Читать интересную книгу Тайная вечеря - Хавьер Сьерра

— Какие опасения? — Елена, казалось, перестала дышать.

— Видите ли, Елена, второй бедолага тоже был моим старым другом.

Юная графиня вздрогнула:

— Вы их... знали?

— Ну да. Обоих. Вторая жертва, Джулио, умер от потери крови перед «Мадонной». Кто-то пронзил его сердце шпагой. Деньги и другие вещи остались при нем. Но...

— Что?

— ...но возле него обнаружили колоду карт без карты с изображением францисканки. У меня сложилось тягостное впечатление, что убийца хочет держать меня в курсе своих злодеяний. В конце концов, «Мадонна» — это моя работа, а повешенный монах был из монастыря Санта Мария.

Елена отважилась еще на один вопрос:

— Маэстро, а это имеет отношение к вашему решению показать публике портрет моей матери? Это как-то связано с теми ужасными новостями?

— Сейчас вы все поймете, Елена. Ваша матушка позировала мне не только для этого портрета. Раньше, когда она была моложе, она служила моделью для «Мадонны». Я опять обратился к ней, когда еще раз писал эту картину всего несколько месяцев назад. Десять дней назад я сдал этот заказ, и францисканцы заменили старую версию «Мадонны». Все произошло так быстро, что я не успел предупредить братьев о замене.

«Братьев?» — на этот раз Елена удержалась от вопроса.

— Вижу, что маэстро Луини не все вам рассказал, — пробормотал Леонардо. — Эта картина для них как Евангелие. Она служит духовным утешением, особенно теперь, когда инквизиция отняла у них священные книги. Группами они приезжали поклониться ей. Однако, когда францисканцы все поняли и предъявили мне иск, пришлось написать для них другую картину, убрав с нее все символы, которые и делали ее такой особенной. Десять лет я откладывал исполнение этого заказа, но больше тянуть не мог. К несчастью, я не предупредил братьев, чтобы они больше не искали озарения в монастыре францисканцев, и последний из них, мой дорогой Джулио, поплатился за эту оплошность жизнью. Кто-то поджидал его там.

— И вы не догадываетесь, кто это мог быть?

— Нет, Бернардино. Но его побудительные мотивы не новы. Эту же цель преследовал святой Доминик, создавая инквизицию: покончить с последними истинными христианами. Они снова пытаются силой подавить то, что им не удалось уничтожить, разгромив оплот катаров в Монсегюре.

— В таком случае, мастер, где же теперь братья смогут черпать духовное озарение?

— В «Тайной вечере», разумеется. Но только после ее окончания. Как вы думаете, почему я пишу ее на стене, а не на доске? Быть может, вы полагаете, что это ради размера? Ничего подобного, — он покачал указательным пальцем. — Это для того, чтобы никто не смог снять ее или заставить меня все переделать. Только так братья всегда смогут получить утешение. Никому и в голову не придет искать их под самым носом у инквизиторов.

— Это хитрый ход, маэстро... но очень рискованный.

Леонардо снова улыбнулся.

— Между христианами Рима и нами есть большая разница, Бернардино. Для того чтобы ощутить Божье благословение, они нуждаются в осязаемых таинствах. Для этого они используют хлеб, помазания или погружения в освященную воду. Что касается наших таинств, то они невидимы. Их сила в отвлеченном характере. Те, кому удается принять их, ощущают толчок в сердце и заполняющую все радость. Ощутив этот поток, понимаешь, что cпacён. Как вы полагаете, почему Христос на моей картинe не держит любимую римлянами облатку? Потому что его таинство в другом...

— Маэстро, — перебил его Луини, — вы говорите с Еленой так, как будто она уже знакома с вашей верой. Но она наверняка еще не понимает важности того, о чем вы говорите.

— Что вы предлагаете?

— Надеюсь, вы окажете мне милость и позволите отвести Елену к «Вечере» и там посвятить ее в ваш язык. В ваши символы. Быть может, таким образом... — Бернардино помолчал, как будто взвешивая слова. — Быть может, мы оба сможем очиститься и снова заслужим место возле вас. Она тоже этого желает.

Похоже, тосканца это не удивило.

— Это действительно так, Елена?

Девушка кивнула.

— В таком случае вы должны знать, что единственным способом познать мое творение является участие в нем. И вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, Бернардино, — ворчливо добавил он. — Я есть единственная омега, к которой вы должны отныне устремляться.

— Если вы желаете, чтобы она устремилась к вам, маэстро, почему бы вам не использовать ее в качестве модели? Ее мать послужила вам при написании евангелия от Мадонны. Почему же дочь не может послужить моделью для вашей нынешней работы?

