Читать интересную книгу Ведьма в Царьграде - Симона Вилар

На открытом морском просторе караван судов уже не шел, растянувшись цепочкой, теперь плыли привольно, кому где сподручней, только следили, чтобы держаться стайкой, не удаляясь далеко друг от дружки.

На третий день плавания мореходы достигли Днестровского лимана. К вечеру, когда море и небо окрасились в пурпурные тона и раскаленное солнце коснулось горизонта, Сфирька решил дать измученной качкой княгине немного передохнуть и приказал причаливать к берегу. Свенельд волновался: что это за земля? Кто тут владыка, не грозит ли им опасность? Но Ольга была согласна на все, лишь бы хоть немного отдохнуть от качания на хлябях. И как же славно было ступить на земную твердь, просто посидеть на камне, среди снующих туда-сюда верных людей, а потом смотреть на огоньки разведенных костров! Корабелы в самом деле справились быстро – и суда приторочили умело, и со стряпней поторопились. На берегу было совершенно тихо, травинка не шелохнется, хотя море шумело по-прежнему, пенные валы набегали на берег. Костров от большого каравана правительницы Руси было немало, в котлах варили похлебку из толченого ячменя, жарили рыбу, какую успели наловить сетью во время плавания. Когда совсем стемнело, к огням из темноты приблизились местные жители – в основном пастухи, бородатые и полуголые, но все в овчинных накидках и с посохами в руках. Поняв, что обосновавшиеся на берегу не желают им вреда, пастухи принесли им сыр и ключевую воду в шерстяных бурдюках. Ольга была тронута таким радушием и приказала в ответ выдать местным полный бочонок медовухи. Торговый боярин Сфирька только качал головой на такую щедрость княгини.

Когда все угомонились и легли почивать, Малфрида отошла подальше в темноту, стала напряженно вглядываться в мрак, чтобы уловить присутствие местных духов. Но сколько бы она ни бродила по окрестным холмам, так ничего и не ощутила. Тихое место, пустое, если духи тут и жили когда-то, то теперь ушли. Почему? И зачем они русской ведьме? Да просто тоскливо без них и все.

На следующий день флотилия русов вновь тронулась в путь по морю. Теперь, набрав достаточно пресной воды, корабелы вели суда без задержек, когда ловя нужный ветер, когда садясь за весла. Огромное жаркое солнце висело на безбрежном голубом небе, море плескалось за кормой, постоянно меняя цвет от лазурного до молочно-серебристого в ранние часы. По ночам русов дивили непривычно яркие и большие звезды, украшавшие алмазной россыпью небо до самого горизонта. Постепенно с качкой свыклись почти все, и теперь больше смотрели на берега, порой становившиеся столь прекрасными, что напоминали сновидения. За все время плавания только один раз от берега показались незнакомые суда, небольшие и верткие, с непривычными для русов косыми парусами. Их было немного, они пошли было в сторону русской флотилии, но потом, видимо, поняли, что корабли эти им не по зубам, и опять свернули к берегу. И русы пошли мимо. Плыли даже ночью, зажигая на носах факелы, чтобы не потерять друг друга в безлунной звездной темноте.

Несколько дней ветер был попутный, но в одно утро совершенно стих, паруса обвисли. И началось такое безветрие, что море стало казаться застывшим озером. Грести можно было, но стояла жара, и гребцы выбивались из сил до срока. Вот Свенельд и велел двигаться только по ночам, а днем отдыхать. Чтобы не скучать, люди занимались кто чем хотел: рыбачили, рассказывали всякие истории, пели песни, а то и просто спали, закрывшись рукой от яркого солнца. Нашли себе занятия и знатные спутницы Ольги. Хозяйственная черниговка Долхлеба перебирала свое добро в сундуках. Полоцкая княгиня Тура все больше вышивала – она была известная мастерица, а ее подружка Предслава Псковская почти с умилением наблюдала, как у Туры из-под иглы по ткани, словно живые, появляются изогнутые в прыжке дельфины или остро изогнувшие крылья чайки. Красиво получалось. Невестка Ольги Сфандра предпочитала молчать, глядя вдаль, будто о чем-то грезила. Блуда ли вспоминала, с которым целовалась страстно, а потом холодно простилась, когда войско Святослава поворачивало коней на Русь. Но Сфандра умела держать себя княгиней, не показывала, что на душе, и ее белое личико будто окаменело, но под жарким солнцем вскоре пошло пятнистым румянцем, и хлопотливая княгиня туровская Божедарка намазала ее особой мазью от ожогов. Хорошенькая княжна Милослада Смоленская играла в зернь с дружинниками на поцелуи. Ей так нравилось целоваться! Даром, что никто ей не пенял, княгиня была на другом корабле, а красавец Свенельд будто и не замечал ничего. Что ж, не по нраву она ему, так кто же ей возбранит строить глазки и подставлять губки пригожим добрым молодцам? Ее дело молодое, а большего она не позволяла, понимая, что никто из них не годится ей в суженые.

