Читать интересную книгу Ночные тени (сборник) - Ирина Глебова

«Речь интеллигентного человека, – подумал Кандауров. – Бывшего интеллигентного».

– Расскажите майору то, что рассказали мне, – попросил Лоскутов. – А если можно, и поподробнее.

Кандауров подвинул к кровати стул.

– Меня зовут Викентий Владимирович, – представился он. – А ваше имя-отчество?

– Евгений Николаевич, – произнёс больной, глубоко, с трудом дыша. Похоже, он и сам удивился звучанию своего полного имени: видимо, давно его так никто не называл, а уж сам себя – и подавно. – Я так понял, вы парня разыскиваете? Витёк его зовут. Но только он свидетелем быть очень боится.

– Свидетелем чего? – не понял Викентий.

– Так вы же его в связи с убийством разыскиваете?

Викентий быстро глянул на Лоскутова: Михаил отрицательно покачал головой. Речь, видимо, шла не об убийстве самого парня. Тогда о чём?

– Я вас слушаю, Евгений Николаевич. Расскажите, что знаете.

– Он, значит Витёк, в город пришёл недели две назад, а к моей компании прибился, наверное, дня через три после этого. Это значит, ночевал с нами в одном подвале. А где днём бывал – не знаю, он парень самостоятельный. Из хиппи. Рассказывал, что сначала ходил в компании легальных хипаков. Ну, то есть, жили все по домам, а в какие-то дни собирались, ездили за город, на природу. А потом ушёл с одной отколовшейся группой, поехал в другой город, на сходку хиппи. И не вернулся – побрёл по стране. А недавно отбился от своей группы. Они в Питер подались, а он приболел, остался. Эти ребятишки, как птицы перелётные: зимой – на юг, летом – где попрохладнее… Витёк говорил, что дождётся другой группы и уйдёт с ней. Всё на вокзал ходил, встречал.

– А что за убийство?

– Сейчас, передохну малость… Витёк мне сам рассказал. В первый или второй день, как попал в город, он отирался всё там же, у вокзала. И там рядом, на какой-то улице, зашёл во двор передохнуть, посидеть. Пока курил, во двор въехал грузовик, двое стали ящики разгружать, таскать в подвал. Кликнули пацанов со двора: мол, подработать не хотите? Те тоже стали ящики носить. Витёк подумал, что и ему тоже надо подработать. Подошёл, мужики сказали: давай, носи. В подвале целый склад, горы этих ящиков. Пока Витёк тягал, надрывался, ему пришла в голову мысль: скоро вечер, ночевать ему негде, а в этом подвале спрятаться – раз плюнуть. Никто и не заметит. Он даже исхитрился деньги за работу получить. Когда ящиков уже мало оставалось, подошёл к мужикам: платите, мол, тогда понесу последние ящики, а то смоетесь… Те посмеялись, дали денег. Он подхватил ящик, а когда мальчики из подвала ушли, сам не пошёл, пробрался в угол, спрятался. Пацаны ещё пару раз прибежали, потом спустились мужики, что-то посчитали, заперли двери и уехали. О Витьке никто и не вспомнил.

– Значит, этот парнишка остался запертым в подвале?

– Ну да. Нашёл там какую-то старую фуфайку, на одном ящике прочитал, что там импортное печенье, открыл его аккуратно, перекусил, совсем закайфовал. Устроил себе лежанку удобную и уже задремал. А тут опять слышит – машина подъехала под окно, только теперь легковая. И дверь отпирают.

– Перепугался мальчишка?

– Не то слово! Забился между ящиками. Но так, чтобы видно было. Те, что вошли, свет включили. Трое, а четвёртого втолкнули. Парень от страха половину не расслышал, но понял, что говорили о деньгах, наркотиках и обмане. Один расспрашивал, двое здоровых амбалов били, а четвёртый в чём-то признавался, что-то отрицал. Потом ему на шее стали заворачивать провод, он хрипел, а начальник говорил: «Скорее кончайте!» Витёк глаза и уши закрыл, вжался в ящики. А потом почувствовал: вроде темно стало и тихо. Он мне рассказывал, что очень испугался того, что его закрыли, и придётся с трупом ночь ночевать. А когда откроют, обнаружат труп и его, и обвинят в убийстве. Витёк бросился к двери, прижимаясь к стенке, помнил, что убитый упал на середине. Ткнулся в дверь, а та и открылась. Во дворе не было ни машины, ни вообще никого. Он и дал драпака.

– А к вам, в ваш подвал, когда попал?

– Через день после этого происшествия. А рассказал мне ещё дня через два.

– Всё время жил у вас?

– Ночевал только. Днём уходил куда-то.

– С кем ещё общался Витёк?

Больной кивнул на Лоскутова.

– Я вон уже Михаилу Борисовичу всех назвал. Нас всех в том подвале и взяли, ещё сонных, разом. В четвёртое отделение посадили, это я уж потом сюда попал… А Витька уже не было. Он за два дня до этого не пришёл к нам ночевать. Я думаю, встретил своих хиппи, подался в Питер.

Викентий задумался. Больной тоже молчал, тяжело дыша. Потом Кандауров глянул на Лоскутова.