На лице Леонардо отразилось сомнение:

— Для «Вечери»?

— Почему бы и нет? — отозвался Луини. — Разве вы не ищете модель для любимого апостола? Или вы считаете, что вам удастся найти более ангелоподобное лицо, чтобы завершить образ Иоанна?

Елена, польщенная, потупила глаза. Облаченный в белые одежды старец в задумчивости погладил свою густую бороду и вновь принялся изучающе разглядывать юную Кривелли. И вдруг взрыв хохота потряс стены комнатушки.

— Действительно, — загремел бас Леонардо. — Почему бы и нет? В конце концов, я не могу себе представить, кто лучше, чем она, подойдет на эту роль.

30

— Оливерио Джакаранда?

Презрительная гримаса исказила черты приора, как только он услышал это имя. Когда брату Виченцо сообщили о том, что я вернулся, он тут же пригласил меня к себе. Как выяснилось, вот уже несколько часов вся община была обеспокоена моим необъяснимым отсутствием. Когда стемнело, несколько святых отцов, вооружившись палками и факелами, отправились на поиски. Поэтому, когда Мария Джакаранда привела меня обратно к двери монастыря целого и невредимого, хотя и несколько встревоженного, приор немедленно пожелал со мной встретиться.

— Так вы говорите, брат Лейр, что вы провели вечер в компании Оливерио Джакаранды, да еще и в его доме?

В голосе Банделло звучала неподдельная тревога.

— Я вижу, вы его знаете, приор.

— Конечно же, знаю. Эту гадину весь Милан знает. Торговец предметами культа. Он покупает и продает как портреты святых, так и статуи обнаженных Венер. Он богаче многих родственников герцога. Но чего я не понимаю, — тут он хитро прищурился, — так это зачем ему понадобились вы.

— Он хотел поговорить со мной о брате Александре, приор.

— О падре Тривулцио?

Я кивнул. Похоже, мой ответ его ошеломил.

— Если я правильно понял, они поддерживали нечто вроде деловых отношений. Они были, можно сказать, партнерами.

— Чушь! Что могло заинтересовать почившего в бозе падре Тривулцио в таком аморальном и порочном типе, как Джакаранда?

— Если то, что мне сказал синьор Джакаранда, правда, брат Александр вел двойную жизнь. Для вас он был богобоязненным любителем штудировать книги. Но вдали от вашего благотворного влияния он превращался в торгаша древностями.

Банделло почувствовал, что его мозг вот-вот лопнет от напряжения.

— Мне трудно в это поверить, — выдавил он наконец, — хотя, если задуматься, это кое-что объясняет...

— Что именно, падре? О чем вы?

— Я обсуждал с полицией иль Моро обстоятельства смерти брата Александра. Никто не может объяснить один странный и в высшей степени противоречивый факт, который всех сбивает с толку.

— Вы говорите загадками, падре. Умоляю вас, просветите меня.

— Видите ли, полиция не обнаружила на теле отца Тривулцио признаков насилия или борьбы. Однако не похоже, чтобы он повесился сам. Кто-то должен был находиться радом с ним в момент смерти. Этот кто-то прикрепил к одной из босых ног библиотекаря странную карточку.

Приор порылся в карманах и извлек клочок бумаги, исписанный неразборчивыми каракулями. Это был широкий кусок картона с истрепанными от частого использования краями.

— Взгляните. — Он протянул мне клочок.

Под пристальным взглядом приора, довольного тем, что ему удалось всецело завладеть моим вниманием, я вынужден был принять удивленный вид. Да и как иначе? Часть этих странных символов представляла собой ту самую загадку, которая меня сюда привела. Судите сами: Oculos ejus dinumera и странная подпись Прорицателя занимали центральную часть этой карточки. Все семь строк были написаны неровными буквами. У меня возникло ощущение, что кто-то не пожалел времени и сил, чтобы тщательно изучить эту надпись, а окружающие ее заметки являются отражением усилий ученого мужа разгадать ее значение.

— Это моя головоломка, — признал я.

— «Сосчитайте его глаза / но не смотрите ему в лицо. / Код моего имени / обнаружите у него на боку...» Да. Я знаю. Вы мне показывали ее незадолго до смерти брата Александра. Помните? Но это не мои записи, — сказал он, обводя пальцем стихи Прорицателя.

Его глаза засветились злорадным блеском.

— И это еще не все. Смотрите.

Падре Банделло перевернул карточку. Изображение на обратной стороне не вызывало никаких сомнений. При виде францисканки с крестом в правой руке и книгой в левой я застыл от ужаса.