Глупо было надеяться, что Аресовы головорезы его не заметят. Едва успев подняться на ноги, Кратос увидел перед собой пятерых минотавров. Измученный до дрожи в коленях путешествием по внутренностям циклопа, он понимал, что на эту схватку его удали не хватит. В отчаянии спартанец закинул руку за спину и вновь почувствовал прикосновение змеевидных волос Медузы. Он резко выставил голову горгоны перед собой, ее глаза зажглись изумрудным огнем, но минотавры успели отвести взгляд.
Тогда Кратос набросился на ближайшего минотавра и ударил его ногой в ухо — тот стал падать вперед и рогом уткнулся в стоявшего рядом товарища. Спартанец оставил их разбираться друг с другом, а сам, ловко перекувырнувшись, оказался в ногах у следующего противника, схватил его за копыта и дернул. Если бы вся сила Кратоса была сейчас при нем, то минотавр остался бы лежать со сломанными ногами. Вместо этого он лишь больно шлепнулся о землю, но Кратос с ним еще не закончил.
Он встал, зажал голову врага под мышкой и потащил за собой, затем резко развернулся — тело минотавра занесло, шея не выдержала и сломалась. Остальные люди-быки двинулись в наступление, поглядывая на Кратоса искоса, уверенные, что успеют отвернуться, если он снова достанет голову Медузы. Для спартанца же меч был лучше любой магии.
Он выхватил клинки Хаоса, и минотавры отпрянули.
— Трусы, — прорычал он и обнаружил, что в сражение вступила нежить, вооруженная копьями.
Колючий стальной дождь обрушился на Кратоса. Его единственным спасением был дом с потайным ходом, о котором успела сообщить несчастная афинянка.
Истекая кровью, он попятился к сводчатому входу в гостиницу. Мысль об отступлении жгла спартанца хуже раскаленного добела железа, но это было не простое отступление. Он не бежал с поля боя; он делал все возможное, чтобы выполнить свою миссию, найти оракула и узнать у нее секрет. Кратос вошел, ногой захлопнул за собой дверь и запер ее на засов. В тот же миг она затрещала под градом ударов, которые наносили своими огромными топорами минотавры. В окно влетело копье и воткнулось в стоящий невдалеке стол.
В каменном очаге до сих пор весело потрескивали дрова. Если забыть о торчавшем из стола копье и отвлечься от звуков, которые доносились с улицы, здесь можно было бы скоротать пару приятных часов. Быстро окинув взглядом помещение, Кратос убедился, что действительно находится в гостинице. Повсюду на стенах были изображения Зевса с распростертыми объятиями. За очагом у жертвенника стояла даже статуя владыки Олимпа, ее руки тоже были гостеприимно разведены в стороны, как и на фресках. Женщина говорила о потайном ходе, но Кратос нигде не заметил и намека на него: ни ковров, ни напольных плит, под которыми мог бы скрываться лаз.
Спартанец покосился на очаг. Раз гостиница посвящена Зевсу Филоксеносу, богу гостеприимства, то, быть может, вторая половина здания подобным же образом посвящена Зевсу Катахтониосу, защитнику подземелий?
Вынув клинки Хаоса. Кратос нагнулся к очагу, который выглядел так же, как и во всех гостиницах: круглый, сложенный из камней посреди комнаты на толстой известняковой плите, которая предохраняла деревянный пол от возгорания. Несмотря на все усилия Кратоса, и сам очаг, и плита под ним производили такое впечатление, что их невозможно сдвинуть, поднять или опустить.
Удары топоров и молотов о тяжелую дверь внезапно ужесточились, через пробитые в ней дыры уже просвечивало зарево пожаров. Кратос понял, что на поиски потайного хода осталось всего несколько секунд. Иначе снова придется обороняться.
— Зевс… Зевс… — бормотал Кратос под нос, снова оглядывая помещение. — Укажи мне путь!
— Я с тобой, Кратос.
Спартанец вздрогнул и резко обернулся. Он действительно слышал эти слова или померещилось? Выяснять не было времени, вдобавок он заметил кое-что, ускользнувшее при первом беглом осмотре.
На запястьях статуи были цепи, почти такие же, как у самого Кратоса. Теперь он увидел заполированные стыки там, где раскинутые в гостеприимном жесте руки соединялись с сильным торсом, как будто их суставы отличались от человеческих.
Кратос вернулся к жертвеннику, снова подпрыгнул и ухватился за цепь, затем раскачался и схватил вторую. Чтобы потянуть за обе цепи разом, ему пришлось неимоверно напрячь руки и спину — мышцы вздулись буграми. Он понял наконец, почему женщина не смогла сама воспользоваться потайным ходом и увести туда ребенка. Чтобы сдвинуть с места эти рычаги, потребовалась бы сила трех-четырех мужчин.
Или одного Спартанского Призрака.
Руки Зевса опустились и соединились ладонями вверх; пальцы указывали на очаг за спиной у Кратоса. Этот очаг приподнялся над полом, опираясь на толстые бревна, а под ним виднелось темное отверстие.
Натяжение цепей не исчезло, а это означало, что стоит Кратосу их отпустить, как очаг с грохотом упадет на место. Но спартанец и раньше имел дело с такими устройствами. Он уперся ногами в бедра мраморного Зевса и прогнулся что было сил, затем бросил цепи и стремительно прыгнул головой вперед. С таким звуком, словно от скалы откололся огромный валун, каменная плита обрушилась, едва не попав Кратосу по пяткам.
Он приземлился, больно ударившись о сырые камни. Вокруг царил кромешный мрак. Опасливо поглядев наверх, Кратос не нашел ни единой щели, сквозь которую бы проникал свет. Минотавры ни за что не догадаются, куда он подевался, — они не настолько умны и вряд ли страстно возжелают его отыскать.
Однако это не означало, что можно почивать на лаврах. Оракул ждет.
Кратос встал, но почти сразу рухнул на колени — страшно кружилась голова. Снова стало нечем дышать, а обожженная спина заныла с новой силой. Если бы у него было немного времени, чтобы залечить раны…
Но времени не оказалось вовсе. Спартанец услышал, как минотавры наверху стучат топорами по статуе Зевса. Скорее всего, им не удастся найти потайной ход, но как-то ведь они догадались о способе исчезновения Кратоса! Правда, не придумали ничего лучше, чем разрушить статую.
Кратос провел рукой по лицу и вдруг расхохотался. Минотаврам не нужна смекалка, чтобы пойти за ним, достаточно следов, которые он сам оставил! Ведь он же весь в крови циклопа. Кровавые пятна привели минотавров к статуе Зевса, а отпечатки рук на цепях показали, что он сделал, чтобы сбежать. Еще пара минут, и они будут здесь.
Спартанец снова попытался встать, но ноги не слушались. Он сел, все еще задыхаясь от напряжения, от усталости. Но откуда-то из глубин его сущности, из самого сердца пришла решимость. Он — спартанец. Он был Кулаком Ареса.
Внезапно он вскрикнул, снова одолеваемый кошмарами.