Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Так и сидел бы в Израиле, порядочный человек и знать не должен, какие они, менты. - Аня выделила это слово не злостью, как старший сын, а брезгливостью.
- Вы ничего знать не хотите! - В Юркином голосе снова послышалось совершенно неадекватное рыдание ("вы" - он, как и в детстве, сразу объединил их в единое целое: какую воду вы мне сделали, кричал из ванной, обнаружив, что вода в ванне слишком горячая). - У ментуры под носом работают точки, их по вечерам объезжают с автоматами, собирают бабки, а менты только наркоманов трясут... да их и не очень трясут, потому что с них взять нечего, они охотятся на приличных людей, кто подвыпил, паспорт дома забыл...
Столь явное перенесение внимания с собственной вины на вину ментов и Витино с Аней гражданское равнодушие внесло и в без того не лучшее душевное Витино состояние дополнительный оттенок тревоги и недоумения.
- Да, а что Мила по этому поводу думает? - спохватился Витя.
- Она тоже торчит, мы вместе подсели. И тоже полиция виновата: во всем Тель-Авиве было не достать марихуаны, мы решили слегонца кайфануть на черном...
- Что это еще за черный? - спросила Аня, преодолевая омерзение.
- Героин. Мы и не заметили, как подсели. Все, что зарабатывали, стали протарчивать, я уже учиться не мог, только кайф и ломки на уме.
- Это мы себе во всем отказывали, чтобы вас поддерживать, а вы в это время... - как бы себе самой напомнила Аня.
- Ну, отказывали, отказывали - что теперь про это!..
Его готовность к злобным рыданиям была такова, что Витя поспешил задать деловой вопрос:
- Так, а что теперь Мила?
- Мы решили, она там будет переламываться, а я здесь. Вместе нам не соскочить, мы друг друга растусовываем.
Оказывается, и там не на кого положиться...
И уже в подъезде, на улице сначала расписанные стенки лифта, затем пожухлые тополя, растрескавшиеся тротуары, озабоченные пассажиры в метро всей своей обыденностью говорили ему: очнись, этот мир не место для романтических порывов.
В метро Юрка навалился на дверь с надписью "Не прислоняться", а потом и вовсе съехал на корточки. Типичная поза наркомана, им тяжело стоять, с улыбкой привычного сострадания впоследствии разъяснили Вите в наркологическом диспансере. Но самое удивительное - Юрка не видел в этой позе ничего вызывающего: а что такого, пускай все так делают, мне по фиг. Внезапно нахлынувшие жаргонные обороты Витя тоже ощутил как некое сползание. От светящегося студенчества к глуповатому пэтэушничеству. Даже туповатому из Юркиной речи ушли живые интонации. И почему он не хочет воздержаться от этих мерзких выражений - видит же, что всех коробит.
Или не видит?
А что он видит вообще?
Замечает ли он хотя бы время - кажется, ему уныло, но не скучно, и видит ли он со своих корточек, что отец вот уже два часа топчется на солнцепеке у знаменитой - вдоль стены переминаются с десяток понурых личностей - аптеки близ Апраксина двора, именуемой Апрашка, выкрашенной, как выражались в Бебеле, в цвет детской неожиданности и утратившей среднюю перекладинку на букве "Е" на своей вертикальной вывеске, - "АПТСКА", "АПТСКА", "АПТСКА" - перечитывал Витя в виде развлечения. Витя вынужден был держаться в сторонке - такого, как он, ни один барыга на пушечный выстрел не подпустит. В тротуарной толчее подходили какие-то восточные и западные люди с предложением услуг, Юрка с усилием поднимался на ноги, вступал в переговоры, но оставался неудовлетворенным: все черный предлагают. А ему нужен белый. "Тебе же нужен джеф?" - рискнул блеснуть новыми познаниями Витя. "Джеф - это и есть белый".
Жизнь рушилась, а народ толпился, пот разъедал, Юрка дожидался своего белого - будь у Вити склонность к философствованиям, он назвал бы это объективным ходом вещей, в соседстве с которым его собственное поведение казалось все более и более несерьезным, дамской истерикой какой-то.
Наконец Юрка о чем-то сговорился с двумя потертыми... нет, в этих субъектов как будто специально втирали золу из той кучи, которая всегда курилась дымком и пылью на задворках бебельской кочегарки. Вместе с Юркой они побрели по Садовой в сторону Гороховой. Витя следовал за ним, стараясь хорониться за прохожими, - ведь будь на его месте переодетый сотрудник милиции, он сейчас мог бы запросто раскрыть наркоманский притон; но Юркиным спутникам бояться, видно, было некого, оглянулся лишь один из них только раз, и Витю ужаснуло намертво впечатавшееся в его пыльное горбоносое лицо выражение злобной тоски.
