Читать интересную книгу Чака - Марат Брухнов

Перед верховным вождем стоял незнакомец, и по торжественному виду Дингисвайо Чака понял, что случились какие-то важные события. Действительность превзошла все его ожидания: быстро отпустив незнакомца, Великий торжественным тоном возвестил, что человек этот принес известие, которое самым непосредственным образом касается его, Чакиной, судьбы: вождь народа зулу и его отец Сензангакона «ушел домой».

Передавая это известие усаженному рядом с ним воину и верному другу, Дингисвайо пристально следил за выражением его лица, но одно из двух — либо Чака великолепно умел скрывать свои мысли, либо смерть отца не произвела на него особого впечатления. Впрочем, он, возможно, еще и не успел полностью осознать значимости случившегося.

Но Чака прекрасно все понял. Более того, он понял также и то, что смерть отца ничего не изменит в его судьбе, если этого не захочет сидящий перед ним человек. Он, Чака, давно дожидался этого часа. Более того, он уже столько раз в самых мельчайших подробностях представлял себе свои действия в роли главы, пусть пока небольшого, но самостоятельного племени, что ему временами начинало казаться, что событие это уже произошло. К мысли о том, что ему предстоит занять место отца, когда тот покинет этот мир, он привык во время долгих разговоров с Дингисвайо, который всегда хотел видеть во главе соседних племен преданных ему людей. Но только почему Дингисвайо продолжает так странно вглядываться в него? Неужели он передумал? И, как бы отвечая на его немой вопрос, Великий заговорил снова:

— Мы хотели сразу же отправить тебя к твоему народу, где бы ты мог занять подобающее место, одарив тебя на прощание за все оказанные лам услуги, но человек, пришедший из твоих мест, сообщил нам, что за последние две луны там произошли странные вещи. Видимо, болезнь ослабила память отца твоего, иначе как объяснить то, что он вопреки данному нам слову назначил своим восприемником юного Сигуджану. Поэтому мы решили удержать тебя здесь еще некоторое время и отослать тебя только тогда, когда все решится должным образом. А теперь иди и передай печальную весть твоей матери Нанди. — И Дингисвайо чуть заметно улыбнулся, зная наверняка, что смерть вождя зулу не вызовет слез у его новоявленной вдовы. После чего он приветливым жестом отпустил Чаку, давая этим понять, что аудиенция закончена.

И все же Великий, несмотря на всю свою проницательность, оказался дурным пророком — Нанди плакала. Когда перед самым заходом солнца Чака явился в крааль Мбийи, так и не сняв своего парадного облачения и отмахав под палящим солнцем за полдня добрых два дневных перехода и срывающимся на шепот голосом сообщил ей новость, глаза Нанди сразу же наполнились слезами. Нет, сказать, что она просто плакала, значит не сказать ничего — она кричала на весь крааль, призывая небо и духов предков в свидетели новой — какой уже по счету — несправедливости, допущенной этим человеком по отношению к ней и ее любимому сыну. Послушать ее, так Дингисвайо следовало тут же направить своих воинов к воротам клятвопреступника и не оставить там ни одной живой души. Разве кто-нибудь среди народов нгуни может сравниться с ее сыном в доблести или искусстве управления. Так как же можно было Сигуджану, этого ублюдка, этого недоноска, нарекать главой племени. На крик Нанди сбежались люди из соседних краалей, и только когда явился сам Мбийя, ее удалось немного утихомирить.

До утра они так и не сомкнули глаз. После длительных споров, в которых приняли живейшее участие Нгомаан, Мбийя и Пампата, пришли наконец к заключению, что в Эси-Клебени следует направить Нгвади, поручив ему познакомиться с истинным положением дел прямо на месте. А чтобы войти в доверие к Сигуджане, он сочинит ему трогательную историю о ссоре зарвавшегося Чаки с Дингисвайо, закончившейся, как и следовали ожидать, тем, что Великий приказал отправить непокорного индуну в иной мир вслед за недавно скончавшимся отцом. Дескать, Нгвади и сам едва избежал смерти и теперь примчался к ним в поисках пристанища. Ведь что ни говори, но Сигуджана небось дрожал от страха при мысли о мести Чаки, и поэтому сообщение Нгвади должно было вселить в него радость, а посланцев, несущих добрые вести, везде принимают с распростертыми объятиями.

Наутро проводили в путь Нгвади, и Чака, несколько успокоив мать, отправился к своим воинам, чтобы успеть завершить все те дела, которые с его уходом так и остались бы незавершенными.

Однако вскоре события приняли неожиданный оборот. Нгвади, как и следовало ожидать, был принят в Эси-Клебени самым доброжелательным образом. Сигуджана, не веря своим ушам, слушал по нескольку раз историю о гибели своего соперника и по мере того, как рассказ доходил до его сознания, все чаще отпускал рискованные шутки по адресу Чаки, Нанди и самого Дингисвайо. Решив наконец, что теперь у него окончательно развязаны руки, он уже не скрывал своего высокомерия, и Нгвади приходилось все больше сдерживать себя во время этих разговоров с ним. Пребывание в краале Эси-Клебени все более тяготило его. Делать ему у зулу, собственно, было больше нечего. Надежды на то, что Чаке удастся восстановить здесь свое положение мирным путем, рухнули, а дальнейшее пребывание в этом враждебном краале для него, сына Нанди и брата Чаки, могло стать опасным. Развязка наступила на пятый день его жизни в Эси-Клебени. Нгвади решил перед уходом привести в порядок свой туалет и, стараясь не попадаться на глаза приближенным новоявленного владыки, отправился для этого к ручью, захватив с собой побольше мягкой белой глины для умывания. И надо же было случиться, что именно это самое место облюбовал для купания и Сигуджана. Что произошло между ними, так навсегда и осталось тайной, но к тому времени, когда солнце дошло до зенита, Нгвади был уже далеко за пределами владений зулу, а Сигуджану нашли на речном берегу с грудью, пробитой двумя ударами копья.

Вернувшись в крааль Мбийи, Нгвади сразу же бросился к Нанди и рассказал ей обо всем. Он еще не кончил, а Пампата уже помчалась к Чаке с известием о том, что на его пути к власти устранено единственное препятствие. Правда, Нгаади и сам мог сообщить ему эту весть и лучше Пампаты поведать о сцене у ручья, но никто не знал, как к этому отнесется Дингисвайо, и визит Нгвади к Чаке мог бы набросить тень подозрения на Чаку. Пампата приложила немало сил, убеждая своего возлюбленного, что Нгвади поступил единственно возможным образом, ссылаясь при этом на его любовь к матери, почтение к брату и заведомую наглость Сигуджаны, прекрасно понимая, что гнев Чаки не может быть искренним.

И тем не менее принесенные Пампатой вести Чаку не обрадовали. В глубине души он все еще продолжал надеяться, что Сигуджана в последний момент струсит и откажется от власти в его пользу. Ведь слава о воинских подвигах Чаки наверняка докатилась до краалей зулу. Что же касается того, чтобы наглец понес заслуженную кару, то Чака предпочел бы явиться к воротам Эси-Клебени во главе сотни-другой своих испытанных воинов, и тогда вопрос решился бы сам собой. Теперь же ему придется докладывать о происшедшем Дингисвайо, а тот не очень любит семейные распри.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});