пока мне хватало дыхания. А дышать по такому морозу было крайне тяжело. Но мне нельзя было останавливаться. Просто бежать, задыхаясь, и воя от боли в лёгких. Бежала до тех пор, пока ноги держали. До тех пор, пока мой взгляд не наткнулся на высокие кованые ворота. Пока я не подняла взгляд и не увидела перед собой церковь.
Она стала моим убежищем.
Тётя Нюра стала моим проводником. Она буквально подобрала меня, когда я свалилась с ног, и промёрзшими пальцами хваталась за ледяные ворота. Провела, отогрела, накормила. И отвела к иерею. Мне помогли там, куда я раньше предпочитала не ходить. Вообще.
Мне выделили комнатушку, как и немногим другим, оказавшимся в сложной ситуации. В обмен на кров и еду, я работала наравне с другими. Я помогала на кухне, в прачечной и в церковной лавке.
И... мне бы просто перезимовать. Мне бы просто убедиться, что меня никто не ищет.
Глава 24
Спустя пять месяцев.
Иногда мне казалось, что прошло не больше недели. Иногда меня мучили кошмары, и я просыпалась посреди ночи, туго выдыхая воздух, задержанный в лёгких. Это не было внезапным пробуждением и резким толчком. Нет. Это было медленное выныривание из пучины сновидений и такое же медленное осознание того, что всё позади. Что полупрозрачные глаза больше не проедают насквозь, а сильные пальцы больше не стискивают запястья словно оковы. Я просыпалась и бесконечно долго смотрела в серый потолок своей комнатушки. Я просыпалась, и с ужасом осознавала, что мне пора покинуть эти стены. Я засиделась.
Оттягивала тот день, как только могла.
Я уже привыкла вставать слишком рано, и так же рано ложиться спать. Я привыкла отвлекать себя работой, хватаясь за всё, чем могла бы помочь. Я мыла, готовила, накрывала, убирала и даже шила. В свободное время я рисовала. Рисовала много. Особенно, когда не могла заснуть.
И сейчас, включив настольную лампу, что стояла на узком подоконнике, я первым делом схватилась за блокнот. Гоня от себя прочь лица, перемешавшиеся в голове, стирая из памяти отвратительную улыбку Быка и не менее ужасную ухмылку Клима. Семёновича.
В полутьме водила карандашом по бумаге, прорисовывая узоры и витиеватые линии. Временами закрывая глаза и снова прогоняя образы, явившиеся мне в очередном кошмаре.
Он не найдёт меня...
Если бы хотел, то уже нашёл. Наверное.
Возможно, он уже и думать обо мне забыл. Я же не главная забота его жизни? Какая-то девчонка с улицы. Сирота. Абсолютно безобидная и бесполезная.
Зависнув, я беззвучно выдохнула и положила карандаш на постель...
Мне бы очень хотелось увидеть Лизу. Просто для того, чтобы посмотреть ей в глаза. Увидеть в них удивление, возможно стыд... раскаяние? Хотя бы что-то, что могло бы мне помочь простить её.
Там, где я нахожусь последние несколько месяцев так часто говорят о прощении. Но я не могу. Не получается. Я всё ещё не нашла в себе силы простить её. Простить тех людей, что истязали меня и других девочек. Что касается Клима: смешно и ужасно... но в какой-то момент я поймала себя на мысли, что простить ЕГО мне будет легче, чем остальных. Возможно, я прощу его, поняв, что он действительно меня отпустил.
Глупо? Может быть...
Вытянув шею, я перевела взгляд за окно. Рассвет сегодня был потрясающий. Розово-оранжевое покрывало застелило горизонт, обволакивая тёплой негой. Я открыла окно, подставляя лицо под бархатистые, пока ещё холодные лучи солнца.
Мне бы очень хотелось, чтобы так было всегда. Мне бы очень хотелось оказаться в том полузабытом доме, где когда-то жили мои близкие люди. Прикоснуться ладонями к стенам и прильнуть к ним щекой. Закрыть глаза, представляя живыми родителей и бабушку. Живыми и счастливыми.
Но теперь я не могла туда вернуться.
Теперь я не та Кира, которой была ещё полгода назад.
Со дня на день я получу новые документы. Добрые люди помогли мне и с этим.
Сквозь тонкие ивовые ветви я выхватила знакомый силуэт. Надежда. Эта женщина попала сюда прямиком из Ада. Её лицо было изувечено собственным мужем. Она уже третий месяц ютилась в церковных стенах, боясь, что изверг найдёт её. Ни полиция, ни даже кризисные центры помощи женщинам не смогли ей помочь. Теперь Надежда здесь. И очень хотелось верить в чудо. Хотелось верить, что это место действительно залечит раны. А для кого-то станет домом.
Собрав волосы в хвост и повязав сверху платок, я выскользнула из своей комнаты. Умылась и наспех одевшись, засунула ноги в туфли на плоском каблуке. Я обещала сегодня помочь Надежде.
— Куда это ты ни свет ни заря?
Я оглянулась, встречаясь на лестнице с любопытным взглядом Анастасии Петровны — нашей главной по “общежитию”.
— Доброе утро, — улыбнулась, заправляя под платок выбившуюся прядь, — у Надежды рука снова горит. Я помогу ей на улице.
— Умница, Кира, — кивнула Анастасия, поравнявшись со мной, — помоги. Ты сегодня где вообще?
— В церковной лавке.
— Нашей?
— Нет, — мотнула головой, — в Казанской помогаю.
— Разрываешься на части, Кирюша. Не жалеешь ты себя. — Анастасия покачала головой и провела тёплой ладонью по моей спине, подбадривая.
— Мне несложно. Тем более, тут рядом совсем. Да и откладываю я понемногу. Деньги всё же мне понадобятся.
— Документы ещё не получила?
— Говорят, в течение этой недели...
— Ну, дай Бог. Наладится всё у тебя. Ты не переживай.
А я переживала. Всегда. Это было невозможно контролировать. Куда я поеду? Где смогу начать всё заново? Где то место, где меня точно никто не найдёт? Где моё сердце снова начнёт биться спокойно?
Резкий порыв прохладного утреннего ветра сорвал с головы платок, и я почувствовала ком в горле. Быстрым движением накрыв голову, я оглянулась по сторонам и замерла. Обеспокоенным взглядом обвела местность, успокаивая себя и глубоко дыша. Это под кожей. Страх, который не выжечь. Как долго он ещё будет меня преследовать?
Мои глаза отыскали в сочной зелени Надежду. Женщина несла пару веников и, увидев меня, широко улыбнулась.
— Я взяла два! — выкрикнула, поднимая инвентарь над головой, — Доброе утро, Кирюша!
...
— Кира, ты обедать собираешься? — я подняла голову, отрываясь от перебирания свечей.
— Тёть Нюр, не пугайте так!
— А ты не пугайся! Почему на обед не пришла? Я уж было забеспокоилась.
— И пришли за мной? Куда я отсюда денусь?
— Ну, всё же это не наш приход.