в Москву и обратно. Путешествовать зимой было опасно, даже рискованно. Наиболее уязвимыми были набранные на местах курьеры АРА, которых недоедали, они были в нижнем белье и вынуждены передвигаться в неотапливаемых товарных вагонах, где они становились добычей тифозной воши и подвергались опасности замерзнуть до смерти, если в двигателе их поезда кончится топливо или они застрянут в снежную бурю у черта на куличках.
Эти курьеры были основным средством связи между Москвой и округами, особенно в начале XX века, когда телеграф был медленным и ненадежным. Осенью 1921 года телеграмме из Москвы обычно требовалось пять дней, чтобы дойти до Казани, Симбирска или Самары; до Царицына — пятнадцать дней; до Оренбурга — четырнадцать. Международное сообщение поначалу также было медленным: телеграмма из Москвы в Лондон занимала шесть или семь дней. Только к лету 1922 года это стало круглосуточным сообщением.
Удаленность от Москвы осложнила выполнение сложной задачи по созданию окружного штаба. Хотя столицы провинций претерпели свою долю физических разрушений, работники по оказанию чрезвычайной помощи не испытывали особых трудностей с размещением, даже если им часто приходилось затрачивать значительные усилия на ремонт своих новых офисов и резиденций. Пустые склады также было легко найти, поскольку на них не было ни зерна, ни товаров, которые можно было бы занять, и главной проблемой было их ужасающее аварийное состояние. Это были предметы первой необходимости — мебель, инструменты и оборудование, канцелярские принадлежности и тому подобное, — которые оказалось труднее достать в провинции, чем в столицах. За их предоставление отвечали местные чиновники, не каждый из которых мог вполне понять, почему вдруг стало таким срочным делом найти, скажем, пишущую машинку только потому, что какой-то взволнованный американец появился на месте происшествия и потребовал ее.
И борьба за пишущую машинку была только началом. Как писал Фишер, «Потребовались постоянные придирки, упреки и поиски, чтобы раздобыть надлежащие замки для кладовых, весы или меры для кухонь, бумагу и ручки для ведения кухонных счетов, чайники и топливо». К чему, недоумевали местные жители, была такая спешка? «Русские, для которых голод был привычной катастрофой, естественно, не могли понять нервную импульсивность молодых американцев, которые, казалось, думали, что если все не будет сделано с головокружительной скоростью, все будет потеряно, в то время как местные жители знали, что на следующей неделе, через неделю и в следующем году будет голод, которого нужно накормить».
Американцы попытались преодолеть инерцию, объяснив местным властям, почему АРА пришла в Россию, скольких детей она надеется спасти от голодной смерти и так далее. Если это не произвело желаемого эффекта, они напомнили тем же чиновникам об их обязательстве по Рижскому соглашению помогать работникам по оказанию помощи в обеспечении безопасности всех помещений и оборудования и — возможно, добавив для пущей убедительности — уважать свободу АРА нанимать своих сотрудников и создавать свои продовольственные комитеты. Этот аргумент не только не возымел действия, но и привел в замешательство местных вождей, многие из которых, как оказалось, имели лишь смутное представление о приходе АРА, и мало кто из них, казалось, даже слышал о Рижском соглашении. На данный момент, должно быть, был по крайней мере один особенно озадаченный Боло, пытающийся понять, какую возможную связь видел тупой американец перед ним между своим требованием купить пишущую машинку и недавно завоеванной Латвией независимостью.
Следует учитывать душевное состояние этих местных чиновников, партийных и советских, на данном этапе Революции. Вот уже несколько месяцев Кремль издает еретические указы, сначала прекращающие реквизиции зерна, затем разрешающие свободную торговлю и возрождающие другие формы адского капитализма. Совсем недавно товарищ Ленин выступил с заявлением и назвал экономическую политику Военного коммунизма ошибкой. Для многих коммунистов мелкой сошки — большинство из которых, присоединившись к делу только с 1917 года, знали только революционно-героическую разновидность большевизма — это было почти чересчур. Фишер сравнил этот эффект с игрой в «щелкни кнутом»: чем дальше по линии — в данном случае удален от политического центра, — тем сильнее толчок. Некоторые провинциальные чиновники сочли возврат к рынку настолько невероятным или просто неприемлемым, что они обычно предпочитали игнорировать ранние указы о реформе, которые задерживали внедрение НЭПа в глубинке.
Затем, в этот момент ужасающего замешательства, даже паники, из Америки, оплота капитализма, прибыла армия так называемых благотворителей с претензиями на то, что они действуют независимо от диктатуры пролетариата. После четырех лет упорной борьбы за разгром империалистических армий и классовых врагов и за пресечение всей частной организованной деятельности, внезапно некоторым наглым американцам было разрешено свободно разгуливать по стране и предъявлять наглые требования советской власти.
Первоначальная реакция местных властей на АРА редко была откровенной враждебностью, а просто рефлексивным подозрением и вызывающим неверием в то, что полномочия этих буржуазных благотворителей действительно были такими обширными, как они утверждали. Никто из американцев не покидал Москву с дубликатом Рижского соглашения, и поэтому стандартным запросом в первоначальных телеграммах из поволжских округов в офис Хаскелла были заверенные копии документа — телеграмма из Саратова добавляла просьбу о печатной машинке с латинским шрифтом.
Районы, которые открылись позже, смогли перенять этот опыт, хотя результаты не всегда были удовлетворительными. Москва отправила Фредди Лайона в Оренбург, вооружившись английской и русской версиями Рижского соглашения. Однако простое чтение священного текста местным жителям, как он обнаружил, не произвело ожидаемых чудес. Собственное выступление Лайона перед собранием оренбургских чиновников и жителей было встречено полным молчанием. «Принимая во внимание», поскольку «поскольку» и «следовательно» совершенно сбили их с толку, и я уверен, что ни один присутствующий человек полностью не понял этот документ — если бы они поняли его, нужно было бы положить его на музыку и спеть им». Овладев языком, члены местного комитета по борьбе с голодом зачитали вслух длинное контрпредложение, описывающее их собственный план организации иностранной помощи. Лайон утверждает, что прервал это упражнение, предложив им либо сформулировать свое предложение, либо сжечь его.
Призванный из регистрационной службы Грейвса, Лайон не имел абсолютно никакого опыта в сфере продовольственной помощи, и в его обязанности входило просто наладить операции в Оренбурге до тех пор, пока их не займет опытный человек. В Симбирске среди американцев не было опытных кормильцев, в то время как Казанью, Самарой и Царицыном руководили старые рабочие руки, а в Саратове заправлял ветеран армянской экспедиции. Главный американец в каждом округе назывался окружным надзирателем, и в пределах своей компетенции он был верховным. Другие сотрудники по оказанию помощи выполняли различные обязанности в окружном или подрайонном управлении или на дороге в качестве инспекторов. В каждом округе американцев изначально насчитывалось всего несколько человек, к концу года их было не более полудюжины, и даже на пике активности, летом 1922 года, никогда не было больше дюжины.
Несмотря на усилия московских начальников