Малфрида приникла к борту, наблюдая за морем. Так хотелось углядеть в его глубинах нечто такое… Ей было непривычно, что мир тут обыденный, без чудес, грустно становилось при мысли, что все заманчивое чародейство осталось где-то позади, в далекой Руси. Свенельд вон как-то сказал, что давно идет молва о том, будто только в их краю еще так сильно проявляет себя волшебство. Поэтому даже купцы иноземные опасаются на Русь из-за этого приезжать, говорят, что только дикие русы могут уживаться с подобной нечистью. И все же купцы приезжали на Русь! Малфрида сама видела в градах иноземцев, прибывших из других краев – из Хазарии, из варяжской земли, видала и булгар черных[85] в чалмах, и ляхов с их длинными усами. Но как подумает, что всех их пугает чародейство, – даже смешно становилось. Люди ведь могут потягаться с нечистью, тот же Свенельд не раз выходил победителем из единоборства со всякими страхами.

Корабли дрейфовали вдоль незнакомого побережья, люди поглядывали на небо – белесое и раскаленное. Умелым корабелам оно не нравилось. Но вроде пока все тихо было. Малфрида, устав глядеть в глубины, даже задремала. И может, приснилось ей… Она резко выпрямилась, стряхивая сон. Но ведь и в самом деле волна пошла, корабли подняло и опустило плавно. Затем опять стало тихо, море казалось гладким и спокойным. И все же у Малфриды осталось ощущение, что ее взгляд, направленный в пучину, ее немой чародейский призыв не остались незамеченными. Показалось ей, будто появилось из глубин большое темное лицо с непривычными чертами – с ровным от самой переносицы носом, пухлым, широким ртом, глубокими провалами глаз и отлетающей, сливающейся с подводными тенями бесконечной бородой. Лицо всплыло, и Малфриде почудилось, что подводный мужик глядит на них… на нее. Потом оскалился недобро, метнулся, весь в облаке теней-волос, развернулся, всколыхнув глубину. Да, да, вон не только она заметила, как застывшие в стороне друг от друга корабли поднялись и опали на зыби моря, хотя и ветра никакого не было. Но потом опять замерли, тихо стало…

– Что тебя встревожило, Малфрида? – спросил Свенельд, заметивший, как ахнула и отшатнулась, будто в испуге, чародейка.

Она ничего не могла понять, только озиралась.

– Тут был кто-то чужой, – молвила негромко. И, поймав руку варяга, спросила: – Какую жертву викинги приносят морскому духу, когда идут в дальнее плавание по морю?

Свенельд от ее вопроса оторопел. Он ведь не викинг, не ходил в морские походы, не покидал пределов Руси. Да и матерью Свенельда была славянка, кровь варягов в нем только по отцу. Так откуда же ему знать?

Но оказалось, что среди гребцов на его драккаре была пара-тройка свеев[86], вот они и стали пояснять, что владыкой северного моря является великан Эгир; он заправляет стихией, колышет пучину, и при выходе в море его надо задобрить, принеся жертву – когда петуха, когда бочонок с пивом, когда даже человека не грех отдать, если погода ненастная и можно ожидать от потрясателя глубин любой подлости. Но море, где хозяйничает Эгир, уж больно далеко, сами свеи не очень-то верили, что в этих тихих, спокойных водах он может притаиться, жарко ему тут, говорили. Да и Свенельд не сильно рвался жертву приносить. А когда стал перекликаться с княгиней, спрашивая, мол, будем ли жертвы приносить, то священник Григорий только посмеялся над суевериями. Сказал, что все они в руках Господа, что только Его воля, как им плыть, и Создателю ничего не нужно, кроме чистых помыслов да искренней молитвы. Сам он и впрямь начал молиться. И, как заметила Малфрида, к нему еще кое-кто из спутников княгини примкнул. Ну что же, пусть испытают удачу, так она и сказала Свенельду. Но самой ведьме было неспокойно. Уж больно ужасен был облик того, кого она рассмотрела в глубине. Что урод, не сказала бы, но жуткий. И чужой. Как узнать, как к такому обратиться, как задобрить?

Свенельд на все это смотрел со своей точки зрения. Молитвы – это хорошо, но если Малфриду и впрямь что-то так напугало, то стоит быть осторожным. И он перестал подремывать под навесом из парусины, всматривался в тихое небо, глядел на медленно дрейфовавшие по водам суда. Сейчас «Оскаленный» Ольги был совсем недалеко, варяг видел ее, устроившуюся подле своего яркого шатра у мачты; она переплетала косу, спокойно наблюдая, как молится на корме священник Григорий. Да и Коста был с ними, тоже смотрел на священника, как будто ожидая от него чего-то. Вокруг было тихо. Правда, вскоре Свенельд заметил, что куда-то исчезли не так давно кружившие над ними крикливые чайки и теперь только буревестники носились над водой, едва не задевая ее длинными крыльями. Обнаружил он и то, что горизонт помутнел, будто там начала скапливаться некая дымка. Ох, и не понравилось же это варягу! Словно какая-то подспудная память предков-викингов настораживала, предостерегала. Свенельд стал перекликаться со Сфирькой, который вел корабль Ольги, указал на взволновавшие его приметы. Сфирька понял, почесал затылок и тоже решил – нужно причаливать.