Раскаленные пыльные улицы, по которым они брели, были скорее всего заурядными питерскими улицами, но у Вити было полное ощущение, что они влачатся по заброшенному городу - его глаза схватывали только облупленности, только баллончиковые загогулины, только рытвины в асфальте. То, что на улицах было довольно много людей, дела не меняло - значит, и тем зачем-то понадобилось посетить мертвый город.
Выслеживаемая им троица прошаркала лабиринтом душных дворов и двориков и, так и не оглянувшись, скрылась в ничем не примечательном подъезде. Витя уже давно покорился этому бреду, и только одна мысль держалась в его голове - вопрос, видит ли Юрка, что он погрузил их всех в какой-то не знающий пробуждения кошмарный сон.
Уже через пять минут ему стало казаться, что он торчит в этом геометрическом, цвета детской неожиданности безумном дворе не менее часа, а через пятнадцать минут - что половину дня. Главное, он уже поверил, что здесь ему предстоит так и скончать свои дни. Кажется, если бы он знал, за какой дверью скрылся Юрка (да что они там с ним делают?!. ведь в поликлинике на укол уходит максимум полминуты!..), он бы начал звонить и барабанить в эту ужасную квартиру - пускай застрелят.
Нет, все равно не стал бы, он же обещал Юрке только сопроводить его...
И сам почувствовал, какие это никчемные пустяки - "обещал", "не обещал": вся эта мишура имела значение в прежней жизни, но считаться с нею в теперешней было каким-то детским выпендрежем. Витя уже не имел сил думать о будущем, он хотел лишь одного - чтобы Юрка наконец сыскался.
Может, они ушли по крышам?..
Но в конце концов - скала с плеч - Юрка все-таки явился на свет из той же самой проклятой двери. И - о чудо - это был почти прежний Юрка, исхудавший, но живой. Именно живой - в лице появилась живая мимика, в голосе - живые интонации.
- Что ты так долго? - спросил Витя уже практически без укора - так велико было его облегчение.
- Что ж делать, если у них один баян на всю колоду... один шприц на всю тусовку. - (Витя оценил всю деликатность этой самопоправки.) - Следишь за ним, как за рулеткой, - ну когда, когда до меня дойдет!..
- А что там за обстановка, в этом... в притоне? - зачем-то полюбопытствовал Витя, и Юрка ответил, ничему не удивляясь:
- В кухне нормально, мамаша с ребенком гулять собирается, а в комнате свалка - бутылки, банки... Обертки.
- А эти твои... сопровождающие - кто они такие?
- Они сами торчки... то есть наркоманы, шакалят за дозняк... за дозу.
- А сколько стоит доза?
- Это смотря у кого какая торба... норма. Она все время нарастает, в этом главная проблема. Но в среднем...
Юрка назвал сумму, не показавшуюся Вите очень уж непомерной: если употреблять только по праздникам, вполне можно себе позволить.
- Знаешь, - решился высказаться Витя, - я в таких делах тебе больше не помощник. Сдаюсь. - Он даже вскинул руки кверху. - Когда ты стараешься выкарабкаться, я готов тебе помогать до бесконечности. - Он было дернулся прижать руки к груди, однако чувствительности в нем поубавилось. - Но помогать тебе... - Он запнулся, не в силах выговорить слово "колоться".
- Да я вмазываться... колоться больше и сам не хочу. Я теперь на коле... на таблетках перебьюсь.
Юрка произносил какие-то названия, но Витина душа отталкивала их с такой силой, что он был не в состоянии их запомнить - что-то вроде релодорм, радедорм, феназепам... Однако сам Юрка был настолько ласков, предупредителен и говорлив, что Витя почти поверил: самое страшное позади.
"Лишь бы не героин", - повторял Юрка, и эту формулу Витя хорошо усвоил. Под этим лозунгом и протекли ближайшие недели.
Хорошее было время - можно было черпать душевные силы в лозунгах...
Назавтра Юрка был немногословен, тускл - кажется, у него и волосы как-то потускнели, поредели, наметилось что-то вроде залысин, - и Витя, желая его подбодрить, ласково напомнил ему, какой он вчера был веселый, разговорчивый...
- На базар пробило, - ответил Юрка с кривляющейся ухмылкой.
Он снова начал находить удовольствие в этих мерзких оборотцах - и уж не потому ли, что родителей от них передергивало? Он становился все более отрывистым, взрывчатым, и Витя уже с полной обреченностью принял его затравленно-злобное предложение отправиться на Апрашку за колесами. Формы ради Витя все-таки предложил Юрке потерпеть, но тот сразу же вызверился: "Ты что, хочешь меня снова на героин подсадить? Я бы на него и не... ну, баловался бы, как раньше... если бы план можно было достать!.."
- Сапфировый альбатрос - Александр Мотельевич Мелихов - Периодические издания / Русская классическая проза
- Вий - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- снарк снарк: Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин - Русская классическая проза
- Третья стадия - Люба Макаревская - Русская классическая проза
- Коллега Журавлев - Самуил Бабин - Драматургия / Русская классическая проза / Прочий юмор