Читать интересную книгу Атосса - Николай Ульянов

Он смело устремился к одной из башен и вошел в тесное, едва заметное отверстие. Темный проход вывел на маленькую площадку в самой середине цирка. От нее горой поднимались трупы, громоздясь вровень с верхом стены. Никодем увидел себя на дне кратера, образованного из мертвых тел. Еще в бытность свою в Сузах видел такие башни молчания, куда персы сносили покойников. Их нельзя было предавать ни земле, ни воде, ни огню, ни воздуху, их пожирали голодные грифы. Никодем с содроганием вспомнил этих больших белоголовых птиц, сотнями сидевших по круглым стенам и умевших в несколько минут оставлять от покойника одни кости. Скифские вороны ограничивались тем, что выклевывали у мертвецов глаза.

В башне стоял запах тлена, туманивший мозг и сжимавший сердце.

Открыв скифам тайну башен, Никодем уговаривал Иданфирса как можно скорее покинуть их и начать преследование неприятеля, но степных воителей не легко было оторвать от диковинного зрелища, каждый хотел побывать внутри.

Полдня прошло, прежде чем двинулись вслед врагу.

Не успел Никодем добиться выступления последних остатков степняков, как пришло известие о новом препятствии. Наткнулись на большие клетки, расставленные в поле. Из них выходили громадные рыжие собаки с дремучими мордами, с гривами. Они зевали, щурились, лениво разбредались по полю. Скифы пришли в восторг, когда одна из них, самая большая, легши на землю, величественно подняла голову. Думая, что их снова загоняют в клетки, звери ворчливо, но покорно вернулись, легли и только, когда скифы подошли совсем близко, стремительно выскочили вон. За долгое странствие они привыкли к своим клеткам и теперь, оттесненные вражеским напором, почувствовали себя бездомными и гонимыми. Нагнув морды до земли, они потрясли степь рычанием.

Никодем помчался, что было силы, но приехав, застал страшную свалку. Навстречу бежали окровавленные, изуродованные люди, лошади с волочившимися по земле внутренностями. Над равниной стоял остервенелый вой. Когда улеглось смятение, открылись мертвые туши львов со множеством вонзившихся в них стрел и копий, а в пыли извивались и стонали скифы.

Только на другой день увидели персидскую громаду. Она оставляла широкий след из сломанных повозок, сдохших коней, мулов и сотен раненых. Персы шли со скоростью, поразившей Никодема и Иданфирса. Они отвезли далеко от дороги царскую трубу и оставили сверкать в степи. Иданфирс не в силах был удержать варваров, устремившихся на блестящий предмет, как бабочки на огонь. Он и сам был очарован чудесным сооружением, рассматривая каждый завиток, каждую выпуклость на трубе. Когда же научились в нее дуть и исторгать громоподобный рокочущий звук — варвары пришли в шумный восторг. Сам царь с наслаждением дул, повергая в смятение своих серых лошадок. Только когда Никодем упал перед ним на колени, умоляя начать преследование, Иданфирс опомнился.

Персов вел Агелай. Дарий, узнав, что его рать спасена от истребления хитроумной выдумкой грека, призвал его и велел всем исполнять его приказания. Горбун уничтожил прежде всего обоз. Медлительных волов зарезал на мясо, большую часть грузов роздал воинам, а из повозок оставил только самые быстроходные. В них запрягли коней.

Агелай знал, что царское войско не годится для битвы, но хотел сохранить за ним способность обороняться на ходу от наседавшего противника.

После случая со львами, скифы стали осторожнее в своих нападениях и в своей стремительности. Когда они снова настигли персов и учинили жестокий нажим, Агелай выпустил слонов, вида которых не выносили степные лошади. В другой раз отпугнул ослиным ревом. В то же время он со страшной скоростью гнал свое войско, не считаясь с потерями. Больные бросались без сожаления, грузы и отбившиеся животные оставлялись в добычу скифам. От его рати, как от камня, пущенного с вершины горы, отлетали осколки, он крошился, но скорость его возрастала с каждым днем. Искусно лавируя и пользуясь всеми средствами, Агелай постоянно держал скифов позади себя, не давая зайти спереди и отрезать путь.

Никодем начал опасаться за успех преследования. Он часто мрачнел при мысли, что враг уйдет от заслуженной кары. Самым сильным препятствием к уничтожению персидского войска были слоны. Против этих движущихся храмин скифы ничего не могли поделать и каждый раз отступали, давая время персам уйти. Их кони боялись одного только трубного звука слонов, похожего на дребезжание костяного рога. Иданфирс пробовал, по совету Никодема, выставлять против слонов пеших копейщиков и медленным отступлением заманивать чудовищ к заранее приготовленным и укрытым ямам. Но Агелай каждый раз проникал в их замыслы и умел во время уклониться от западни. Тогда Никодем вспомнил про Сиберу.