– Описание парнишки взял?

– Конечно. Всё совпадает: возраст, сложение, тёмные длинные волосы, одежда, шрамик над верхней губой.

– И вот ещё, – сказал больной. – Забыл, а теперь вспомнил. Мальчишка показывал мне, знаете, совсем не стеснялся… Татуировка у него – цветочек. На левой ягодице.

Викентий и Михаил вновь глянули друг на друга. Эту примету проверить было невозможно. У убитого парнишки вырезана была как раз левая ягодица.

Игорь

Гриня очень боялся, и Игорь понимал его. Ещё бы! Стать невольным свидетелем убийства, видеть убийц в лицо, да так, что и они его видели! Тут любой будет напуган. Но всё же Гриня согласился, повёл к месту преступления. И даже больше – обещал, если придётся, узнать, указать тех людей. Игорь восхищался им. Этому Грине не занимать смелости. И с каким искренним доверием он относится к нему, Игорю! А эта криминальная история – просто журналистская находка! Да, повезло: совершенно случайно на такого неординарного человека попасть! Мог бы оказаться на месте Грини какой-нибудь совершенно спившийся, опустившийся бомж. А у этого даже история жизни хороша: и типична, и необычна одновременно.

Вчера весь вечер, допоздна, они разговаривали. Временами не сдерживая слёз, Гриня рассказывал… Ему довелось стать дважды сиротою. Первый раз, когда неизвестная мать, родив его от неизвестного отца, бросила его в мусорный бак. Рано утром, идя через двор на работу, люди услышали плач, вытащили младенца ещё живого – отбросы и мусор укрыли его от холодного осеннего ветра. Находку отнесли в соседний роддом. Там мальчик и рос до шести месяцев, любимец нянечек и врачей. Каждый день из больницы выписывались счастливые мамаши с новорожденными, их встречали мужья и родственники, поздравляли. Вручали цветы, фотографировали. Однажды нянечка, держа на руках Гриню, попросила: «Сфотографируйте и нас: вот мы какие крепенькие, здоровенькие, красивые!» Молодой папаша охотно сфотографировал, а вскоре случилось ему показать снимок приехавшим родственникам: «Вот наш знаменитый найдёныш – о нём в местных газетах писали». Родственники оказались бездетной парой, давно мечтающей усыновить ребёнка. История Грини их растрогала, и вскоре мальчик обрёл родителей и был увезён из маленького городка в другой, большой город.

Однако, когда Грине было семь лет, его мама нежданно-негаданно забеременела. До сих пор и вправду любимый, мальчик стал теперь раздражать приёмных родителей. Ещё бы: должен появиться свой, родной, долгожданный ребёнок! Зачем же им найдёныш? Но по закону отказаться от усыновлённого ребёнка можно лишь в одном случае: если со временем выясняется, что он – умственно неполноценный. «Мама» с «папой» сумели доказать, что Гриня и есть такой. Мальчик был умный, смышленый, развитый. Но «родители» постарались, комиссия признала их правоту. Гриня и сейчас помнит, как он, маленький, худенький, стоял перед взрослыми дядями и тётями в белых халатах. Ему было страшно, он чувствовал, что происходит что-то нехорошее. Ему прочитали отрывок из книжки и сказали: «Перескажи, что ты понял?» Он растеряно смотрел, а потом заплакал. Врачи переглянулись, сказали: «Да, так и есть, дебильность в средней форме»… Так Гриня попал в интернат для умственно отсталых детей.

Игорь очень хорошо понимал своего собеседника. Ведь и с его сыном, Серёжей, произошло нечто подобное: был любимой игрушкой, пока не появился собственный, свой ребёнок. Конечно, трагизм судьбы Грини глубок, Серёже такого не довелось и не доведётся узнать. Но мальчик тоже испытал горькое чувство отброшенности за ненадобностью. Правда, у него, к счастью, есть отец…

– Нас в том интернате, нормальных ребят, было много, – рассказывал Гриня. – Просто кто-то с дефектом речи, с физическими недостатками, с нарушением координации движения. А поскольку все брошенные – настоящие сироты или сироты при живых родителях, то кому охота с такими детьми возиться? Так что, чуть какой дефект, так и в интернат – мол, умственно отсталый.

Игорь слушал Гриню и вспоминал, как решил сперва, что тот деревенский мужичок. Потом, правда, сам себя поправил. И точно – никакого простоватого впечатления Гриня теперь уже не производил. Толковый парень, с глубокими чувствами, интеллектом, рассказывает интересно, связно. Правда, записываться на магнитофон не захотел. Ну, с подобным Игорь не раз сталкивался: даже привычные люди, бывало, терялись, сбивались с мысли, путали фразы. А один ветеран войны, которого он пытался подготовить к прямому эфиру, сказал: «Лучше день в окопе просидеть, под обстрелом, чем в этот микрофон сразу говорить!» Так что Игорь не стал ничего даже в блокнот за Гриней записывать: чтоб не смущать, не сбивать человека с мысли. Ничего, у него память профессиональная, цепкая. Он потом всё запишет – ночью.