Читать интересную книгу Улица вдоль океана - Лидия Вакуловская

Радио в каморке не было, да и не до радио было Косте, так как вторая попытка выдернуть проклятый зуб закончилась ничем. К тому же выпитый «для наркоза» стакан спирта действовал слабо: боль никак не унималась, и от боли, казалось, разламывался череп…

Начиналась третья попытка, и Костя сидел за столом с широко открытым ртом, вцепившись руками в столешницу, а сменный кочегар и сменный слесарь привязывал к дверной ручке конец капроновой нитки, тянувшейся из Костиного рта. За дверью ждал сигнала дежурный сварщик.

Сигнал раздался, дверь распахнулась, Костя взревел, замотал головой, зажал рот мигом заалевшим платком. Ему быстро плеснули в стакан малость спирта прополоскать рот, потом налили полный — принять внутрь во избежание заражения. Подняли с пола зуб, завернули в бумажку, аккуратно вложили в карман пиджака, затем помогли надеть полушубок, завязали тесемки шапки-ушанки, чтоб не охладило щеку. Поднесли журнал и ручку — расписаться о сдаче смены механику Авдющенко, который вот-вот должен был явиться. И сказали, чтоб шел домой, ни о чем не думал, а постарался заснуть…

Костя в ответ мычал, тряс головой, но вымолвить ничего не мог…

Пока длилась вся эта история с зубом, прошло не менее часа…

В поселке, как всегда в эту пору, вовсю горели фонари, разгоняя темень зимнего вечера. Под фонарями четкими полукружиями искрился снег. В стороне, куда не доставал свет, снег синими волнами лип к домам, прятал под собой штакетные заборы.

Костя шел, слегка пошатываясь. Спирт уже вступил в действие и начинал горячить кровь. Боль как-то сразу исчезла, а мысли и тело обрели удивительную легкость.

Он шел и прикидывал, как ему лучше распорядиться наступившим вечером. Первым делом, решил он, надо завернуть в магазин. Вторым — сготовить ужин на электроплитке (из-за зубной боли он два дня не ел), третьим… Третьим — встретить в одиннадцать вечера у школы, Зину — сестру известного в Пурге фантазера Саньки Мягкого…

Знакомая улица по которой он сто раз хаживал, показалась ему чем-то необычной, но чем и почему — он не мог сообразить. Эта необычность усилилась, когда Костя приблизился к магазину. Над широким и длинным — во весь фасад — крыльцом ярко таращились лампочки, но в дверь никто не входил и не выходил.

— В чем дело? — весело и громко спросил Костя, дергая запертую дверь. — Дополнительный сандень, что ли?

Никакой таблички с объяснением на двери не висело, но темные, замороженные снаружи окна не оставляли, сомнения, что магазин закрыт.

Костя махнул на дверь рукой, легко сбежал с крыльца и по Горной улице пошел в сторону сопок, к другому магазину.

В отличие от центральной Горную не расчищал бульдозер, ее вдоль и поперек переметали сугробы, навороченные недавним снегопадом. Меж сугробов вились глубокие тропки. Костя запетлял по ним, прибиваясь то к левой, то к правой стороне улицы. На удивление, никто не обгонял его и не шел навстречу. Только пробегавшая мимо собака на секунду приостановилась и отрывисто залаяла.

— Подружка, ты что?.. Меня не узнаешь? — искренне изумился Костя и укоризненно покачал головой. — Ай-я-яй, нехорошо!..

Собака завиляла хвостом, весело взвизгнула и побежала своей дорогой.

Магазин на Горной тоже оказался закрытым. Свет от фонаря на столбе высвечивал большой дверной замок и взятые на болты ставни.

— Как прикажете вас понять? — удивился Костя и подергал замок — убедиться: на самом деле закрыт или просто наброшен?

В доме через дорогу скрипнула дверь, заныл снег на крыльце, звякнула дужка ведра, хлюпнула выплеснутая вода. Потом мужской голос крикнул:

— Эй, парень, чего топчешься? Шуруй домой!

— Ты на что намекаешь? — как можно строже сказал Костя, хотя прекрасно понял намек: не примеряйся-де к неохраняемому магазину.

Однако угроза не достигла ушей хозяина — тот уже заскочил в сени.

— Псих!.. — Костя обиделся, но от магазина отошел. Не успел он пропетлять в обратном направлении Горную, как во всем поселке дважды мигнул и погас свет.

Ослепленный темнотой, Костя споткнулся о сугроб, но на ногах удержался и недовольно пробурчал:

— Что за фокусы в нашем королевстве? — Пропустив две-три чарки, Костя имел привычку разговаривать с самим собой. И потому он сам себе ответил: — Зря, граждане электрики, очень зря!.. Теперь прогрессивку шиш получите!..

