— Вам надо остаться здесь на некоторое время, — посоветовал Махмуд, — а мы тем временем устроим, как вывести вас из города.
Я считал Махмуда своим другом; не было никаких видимых причин не доверять ему; и все-таки душу мне терзало смутное беспокойство.
Махмуд был бербером, однако я не верил, чтоб у него имелись какие-либо связи с халифом Йусуфом или Ибн Харамом. Все его друзья принадлежали к предыдущей правящей партии — Альморавидов.
Все это мне совершенно не нравилось. По сути, мы являлись пленниками в этом доме, вынужденными доверять Махмуду как в отношении еды, так и сведений, которые он сообщал; и я видел, что глаза его постоянно следуют украдкой за Азизой. Зависть была в этом взгляде или ревность?
Махмуд — честолюбец, Азиза — пешка в борьбе за власть, а я в этой борьбе просто подвернулся под ноги. С неохотой пришлось мне признать, что лучше ей уехать с принцем Ахмедом, чем со мной. По крайней мере, будет у неё комфорт, пища и свобода от преследований.
А я — что я мог предложить ей, кроме любви? Я — бродячий искатель приключений, человек, кормящийся своим умом и своим клинком. Ни семьи, ни состояния, ни друзей.
Едва Махмуд вышел, Азиза кинулась ко мне:
— О чем ты думаешь?
— Я не доверяю ему.
— Я тоже.
— Тебе будет безопаснее с принцем Ахмедом.
— Но счастливее я буду с тобой.
Без сомнения, она верила в то, что говорила; но я мог думать только о раскинувшемся за стенами городе, который кишел возможными врагами, но в котором нет друзей.
— Этот раб — шпион, — предупредила она. — Думай, что говоришь.
— У нас ещё есть кони.
— Да.
Не прозвучало ли нежелание в её тоне? Она была взращена для жизни в роскоши и покое, и жизнь в седле или в случайных развалинах может очень скоро ей надоесть. Наше пребывание в Замке Отмана было идиллическим лишь до поры до времени.
Я беспокойно шагал по комнате, мучаясь неуверенностью, постоянно чувствуя присутствие раба. Он был чем-то занят, но все время околачивался поблизости.
Лук и стрелы остались на седле. Со мной скимитар и кинжал. В потайной комнате было немного еды; но можно достать еще. Весь вопрос в том, куда направиться?
Настал решительный час. Все мои инстинкты, равно как и разум, предупреждали, что нельзя терять времени. Стены как будто вдруг начали давить на меня, и отчаянно захотелось оказаться на воле, за этими стенами, и скакать по бурой равнине.
Повернувшись к Азизе, я сказал:
— Ты должна подумать и быть честной перед собой и передо мной. Если мы сейчас убежим вместе, ты свяжешь свою судьбу с моей, может быть, навсегда. Назад пути уже не будет.
— Я не хочу возвращаться назад, Матюрен. Я хочу быть с тобой.
— Хорошо. Тогда уходим, прямо сейчас.
Раба не было в комнате; но теперь он вдруг вернулся. Я сразу же вышел в кладовую и начал собирать еду.
— Только прикажи, Господин, и я все сделаю.
— Оставайся на месте и стой тихо. Я все сделаю сам.
Он повернулся, чтобы выйти, и я встал перед ним со скимитаром в руке.
— Сядь!
Его губы сжались.
— Попробуй только выйти, — пообещал я, — и захлебнешься собственной кровью.
Раб попятился и сел на бочонок. Я поспешно закончил сборы и вышел, заперев за собой дверь.
Азиза ждала меня.
— Скорее, Матюрен! Они…
Открылась наружная дверь, послышались шаги и лязг оружия.
Резко повернувшись, я бросился открывать дверь в потайную комнату. Каменная глыба повернулась внутрь…
Передо мной стояли четверо воинов с обнаженными мечами.
Глава 16
Когда я открыл глаза, камера моя была той же самой, и я по-прежнему лежал на грязной соломе, что служила мне постелью вот уже три месяца.
Долго лежал я неподвижно, вспоминая выражение лица Махмуда, когда увидел его позади воинов с мечами.
— Прости, друг, — сказал он тогда нагло и самодовольно. — Ты стоишь поперек дороги…
Когда Азизу уводили от меня, она плакала, и черты её милого лица были искажены рыданиями.
Стояло у меня перед глазами и ещё одно лицо — высокого, красивого мужчины с искусно подстриженной бородой. Он холодно взглянул на меня, словно я был каким-то насекомым, а затем отвернулся.
Принц Ахмед!..
— Бросьте его в тюрьму, — велел принц, — а когда он достаточно натерпится — убейте.
Он не мог простить мне дней, проведенных с Азизой в Замке Отмана. Я видел невесту Ахмеда без паранджи — одно это было уже оскорблением.
Три месяца в этом мерзком месте? Когда и как они меня убьют? Или обо мне забыли?
Мои стражники-берберы были дикими и злобными, однако они были воинами, и за это я их уважал.
Мне оставили мои книги. Когда меня уводили из дома Ибн Тувайса, я получил разрешение взять те, которые он подарил мне, а время от времени я таинственным образом получал другие.
Не Махмуда ли я должен благодарить за это? Или Азиза придумала какой-то способ тайком передавать их мне?
Одно мне удалось сделать. Перед тем, как меня увели, я очистил Ибн Тувайса от всякого подозрения в соучастии со мной; в этом помогло свидетельство, что я платил ему за жилье в его доме. Поскольку ни один араб не принял бы в этом случае денег от друга, моему рассказу поверили, и он был освобожден.
В эти долгие три месяца я изучал «Географию» аль-Идриси, намного превосходящую любое землеописание, какое можно было сыскать в христианской Европе.
Эратосфен, ученый, живший в Александрии, в 194 году до Рождества Христова изобрел способ вычисления диаметра Земли, и аль-Мамун в 829 году определил, что диаметр этот равен 785О милям.
Читал я также Гиппократа и Галена в переводах Хунайна ибн Исхака, а однажды стражник передал мне сверток, в котором оказался труд Альбукасиса по хирургии.
В камере моей была лишь солома на полу и одно маленькое окошко, сквозь которое проникал свет. Когда ветер заносил в неё капли дождя, мне приходилось съеживаться под самым окном, чтобы не промокнуть, и всегда жилище мое оставалось холодным, сырым и неприятным.
Итак, я читал, а ещё каждый день упражнялся, чтобы сохранить телесную бодрость. Пища была плохая, но не хуже, чем на галере.
Во мне постоянно жила мысли о побеге, но я знал сейчас, что выбраться на волю через коридор невозможно. В коридоре стояли четыре стражника-бербера, а в конце его находилась караулка, где собиралась ещё добрая дюжина охранников — поболтать и поиграть в кости. Окошко выходило на отвесную скалу, обрывающуюся вниз на сотни футов.
Аль-Идриси мне понравился. Великий мусульманский географ собрал множество сведений об отдаленных уголках земли, которых не было в других книгах. Арабы благодаря паломникам, стекавшимся в Мекку со всех концов света, имели великолепные возможности собирать описания земель и вод, стран и народов.