У меня очень умный братик, хоть иногда его и заносит, — с нервным смешком произносит Алиса.
— Иногда?
— Очень редко. Только из-за своих.
Пока я перевариваю это «своих», она достает из рюкзака бумажную салфетку и начинает вытирать мои слезы.
— У тебя есть какая-нибудь информация о Климе? Его адвокат звонил мне, но это было перед началом допроса. — Стараюсь успокоиться.
— Я говорила с ним час назад.
Взявшись за руки, мы садимся на диван.
— Как там?
— По Климу пока непонятно. Какие-то свои игры. Новости лишь по тому уроду, который тебя похитил.
— По Пекарскому? Надеюсь, его надолго засадят.
Я обхватываю себя руками.
— На нем уже висят две статьи. Какие-то денежные преступления... — Алиса морщит лоб. — Адвокат называл номера статей, я не запомнила.
Как по команде, в памяти всплывает рассказ Германа.
— Он не вернул кредиты и подделал документы.
Меньше дня прошло с нашей встречи в ресторане, а по ощущениям, целая вечность.
— Да! Про кредиты и бумаги что-то было! — тут же кивает Алиса. — Сейчас к этим статьям добавится еще похищение человека, группой лиц. В сумме сядет лет на пятнадцать. А зная моего брата... Клим придумает, как потом продлить этот срок.
— Ты уверена, что для обвинения хватит доказательств?
Я боюсь пока даже заикаться о втором медицинском заключении. Страшно представить, каково это — заново пройти все в суде. Вспоминать детали и рассказывать об изнасиловании сразу целой толпе.
— Адвокат уверен, — пожимает плечами Алиса. — Он говорил со следователем, которому назначили дело. Тот не сомневается.
— Хоть бы так и было. — Медленно выдыхаю.
— Да... — Она смотрит на мобильник. — Осталось узнать о Климе.
***
Следующий час мы с Алисой не выпускаем телефоны из рук. Каждая словно молится на экран. Иногда дергаем Николая, чтобы он по своим каналам попытался выяснить хоть что-то. А в два раздается звонок.
Алиса принимает вызов и включает громкую связь:
— Да...
Адвокат уставшим голосом тут же сообщает, что допросы на сегодня закончены и мое заключение приобщили к делу.
— Узнай, когда Клима можно увидеть, — шепчу я, боясь пропустить что-то важное.
— Когда... — начинает Алиса.
Но, перебив ее, адвокат продолжает свой отчет. Минут пять он рассказывает, какие доказательства успели собрать против Пекарского, сколько людей дали показания и каких свидетелей удалось найти.
Не перебивая, мы слушаем про допрос больничного персонала и записи камер видеонаблюдения в лифте. Надеясь на вести о Климе, терпеливо ждем, что адвокат перейдет к отчету о втором деле. Но вместо этого он замолкает.
— А мой брат... Вы умышленно ничего о нем не говорите? — В голосе Алисы слышна злость.
— Извините, — откашливается адвокат. — Его дело оказалось сложнее, чем мы предполагали.
— То есть? — не выдержав, вмешиваюсь я.
— Это не первый арест Клима Александровича, и судя по настроению следователя, у обвинения есть что-то еще.
Глава 40
Глава 40
Всю ночь мучают кошмары. То, что я гнала от себя вечером, настигает во снах. Вновь чувствую жуткие прикосновения, слышу хрипящее дыхание и стону от боли.
Просыпаюсь в шесть, уставшей и разбитой. По ощущениям, меня словно вывернули наружу и перекрутили в адской мясорубке.
Кофе и аспирин почти не помогают. Глотаю горький эспрессо, заливаю его сверху шипучим лекарством — и ничего. Чтобы хоть как-то унять разбуженных демонов, приходится выпросить у дежурного охранника пачку сигарет.
Так, давясь на крыльце едким дымом, понемногу прихожу в себя. Затяжка за затяжкой выпускаю из груди копоть от собственного пепелища. Травлю никотином легкие, будто это маленькое жертвоприношение способно оплатить хоть час покоя.
Совсем не та правильная девочка из приличной семьи, какой я была когда-то. Ни капли не идеальная жена, переживающая за свое здоровье. Скорее шлюха из дешевого борделя. Не самая счастливая, но живучая.
Стоит раскурить вторую сигарету, рядом материализуется сонный Николай.
— Вы же вроде бросили?
— Есть что-то, чего вы обо мне не знаете?
На душе так спокойно, что губы на миг растягиваются в улыбку. Чудо для моего душевного состояния. Пациент жив, несмотря на все старания докторов.
— Пара белых пятен осталась. — Николай присаживается рядом и вместо сигареты сует себе в зубы зубочистку.
Идеальный охранник неидеальной клиентки.
— Хорошо, что не черных.
Как портовый моряк, я делаю новую глубокую затяжку и вместо картинок из снов вспоминаю, как впервые попробовала взять в руки сигарету.
Девять лет назад. После первой в своей жизни взрослой ночи. Словно мелкий воришка, украла у брата пачку чего-то мажорного и вонючего и потом, загибаясь от кашля, курила на балконе.
Никакого удовольствия, как и сейчас. Но... отрава на отраву, клин клином — стало хоть немного легче.
— Черные пятна сейчас появились. — Николай переплетает пальцы и пугающе хрустит ими.
— Никому из нас не станет легче от правды. За решеткой тем более.
— Правда — такая штука... Она всегда всплывает.
— Как дерьмо. — Сама поражаюсь своей циничности. Куда делась знакомая тихая Ди?
— Да. И в самый неподходящий момент.
— Почему-то кажется, что подходящие моменты у нас закончились. — Я тушу сигарету о ступеньку и поворачиваюсь к Николаю. — Все только началось... и сразу завершилось. Лимит счастья — одна ночь.
Он совсем не тот человек, которому стоит изливать душу, но оно рвется само. Предчувствия, страхи, разумное и безумное — волной прут наружу.
Мой наполовину пустой стакан вдруг переполнился. Никакие края больше не выдерживают.
— Может, и так, — к удивлению, не спорит Николай.
— Ты ведь знаешь, что будет дальше?
Раньше я не задавалась этим вопросом, от шока еле соображала. А сегодня, после ударной дозы никотина, становится ясно. Николай был единственным, кто ночью не удивился словам адвоката. В отличие от Алисы, он никого не успокаивал и вообще был тише воды ниже травы.
Почти обычный и все же не такой, как всегда.
— Конечно, знаешь, — сама отвечаю на свой вопрос. — Ты ведь наверняка из органов. Полиция, армия, СОБР?
— Близко. — Николай вынимает зубочистку, а заодно убирает в карман мою пачку.
— И что сказали бывшие коллеги? У Хаванского есть шанс?
Вчера даже спрашивать об этом боялась, а сейчас говорю легко. Чувствительность на нуле. У меня будто выгорела та часть мозга, которая отвечает за эмоции.