VI

Была глухая ночь, когда слоны, прикованные каждый за правую переднюю и левую заднюю ногу к толстым железным крюкам, вбитым в землю, спокойно поводили огромными ушами, улавливавшими тончайшие звуки на несколько фарсангов в окружности. Тьма этой ночи напоминала им лесистую родину. Тот же влажный воздух, ласкавший полости хоботов, те же вздохи и шорохи, доносившиеся издалека.

Тонкий, как писк комара, звук: Тут! Тут! — прорезал темноту.

Звери встрепенулись. Уши задвигались, как паруса.

Далеко в степи трубил призывно и сладко неведомый слон.

Звук повторился. Чудовища стали с шумом втягивать и выпускать воздух. Цепи на ногах беспокойно зазвенели. Спавшие мертвым сном водители не слышали, как тяжелые крюки один за другим вырывались из земли.

Тут! Тут!

Слоны ответили дружным хором. Они с громом устремились в степь, давя по дороге спящих персов. Волочившееся по земле железо сбивало ноги до крови, но звери ничего не замечали, упоенные призывом, доносившимся с полей.

Когда прибыл Агелай, он услышал удаляющийся топот и ликующие трубные звуки. Уходила последняя надежда персов.

Утром хлынули скифы и, хотя горбун по обыкновению обманул их, подняв свое войско задолго до их появления, тем не менее персы потеряли в этот день больше, чем в битве у роковых холмов. Многие из них сами избрали жребий. Когда их разбудили чуть свет, они скрипели зубами, проклинали ненавистного грека и, завернувшись в плащи, снова ложились, невзирая на брань и побои. Они блаженно проспали до солнца, когда были разбужены криками врага, приближавшегося необозримым полукругом. Всё усталое и медлительное было уничтожено в этот день. Кто отставал от войска или оказывался в стороне — становился добычей скифской ярости. Агелай почти не сопротивлялся. Его искусство сводилось к отбору и пожертвованию, в своем войске, самого худшего. Он отводил опасность тем, что выбрасывал на съедение степнякам то одну, то другую кучу измотанных людей. И он выиграл. Скифы утомились избиением раньше, чем у него иссякли запасы бесполезных оборванцев. Натиск прекратился задолго до захода солнца и несколько часов персы шли в полном спокойствии.

VII

На привалах грек запрещал зажигать огни, но в эту ночь велел разложить множество костров, охватив ими громадное пространство. Потом облекся в чистую одежду, надел петлю на шею и, придя к царю, простерся в прахе.

Дарий понял.

После длительного молчания он спросил:

— Когда?

— Сегодня, — простонал грек.

Позвали военачальников и сказали, что надо делать.

Пока пешее войско разводило костры и укладывалось спать, коней, верблюдов, мулов выводили на окраину лагеря. Туда же отправили бессмертных. В полночь Дарий бросил свое войско и бежал с тем количеством людей, которое можно было посадить на коней и верблюдов.

Скифы привыкли видеть по утрам опустевшие персидские стоянки и следы поспешного бегства. Но на этот раз, за стелющимся дымом, встал, как видение, причудливый город палаток — тряпичный Вавилон, сверкавший золотом и материями. По мере их приближения, точно корабль из моря, вырастала и проясняла свои очертания Ападана — царский шатер, горевший на солнце драгоценной чешуей. Слышались плач и вопли. Пестрое скопище народа стояло на коленях, с мольбой простирая руки навстречу скифам.

Никодем, предвидевший в это утро последний уничтожающий штурм, был в недоумении и растерянно смотрел, как скифы муравьями рассыпались по лагерю.

Воинов Дария ободрали догола. Серьги из ушей выдирались с мясом, а блестящие браслеты, если их трудно было снять, отрубались вместе с руками. С особенной жадностью набросились на оружие, вступая из-за него в драку друг с другом. Мечи часто пробовали на пленниках, срубая с деловым видом их длинноволосые головы. Из палдток вытаскивали всё, вплоть до мелкого скарба, а потом раздирали в лоскутья и самые палатки. Слух о сушеных плодах и финиках вызвал волнение. Каждый хотел получить хоть кусочек чудесного лакомства и те, которым ничего не досталось, были в отчаянии.