Незрячесть его продолжалась считанные секунды, затем он с удивлением обнаружил, что при эдакой луне и звездах электричества совсем не требуется. Луна по-хозяйски освещала землю, а звезды помогали ей, как дети матери. Чистое серебряное свечение разливалось в воздухе, и было так же хорошо видно, как в пробуждающееся летнее утро. Этого скользящего полыхания с избытком хватило бы осветить квартиры, но плотная наледь, затянувшая стекла, мешала ему просочиться сквозь них. Поэтому v квартирах зажглись лампы, и от их желтого света дома стали походить на огромные ульи с сотами… Ульи потихоньку раскачивались и приплясывали, приплясывали и огоньки в окнах, а сугробы вокруг зашевелились, некоторые даже ворочались и перепрыгивали с места на место, точно затеяли какую-то озорную игру…

— Честное слово, славный вечерок! — сказал Костя, с интересом следя за потешной пляской домов, огоньков и сугробов. — Ну что ж, пройдемся в порт!..

Он рассуждал легко и очень трезво и о порте вспомнил потому что там имелся третий и последний магазин. Впрочем, не пойти в порт он уже не мог. Налитая серебром луна сама подталкивала его в спину, заставляла ходко и невесомо вышагивать по снегу.

— Иду иду!.. — подмигнул он подталкивающей его луне и погрозил ей пальцем: — Тс-сс!.. Не так быстро!..

Сроду он еще не видел ни такой щекастой луны, с носом и глазами, как у игрушечной матрешки, не слышал такой тишины, которую не тревожили ни голоса прохожих, ни лай собак.

— Ого-го-го! — прокричал Костя, распираемый каким-то торжественным чувством и, привалясь плечом к столбу, прислушался, как хлестко раскатывается под луной его голос.

— Э-э-го-го-ой! — еще раз попробовал прокричать он.

Но луна вдруг оторвала его от столба, затолкала в спину и не прямо, а как-то кругами, кругами повела по улице. Что бы легче было дышать, Костя развязал шапку и расстегнул полушубок.

Внезапно он остановился посреди суженной снегом улочки, куда запихнула его луна вместо того, чтоб вести в порт, напряженно огляделся и озадаченно спросил:

— Что такое? Как прикажете понять такую чушь?..

Он тут же подобрался, точно спринтер перед стартом, громко крякнул, хмыкнул и, крадучись, будто боясь, что его приметят, свернул во двор какого-то деревянного домика, оттуда перешел в другой двор и, вихляво перешагивая через торчащие из-под крепкого снежного наста макушки штакетных изгородей, в несколько минут очутился перед аккуратным финским домиком брата и сестры Мягких.

Ошибки быть не могло, все окна темны, а ее окошко светится Интересная у нее школа получается!.. Стараясь не скрипеть валенками, Костя приблизился к залепленному инеем окну. Так и есть — говорок… Теперь смешок… Увидеть ни черта нельзя, но там, несомненно, двое…

Костю кинуло в жар, сердце тугими толчками ударило в грудь. Ах, Зинка, ах, притворщица!.. Два года он за ней ухаживает. Как это она ему говорит? А, вот как: «Пока школу не кончу и в заочный институт не поступлю, ни о какой любви и думать не хочу!» Не хочет, значит, думать, да?

В голове у Кости на время что-то заклинилось, но как только прояснилось, он бросился к крыльцу и грохнул ногой в дверь.

Зина долго не отзывалась. Потом, приоткрыв кухню, испуганно крикнула в сени:

— Кто там?

— Я… Саня дома?.. — мягко спросил Костя, решив, что в данной ситуации ему надо проявить большую хитрость.

— Костя? — еще пуще испугалась Зина и, запинаясь, сказала: — Ты зачем пришел?.. Саня в колхоз поехал… Иди домой!

— Открой… Я по делу, — с прежней мягкостью сказал Костя, отмечая про себя и ее испуг и нежелание впустить его.

— Сейчас… Лампу возьму.

Опять он долго не появлялась. Не выдержав, Костя предупредительно подергал за щеколду: мол, я здесь, не забывай! — Иду, — тотчас отозвалась Зина, и дверь открылась. Рука, в которой она держала лампу, подрагивала, тоненькие брови были испуганно вздернуты, а верхняя пуговка кофточки расстегнута. Все это Костя заметил в какую-то долю секунды. Но он не позволил себе сразу кинуться в дом искать соперника, а, стараясь ступать твердо, чтоб не выказать своего волнения, чинно направился к кухне. Потом резко обернулся, увидев, что Зина метнулась к выходу.

— Стой, ты куда?!

— Никуда, засов наброшу, — ответила она и в самом деле накинула на дверь засов.

«Вот теперь все в порядке», — удовлетворенно подумал Костя, входя за нею на кухню.

Хотя сердце его по-прежнему отмахивало гулкие удары и хотя двери в обе комнаты — в ее и Санькину — были подозрительно закрыты, Костя и тут проявил выдержку, решив сперва посмотреть, как его Зиночка поведет себя дальше. Понимая, что ему надо изображать полное неведение и пока не выдавать себя, он наигранно хохотнул и, продолжая похохатывать, сказал: