Читать интересную книгу Закон постоянного невезения [Невезуха] - Иоанна Хмелевская

— Какие ещё наркотики?

— Марихуану, героин, ЛСД…

— Я что — на самом деле выгляжу такой идиоткой? — удивилась я. — Чтобы хотя бы попробовать эту дрянь, у меня и в самом деле должна была крыша поехать. С какой стати у тебя появились такие дурацкие идеи, бабушка?

— Мир стал очень маленьким, — вмешался дядя Филипп, как бы оправдываясь.

— И сведения доходят до самых дальних его уголков, — нехотя подтвердила бабушка. — Анонимные письма можно презирать, но нельзя оставлять полностью без внимания. Если в них нет ни слова правды, это значит, что у человека есть враг.

— А на врага можно не обращать внимания, но, по крайней мере, о нем нужно знать, — поучал всех дядя Игнатий.

— Ну так что? — издевательски спросила тётка Иза. — Какой такой у тебя враг?

— Я лично одного знаю, — сладким голоском заявила тётка Ольга, бросив в её сторону быстрый взгляд.

Нужно было быть полностью недоразвитой, чтобы все ещё ничего не понять. Так какая же гангрена поганая мазала меня грязью в письмах в Австралию, это — во-первых, а во-вторых, что от меня нужно этой холерной тётке Изе? Хорошеньких гадостей они там обо мне начитались, если всем стадом приехали меня проверять. Хорошо ещё, что я сдалась, смирившись с этим проклятым невезением, иначе я могла бы очень прилично разнервничаться, а кстати, интересно, что за проблема за всем этим скрывается?..

— Я не знаю, бабушка, какой у меня есть враг, — сказала я с лёгким нетерпением, — если бы я прочла те анонимные письма, которыми он вас обрадовал, может быть, я бы и смогла угадать, кто это. Что кретин, это точно. А о скачках там ничего не было?

— О каких скачках? — подозрительно спросил дядя Игнатий, который по мере убывания вина становился все более разговорчивым. — Конских? — Конных, — недовольно поправила его бабушка. — А что может быть не так в конных скачках? — это уже ко мне.

Что может быть не так в наших конных скачках, я могла бы рассказывать ей целую неделю напролёт, однако предпочла промолчать, так как это показалось мне как-то не слишком патриотично.

— Ничего, — согласилась я с нечистой совестью. — Но это — единственное предосудительное развлечение, которому я время от времени предаюсь.

— Почему же предосудительное? — возмутился дядя Филипп.

Дядя Игнатий также выразил своё возмущение, ограничившись покашливанием, хрипом и маханием рукой, так как от эмоций даже поперхнулся. Обе тётки и бабушка смотрели на меня с изумлением и обидой. Я вспомнила, что в Австралии дерби является национальным праздником.

— Я имела в виду игру на скачках, — деликатно пояснила я.

— Вы только послушайте! — фыркнула тётка Иза. — Какой вздор!

— А что же ещё можно делать на скачках, как не играть? — удивилась тётка Ольга.

— Лошадь, девочка моя, — это благородное животное, — с достоинством заговорила бабушка. — Никто в здравом уме…

Дядя Игнатий снова обрёл дар речи.

— Только дураки!.. — взорвался он. — Только дураки не пользуются!.. Я не понимаю!.. Проигрывают!.. Знатоки никогда!.. Знатоки всегда!.. Всегда!..

Знаток — это о-го-го!..

— Тоже мне нашёлся знаток, — презрительно прошипела тётка Иза.

— Я попрошу не переходить на личности! — набросилась на неё тётка Ольга.

Бабушка пыталась гнуть свою линию.

— Недооценивать важность критерия отбора при разведении…

— У каждого может разок подвернуться нога, — бросился в атаку дядя Филипп. — Это ещё ни о чем не говорит…

— Разок?! Как же! А одиннадцать раз не хочешь?..

К моему полному изумлению все вдруг переругались друг с другом. Я воспользовалась отсутствием интереса к моей персоне и подала на стол уже несколько переварившиеся бобы. Они начали есть, почти не замечая этого.

