например, тоже сломал ногу, однако находил в себе силы заниматься нарезкой мяса. Особого сочувствия не вызывали также Метоль с высотной болезнью и Франсуа с обмороженными ногами. В качестве добавки к своему рациону каждый «паразит» поглощал клетки собственного тела.
Несколько человек по-прежнему с трудом ели сырое мясо, в то время как другие даже сумели побороть отвращение к внутренностям. Инсиарте, Харли и Туркатти не могли заставить себя проглотить ни кусочка мышцы, мясо их устраивало исключительно в жареном виде. По утрам Инсиарте бросал голодный взгляд на Паэса, в чьи обязанности входило приготовление пищи, и спрашивал:
— Ну что, Карлитос, будем сегодня жарить?
— Не знаю, — отвечал Карлитос, — все зависит от ветра.
Развести костер получалось только в затишье, а запас дров был ограничен. После того как ребята сожгли все ящики из-под кока-колы, у них остались лишь тонкие деревянные планки от обшивки стен салона. Канесса продолжал напоминать всем, что высокая температура разрушает белки, а Фернандес заметил, что при жарке куски мяса уменьшаются. Вообще мясо готовилось на огне не более одного-двух раз в неделю, если позволяла погода, и в такие дни самые неприхотливые в еде сокращали свой рацион, чтобы остальным больше досталось.
3
За сравнительно небольшой промежуток времени между днем, когда были выбраны участники экспедиции, и 15 ноября, когда ожидалось потепление, все девятнадцать оставшихся в живых пассажиров «Фэйрчайлда» сплотились еще крепче, а каждый в отдельности вырос как личность.
Паррадо, до авиакатастрофы неуклюжий и застенчивый, тайно мечтавший стать плейбоем, превратился в героя и всеобщего любимца благодаря отваге, силе и бескорыстию. Он всегда был решительнее других настроен на покорение горных вершин и борьбу с холодом, поэтому все, кто моложе, слабее и менее уверен в себе, надеялись на него. Паррадо утешал товарищей, когда они не могли сдержать слез, и брал на себя всю рутинную работу, от которой его освободили как участника предстоящего похода. Он никогда не требовал от других того, к чему не был готов сам. Когда однажды ночью сильный ветер обрушил их самодельную стену, именно Паррадо вылез из-под одеяла и починил ее. Во время работы он замерз настолько сильно, что ребятам, ночевавшим рядом, пришлось потом долго толкать и массировать его, чтобы согреть. Полчаса спустя ветер снова развалил баррикаду, и Паррадо опять принялся ее восстанавливать.
У Нандо были только две проблемы. Первая — стремление как можно скорее покинуть «Фэйрчайлд». Если бы все зависело от него, он без подготовки отправился бы в сторону Чили сразу после схода лавины. Нандо проявлял терпимость к людям, но не к обстоятельствам и, в отличие от Фито Штрауха, непредвзято оценивать ситуацию не умел. Если бы его отпустили в горы, он бы погиб.
Второй проблемой было раздражение, которое вызывал у него Рой Харли. Паррадо выводило из себя, что такой физически крепкий парень постоянно льет слезы. И все же те, кто, подобно Харли, приходили в отчаяние под ударами судьбы, искали моральную поддержку именно у Паррадо. Ругался он редко, оставался искренним, дружелюбным, справедливым, жизнерадостным и добродушным. Каждый радовался, когда наступал его черед спать рядом с Нандо.
Следующий по популярности после Паррадо — Нума Туркатти. Этот невысокий крепыш с первого дня отдавал все силы общему делу выживания. Экспедиции, в которых он участвовал до схода лавины, ослабили его, и во время похода к оторванному хвосту самолета Альгорта заметил, что Нума уже не так активен, как раньше. К тому же он никак не мог справиться с отвращением к сырой человечине. До вылета из Монтевидео Нума мало кого знал из попутчиков, и тот факт, что теперь все уважали и ценили его, лишний раз свидетельствовал о силе, прямодушии и доброте этого юноши. Все были уверены: если в экспедицию отправятся Паррадо и Туркатти, она увенчается успехом.
Два других участника горной экспедиции вызывали у ребят куда менее теплые чувства. Все признавали, что Канессу часто посещали удачные идеи. Именно он предложил сделать одеяла из кресельных чехлов и соорудить гамаки, благодаря которым салон стал более удобным для проживания. Он разбирался в белках и витаминах и убедительно доказывал всем необходимость питаться мясом погибших людей. Благодаря успешной операции на Платеро Канессу даже считали неплохим доктором, но его репутация медика пострадала после того, как он проколол нарыв на ноге Инсиарте, в результате чего в рану попала инфекция[74].
Главной проблемой Канессы оказался неуживчивый характер. Нервный и легковозбудимый, он при малейшей неудаче впадал в гнев, визгливым голосом расточая проклятия и ругательства. Иногда он становился отважным и бескорыстным, но чаще бывал нетерпеливым и упрямым. Кличку Мускул Роберто получил не только за физическую силу, но и за своенравие. На поле для регби оно выражалось в специфической манере игры, а в салоне разбившегося лайнера проявлялось в том, что он не задумываясь наступал на спящих, продвигаясь туда, куда ему нужно. Парень делал все, что хотел, и не обращал внимания на возмущение окружающих. Один лишь Паррадо немного сдерживал его буйный нрав. Штраухи могли бы усмирить бунтовщика, но ссориться с членом избранного отряда им не хотелось.
Висинтин был не столь дерзок и высокомерен, но отличался еще большей самовлюбленностью, которая не компенсировалась, как, например, у Канессы, изобретательностью и находчивостью. В пробном походе он проявил большое мужество, а в самолете вел себя как испорченный ребенок: со всеми ссорился, особенно с Альгортой и Инсиарте, и не особо утруждал себя работой, разве что топил снег для утоления собственной жажды и занимался тем, что его увлекало. Так, для себя и товарищей по отряду Висинтин изготовил из обивки кресел варежки и еще сделал несколько солнцезащитных очков. По ночам он плакал, вспоминая о матери.
Канессе удавалось несколько сдерживать его вызывающие выходки, а вот Манхино Висинтин нравился. Трое самых раздражительных и задиристых парней — всем было по девятнадцать — образовали союз. Манхино тоже чувствовал себя одиноким. Как и Туркатти, до вылета в Чили он почти не был знаком с ребятами и потому во время ссор без особых угрызений совести посылал их ко всем чертям. В первые дни после авиакатастрофы он почти никому не помогал и часто впадал в истерику, но позже пополнил ряды самых усердных тружеников, несмотря на сломанную ногу, и старшие, прежде всего Канесса и Эдуардо Штраух, покровительствовали ему.
Еще один проблемный парень — Бобби Франсуа. Многие изъяны его характера могли быть оправданы юным возрастом. Главный недостаток Бобби заключался в апатии: окружающим иногда казалось, что инстинкт самосохранения атрофировался у