Возлагая венок у подножия памятника в городе Эйр, я смотрел на статую, изображающую стройного молодого человека со сложенными на груди руками, и думал о том, как много потрудились эти руки при жизни.
Мне приходили на память строки, посвященные Берисом своему собрату по поэзии Фергюссону, погибшему от нужды и лишений в ранней молодости:
Зачем певец, лишенный в жизни места,
Так чувствует всю прелесть этой жизни?
А на другой день, выступая на большом собрании в память великого барда, я сказал, что, может быть, никогда бы не попал в Шотландию, если бы меня не привели туда тропинки, идущие через поэзию Бернса.
И когда я высказал пожелание, чтобы народы ходили друг к другу такими тропинками, а не дорогами войны, весь многолюдный зал отозвался дружными аплодисментами, а лорд-мэр города Глазго, облаченный в горностаевую мантию, поднялся с места и сказал, обращаясь ко всем, кто был в зале:
- Как говорила моя старая бабушка, - пусть слова эти будут для вас уроком!
Продолжая мысль этой умной старушки, я сказал бы: пусть стихи Бернса, щедрые, скромные и великодушные, послужат уроком молодым поколениям всего мира!
"БЕССМЕРТНОЙ ПАМЯТИ"
К 200-летию со дня рождения Роберта Бернса
Мы чтим великих поэтов минувших веков - Шекспира, Гете, Пушкина - не потому, что они были когда-то признаны гениями и навсегда зачислены в разряд классиков, а потому, что эти поэты до сих пор находят живой отклик в душах людей.
Можно сказать, что они держат экзамен у каждого нового поколения и блестяще выдерживают эти испытания. Иначе бы их сдали в архив или, в лучшем случае, в музей.
Из поэтов прошлого нам в первую очередь нужны те, что в свое время были поэтами будущего. Они оказываются нашими современниками и деятельно участвуют в жизни, несмотря на то, что кости их давно истлели в земле.
Каждая эпоха ищет и находит в прошлом своих любимцев, своих избранников, родственных ей по духу.
Сегодня во весь рост встает перед нами фигура великого барда Шотландии - смелого, веселого и жизнелюбивого Роберта Бернса, неугомонного Робина, голосом которого впервые заговорил простой народ его страны.
Читая стихи Бернса, удивляешься, как могли загрубелые руки землепашца создать все эти непревзойденные по изяществу и тонкости песни, баллады, послания, эпиграммы. И еще удивительнее то, что тяжелый, подчас непосильный труд и постоянная нужда в самом насущном не заглушили в поэте бьющей ключом веселости, веры в человека и в будущее его счастье.
Ведь, в сущности, о себе, о своей судьбе говорит он в скорбных строчках, посвященных Роберту Фергюссону, поэту, тоже писавшему на шотландском диалекте и погибшему от нищеты и голода в ранней молодости.
Бернс на свои скудные средства соорудил ему памятник, а под его портретом написал:
Проклятье тем, кто, наслаждаясь песней,
Дал с голоду поэту умереть. О
старший брат мой по судьбе суровой,
Намного старший по служенью музам,
Я горько плачу, вспомнив твой удел.
Зачем певец, лишенный в жизни места,
Так чувствует всю прелесть этой жизни? {1}
Но наперерез и наперекор этим полным слез и гнева стихам несутся задорные, проникнутые отвагой и силой строчки, написанные тою же рукой:
Мы с горем
Поспорим.
Нам старость - нипочем!
Да и нужда
Нам не беда.
И с ней мы проживем {2}.
Или:
У которых есть, что есть, - те подчас не могут есть,
А другие могут есть, да сидят без хлеба.
А у нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть,
Значит, нам благодарить остается небо! {3}
Кажется, ни один поэт, которого судьба наделила богатством и славой, не знал такой радости, как Бернс. Он никогда не жалуется на судьбу, а бросает ей гордый вызов.
Не плут, не мошенник,
Не нажил я денег.
Свой хлеб добываю я сам, брат.
Немного я трачу,
Нисколько не прячу,
Но пенса не должен чертям, брат!.. {4}
Поэт знает, что ничего по-настоящему ценного нельзя купить за деньги ни любви, ни дружбы, ни вдохновенья. Он не раз повторяет в различных вариантах дорогую ему мысль:
У нас любовь - любви цена! {5}
А в песне о любимой девушке он говорит:
Она не прекрасна, но многих милей.
Я знаю, приданого мало за ней,
Но я полюбил ее с первого дня
За то, что она полюбила меня! {6}
Немногие народы так ценят и любят поэтов, как шотландцы своего Роби Бернса. Он стал для них как бы символом единства нации, выразителем дум и чаяний простых людей страны.