Из их ссоры я сделала дальнейшие выводы. Этот враждебный анонимщик явно имел представление об Австралии, коль скоро оставил в покое моё единственное увлечение с сомнительной моральной репутацией, так как трудно было допустить, что он о нем ничего не знал. Все мои знакомые и друзья были полностью в курсе того, что я бываю на бегах, играю там, разбираюсь в лошадях, иногда даже знакомые журналисты спрашивали меня о шансах. И я давала им довольно неплохие советы, так как я с детства знала лошадей, сама, будучи ещё худенькой девятилетней девчонкой, ездила на годовалых жеребятах у друга моего отца, лошадника, который очень радовался моему энтузиазму, так как вес в двадцать с небольшим килограммов жеребёнку не повредит, зато тот привыкает к всаднику. Мы всегда дружили, кони и я. С некоторыми предками лошадей, которые сейчас бегают на скачках, я была лично знакома…

Я вернулась мыслями в настоящее время. Таким образом, этот анонимный корреспондент, несомненно, с болью в сердце удержался от комментариев на тему моего азартного увлечения, зная, что Австралия увидит в этом скорее достоинство, чем недостаток, заслуживающий осуждения. То есть совершенно уж законченным дебилом он не был. Ну, ладно, но откуда же он взял наркотики?..

Семейство упрекало друг друга в каких-то грехах и ошибках, а я интенсивно размышляла. Неужели что-то могло когда-либо…

Я чуть было не издала страшный крик, этакое пронзительное «ааааааааааа!!!», так как внезапно вспомнила! Словно гром с ясного неба, усиленный молнией во весь горизонт. Ну конечно же, Томск принёс!..

На самом деле мои дети вовсе не такие уж и глупые. Одиннадцатилетний в то время Томек принёс домой и показал мне кокаин в порошке. Невероятно гордый только что приобретёнными знаниями, он сообщил мне, что это нужно нюхать, то есть втягивать носом, никаких там уколов или иных мучений, одно удовольствие, а потом — просто райское наслаждение. Так говорили те, кто пробовал, из старшего класса, а один по доброте душевной даже отсыпал ему чуть-чуть. Нет, сам он ещё не нюхал, он что-то слышал о том, что это штука вредная, поэтому хотел бы удостовериться, а раз я до сих пор всегда говорила правду и не слишком придиралась, то он ждёт, что и на этот раз я все честно объясню. Я постаралась достичь вершин материнского понимания, вначале попробовала чуточку на язык — явно не сахарная пудра, да и не соль, я ещё допускала тальк, муку, возможно, также извёстку со стены, но на всякий случай приняла, что это кокаин. Оставив порошок в бумажке на столе, я вместе с ребёнком зарылась в книги и первым делом открыла судебную медицину, а также специальное издание о наркоманах, недавно мною приобретённое, поскольку я, разумеется, делала корректуру чего-то такого на эту тему.

Я безжалостно показала ему картинки. Очень деловито описала последствия, отнюдь не скрывая моментов эйфории, после чего поставила его перед выбором: пять процентов обманчивых восторгов и девяносто пять процентов мучений и в целом двадцать процентов жизни или же надолго и в полной мере сохранить человеческий облик. Пусть сам выбирает — хочет ли он быть человеком или тряпкой. Ребёнок любил математику, проценты его убедили, он решил пригласить того Весека из восьмого класса и попросил, чтобы я и ему все это показала. Кажется, Весек ещё не совсем впал в зависимость, так что он довольно легко из неё выпал.

Это был единственный случай, когда у меня дома находились наркотики. В едва заметном количестве и не слишком долго, так как потом мы с Томском коллективно утопили все это в туалете, но именно в этот момент появился Доминик. Кася впустила его, когда мы с Томском все ещё копались в литературе.

Он осмотрел белый порошок, попробовал, ни слова не сказал, но выражение лица у него было такое, что я должна была бы распластаться на полу или даже ещё ниже. Не знаю, что там находилось под моим полом, возможно, бетон, а может быть, пустое пространство, вроде бы под самыми разными полами имеют место быть какие-то балки, под свой я не заглядывала, но даже если бы я лежала на бетонном перекрытии, элементарная порядочность заставила бы меня там и исчезнуть. Я попыталась объяснить ему, в чем дело, но он не стал слушать и ушёл, распространяя вокруг себя атмосферу осуждения.

А семья в Австралии узнала, что я — наркоманка…

Нет, это просто невозможно. Доминик — и вдруг пишет анонимные письма, направленные против меня? На какой же паштет это ему понадобилось, чего, черт побери, он хотел этим достичь? Ну, хорошо, он мог меня уничтожить, тоже мне пожива…

Я честно обдумывала, кто ещё мог бы подбросить мне подобную гадость, но ничего в голову не приходило. Я перестала гадать, тем более что семейство позабыло о ссоре и снова взялось за меня.

— Таким образом, инсинуации не имели под собой никого основания… — снова заговорила бабушка.

— Это голословное отрицание! — зашипела тётка Иза.

Тётка Ольга подскочила так, что даже кресло ойкнуло.

— Это потому, что ты для своего сыночка хочешь!..

— Оленька! — возмущённо осудил её дядя Филипп.

Бабушка держалась, как скала посреди морских волн.