажды Сильвия сказала Босху, что учащиеся в ее классе говорят на одиннадцати разных языках.

Он положил ей руку на шею сзади и наклонился, чтобы поцеловать. Домашние работы представляли собой рассказы о прочитанной книге Натаниеля Уэста «День саранчи».

— Читал? — спросила она.

— Очень давно. Одна училка английского в школе заставляла нас читать ее. Сумасшедшая тетка.

Сильвия ткнула его локтем в живот.

— Ладно, умник. Самым крутым я даю чтиво попроще. Например, «Долгий сон».

— Наверное, по мнению твоих учеников, именно так должна называться и эта книга.

— Ты сегодня просто искришься. Какие-нибудь хорошие новости?

— В общем-то нет. Просто там все течет и изменяется... в дерьмо. А здесь — совсем по-другому.

Сильвия встала, и они обнялись. Зная, что ей это нравится, он провел рукой вверх и вниз по ее спине.

— Что на суде?

— И все, и ничего. Я, похоже, уселся в грязную лужу. Интересно, смогу ли я устроиться после всего этого сторожем — как Марлоу?

Сильвия оттолкнула его от себя.

— О чем ты говоришь?

— Да сам не знаю. Так как-то все... Мне придется сегодня вечером поработать над этим. Устроюсь за столом на кухне. А ты со своей саранчой сиди здесь.

— Сегодня твоя очередь готовить.

— В таком случае найму полковника.

— Черт!

— Эй-эй, учительнице английского не полагается так выражаться. Чем тебе не нравится полковник?

— Он умер много лет назад. Ну да ладно. Проехали.

Сильвия улыбнулась. Это случалось часто и стало уже чем-то вроде ритуала. Когда была его очередь готовить, Босх обычно вел ее ужинать в город. Он понимал, что ей вовсе не улыбалась перспектива есть жареных цыплят в какой-нибудь забегаловке, но сейчас слишком многое происходило, слишком многое следовало обдумать.

У Сильвии было такое лицо, что ему захотелось исповедаться перед ней во всем плохом, что он когда-либо сделал. И в то же время он знал, что не сможет. Знала это и она.

— Сегодня я унизил человека.

— Что? Как?

— Потому что он унижает женщин.

— Так поступают все мужчины, Гарри. Что ты с ним сделал?

— Врезал ему по морде на глазах у его женщины.

— Может, он это заслужил.

— Я не хочу, чтобы ты приходила завтра в суд. Чэндлер, вероятно, вызовет меня для дачи показаний, но мне не хочется, чтобы ты при этом присутствовала. Видимо, все будет очень хреново.

Секунду она молчала.

— Почему ты так делаешь, Гарри? Почему ты мне говоришь только это, а все остальное держишь в секрете? В чем-то мы с тобой так близки, а в чем-то... Ты мне рассказываешь про мужчину, которого ударил, а о себе ничего не говоришь. Что я знаю о тебе, о твоем прошлом? Мне это не нравится, Гарри. Мы либо покончим с этим, либо начнем унижать друг друга. Именно так у меня уже было раньше.

Босх кивнул и опустил глаза. Ему нечего было сказать. Ему было слишком тяжело от других мыслей, чтобы сейчас копаться еще и в этом.

— Жареной картошечки хочешь? — спросил он наконец.

— Давай.

Сильвия вернулась к проверке домашнего задания, а Босх отправился на кухню готовить ужин.

* * *

После того, как они поели и Сильвия снова ушла в гостиную, он открыл атташе-кейс и выложил на кухонный стол «книги мертвых». Перед ним стояла бутылка «Генри Вейнарда», но сигарет не было. Босх не хотел курить в доме. По крайней мере, до тех пор, пока Сильвия не спит.

Открыв первую папку, он разложил по всему столу пачки документов по одиннадцати жертвам. Держа бутылку в руке, он встал рядом со столом, чтобы увидеть их все сразу. Сверху каждой стопки бумаг находилась фотография останков той или иной жертвы — в том виде, в каком они были обнаружены. Перед Босхом лежали одиннадцать фотографий. Некоторое время он размышлял, а затем пошел в спальню и проверил костюм, в котором ходил накануне. Поляроидный снимок «цементной блондинки» все еще лежал в кармане.

Босх принес фото на кухню и положил на стол рядом с другими. Двенадцатый номер. Это была жуткая галерея изломанных, измученных тел, под мертвыми глазами которых губной помадой были нарисованы жизнерадостные улыбки. Слепящий свет полицейских фотовспышек заливал беспомощные обнаженные тела.

Босх отхлебнул из бутылки и продолжал глядеть на стол: читал имена погибших и даты их смертей, рассматривал лица. Пропавшие ангелы в городе ночи[19]. Когда Босх заметил, что в кухню вошла Сильвия, было уже слишком поздно.

— Боже мой, — прошептала она, увидев разложенные на столе фотографии, и отступила на несколько шагов назад. В руке у нее была работа одного из учеников, другую руку она непроизвольно поднесла ко рту.

— Извини, Сильвия, — произнес Босх. — Я должен был предупредить тебя, чтобы ты не заходила.

— Это и есть те самые женщины?

Он кивнул.

— Что ты делаешь?

— Сам не знаю. Наверное, жду какого-то озарения. Я подумал, что, если посмотрю на них всех сразу, у меня может появиться какая-нибудь идея относительно того, что же все-таки происходит.