Когда несколько лет тому назад мне довелось объехать города, городки и деревни, связанные с биографией поэта, меня наперебой угощали чтением его стихов и целых поэм люди самых различных званий, положений, возрастов пожилой шахтер и старый рыбак, странствующий агент компании швейных машин и молодая девушка, так похожая на Highland Mary - строгую и скромную горянку Мэри, как ее изображают художники.
Бернс - поэт народный в самом подлинном и глубоком значении этого слова. В его стихах живет и дышит сама природа Шотландии
Скалистые горы, где спят облака,
Где в юности равней резвится река,
Где в поисках корма сквозь вереск густой
Птенцов перепелка ведет за собой {7}.
В поэмах, проникнутых метким и крепким народным юмором, в "Тэме О'Шентере" и "Веселых нищих", в песнях о ткачах и пахарях шотландцы узнают себя и своих земляков, смеются их шуткам и повторяют вслед за бродячим поэтом бушующие буйным задором строфы из "Веселых нищих":
Вам, милорд, в своей коляске
Нас в пути не обогнать,
И такой не знает ласки
Ваша брачная кровать,
Жизнь - в движенье бесконечном:
Радость - горе, тьма и свет.
Репутации беречь нам
Не приходится - их нет!
Роберт Бернс неотделим от Шотландии, от ее земли и народа. Но кругозор этого национального поэта не был ограничен пределами родной страны.
Бернс, никогда не выезжавший из Шотландии не то что заграницу, но даже в Англию, говорит в одной из своих поэм о путешествии некоего лорда по Испании, Италии, Германии. И говорит он о чужих странах не менее уверенно и метко, чем Байрон, так много постранствовавший на своем веку.
Однако существенное его отличие от Байрона заключается хотя бы в том, что, изображая увеселительную поездку великосветского бездельника по Испании, он не теряет своей, крестьянской, точки зрения. Он пишет про путешествующего лорда так:
Заглянет по пути в Мадрид,
И на гитаре побренчит,
Да полюбуется картиной
Боев испанцев со скотиной {8}.
Описывая бой тореадоров и матадоров с разъяренным быком, никто из поэтов высшего круга не назвал бы это могучее животное так запросто и по-деревенски "скотиной".
Бернс иной раз пугал критиков своего времени непривычной для их слуха простонародностью выражений, но при желании он умел быть не менее изысканным и галантным, чем его светские собратья по перу. Сам он пишет о себе:
Как важная знать,
Не могу я скакать,
По моде обутый, верхом, брат.
Но в светском кругу
Я держаться могу
И в грязь не ударю лицом, брат {9}.
В былое время о Бернсе не раз говорили и писали, как о стихотворце-самоучке. Правда, он, как и наш Горький, не окончил ни одной школы, но за короткую жизнь он добросовестно прошел свои житейские "университеты", отлично разбирался в политике, имел представление о мировой истории, читал Вергилия {10} и французских поэтов, а в области английской поэзии и родного фольклора был настоящим знатоком.
Природный ум, поэтическая интуиция и широкая начитанность вместе с богатым жизненным опытом - все это позволило ему стать на голову выше своей среды и так далеко заглянуть в будущее, чтобы спустя полтора с лишним столетия иметь право считаться нашим современником.
Разве не вполне современны его шутливые я вместе с тем очень серьезные, доходящие до сердца любого простого человека строчки о войне:
Прикрытый лаврами разбой,
И сухопутный и морской,
Не стоит славословья.
Готов я кровь отдать свою
В том жизнетворческом бою,
Что мы зовем любовью.
Я славлю мира торжество,
Довольство и достаток.
Создать приятней одного,
Чем истребить десяток! {11}
Как стихи нашего современника, написанные не далее чем вчера, читали мы во время последней войны маленькую лирическую балладу:
Где-то девушка жила.
Что за девушка была!
И любила парня славного она.
Но расстаться им пришлось
И любить друг друга врозь,
Потому что началась война... {12}
И уже музыкой не вчерашнего, а самого сегодняшнего и даже завтрашнего дня звучат сейчас его пророческие слова, призывающие разумные существа на земле к братству и миру.
Забудут рабство и нужду
Народы и края, брат,
И будут люди жить в ладу,
Как дружная семья, брат! {13}
Читая и перечитывая эти написанные в восемнадцатом веке стихи и поэмы, понимаешь, почему шотландцы, провозглашая тост в память своего любимого национального поэта, даже не упоминают лишний раз его имени, а говорят коротко и просто: