Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако беда была в том, что снабжать предстояло не только бойцов и командиров. Остались без пищи тысячи женщин, детей и стариков, у которых кончились их небогатые запасы. Надо было организовать питание и для них. И, конечно, на такую массу людей не могло хватить надолго никаких запасов. Содержимое продовольственных складов быстро таяло, и командиры обеспокоенно думали о том, что произойдет в близком будущем.
Тяжелой проблемой стало и добывание воды. Дело в том, что в этих подземельях не оказалось колодца и единственным источником водоснабжения был большой резиновый резервуар, врытый в землю в одном из тоннелей. Для многотысячного населения этого подземного города такого резервуара, даже при самом скудном водяном пайке, могло хватить очень ненадолго, и запас воды приходилось непрерывно пополнять. А колодец был только один, и он находился снаружи, в нескольких десятках метров от главного входа в каменоломни. С тех пор как гарнизон был оттеснен под землю, колодец остался как бы на ничейной земле. Он обстреливался с той и с другой сторон, и днем к нему не могли подойти ни немцы, ни наши. Зато ночью удавалось набирать вдоволь воды. В первые дни за водой ходили все, кто хотел, поэтому у колодца нередко возникала давка, поднимался шум, и тогда противник освещал окрестности ракетами и открывал пулеметный огонь. Чтобы избежать ненужных потерь, штаб обороны запретил ходить за водой и были созданы специальные команды водоносов. Ночью они пробирались к колодцу и, соблюдая тишину, организованно и быстро добывали воду, вновь наполняя резиновый резервуар и всевозможные сосуды, мобилизованные для этой цели отовсюду, И все же воды не хватало, и на нее был введен самый строгий рацион.
Между тем немцы, загнав гарнизон Аджимушкая под землю, отнюдь не собирались пассивно ждать, пока он прекратит сопротивление. Они стремились скорее покончить с ним и освободить свои войска для операций на других участках фронта. Поэтому противник вскоре перешел к активным действиям.
В начале двадцатых чисел мая в район Аджимушкая были переброшены команды немецких саперов, и сюда же пригнали под конвоем сотни советских военнопленных, захваченных под Керчью. На поверхности земли началась работа, смысл которой сначала был непонятен. Методично, один за другим, немцы стали заваливать камнями или взрывать входы в каменоломни. Возникало предположение, что противник решил преградить доступ воздуха в подземелья, но такая затея казалась слишком наивной. Защитники каменоломен имели возможность пробивать новые и новые отверстия наружу в самых неожиданных для врага местах. Как бы плотно ни завалили немцы входы в каменоломни, все равно подземному гарнизону не грозила опасность задохнуться от недостатка воздуха.
Однако замыслы врага были куда более зловещими. Страшное преступление готовили здесь гитлеровцы, и оно застигло подземный гарнизон врасплох.
В ночь на 25 мая у нескольких оставшихся незасыпанными входов в каменоломни немцы установили какие-то странные машины. С рассветом эти машины были пущены в ход, и тогда по подземным тоннелям и коридорам медленно стал распространяться едкий, пахнущий хлором дым, оставляющий на всем странный желтый осадок. Сначала он растекался легкими струйками по земле, проникая все дальше в глубь подземелий, потом уже клубился плотными желтыми облаками, поднимался выше и выше и заполнял все эти подземелья. И тогда люди, с замиранием сердца наблюдавшие, как прибывает зловещий дым, начали задыхаться. Дым был ядовитым.
То, что произошло в этот день, 25 мая 1942 года, в подземельях Аджимушкая, является одним из самых чудовищных и бесчеловечных злодеяний гитлеровского фашизма. Вооруженные бойцы и командиры, активно сражавшиеся с врагом, составляли едва ли десятую часть всего населения этого подземного города, и жертвой преступления немцев должны были в первую очередь стать тысячи беззащитных женщин, детей и стариков.
Жуткие, душераздирающие сцены разыгрывались в этот день во мраке Аджимушкайских подземелий. Отовсюду неслись вопли ужаса, истерические крики женщин, жалобный плач детей, стоны и хрипенье умирающих от удушья. Тысячные толпы людей, видящих перед собой неизбежную смерть, охваченные безумной паникой, бросив свое имущество, кинулись бежать к выходам из каменоломен. Они метались вслепую во мраке подземелий, наполненных клубами ядовитого дыма, натыкались на стены, сбивали с ног и топтали друг друга. Плотной, сдавленной массой люди скапливались у закупоренных выходов из каменоломен и, задыхаясь, неистово, лихорадочно работали, разбирая завалы, сделанные немцами. А снаружи немецкие солдаты, хохоча и забавляясь, бросали через отверстия в эти толпы новые дымовые шашки и гранаты, которые, разрываясь, убивали и калечили сотни людей. Одни падали здесь, у входа, убитые, задавленные или задушенные, другим удавалось расчистить выход, и они, уже ничего не понимая, в полубезумии выбегали наверх, чтобы только глотнуть немного свежего воздуха, а их тут же хватали немецкие солдаты и уводили в плен.
У военных положение было не лучше. Только немногие из них имели противогазы, и они бросились спасать умирающих раненых, детей, женщин, подтаскивая их к амбразурам или пробивая новые вентиляционные отверстия наружу. Другие старались спастись, дыша через мокрую тряпку, или, найдя на полу тоннеля сырое место, ложились ничком, уткнувшись лицом в грязь и пытаясь дышать сквозь слой влажной земли. Некоторым удалось таким образом спастись. Третьи, не видя выхода, предпочитали покончить с собой, но не сдаваться в плен врагу, и десятки бойцов и командиров приняли смерть от собственной руки.
Вот как описывает тот страшный день очевидец этих событий политрук Александр Сариков в своем дневнике:
"Ночь прошла очень беспокойно... Враг остервенел совершенно. Рвет катакомбы, засыпает проходы, стреляет куда попало из минометов и артиллерии, но нам хоть бы что. Только вот с водой дело ухудшилось совершенно... Хотя бы по сто граммов - жить бы можно, но дети, бедные, плачут, не дают покоя. Да и сами тоже не можем, во рту пересохло, еду без воды не приготовить. Кто чем может, тем и делится. Детей поили из фляг по глотку, давали свои пайки сухарей. В эту ночь мне не пришлось спать. Вместе с комиссаром Верхутиным, комбатом Пановым, начштаба Фоминых дежурили у проходов. Сменившись, несмотря на суету, взрывы, я решил отправиться поспать. Прежде чем заснуть, я всегда вспоминал свою родную станицу...
Вдруг грудь мою что-то так сжало, что дышать совсем нечем. Слышу крики, шум, быстро схватился, но было уже поздно.
Человечество всего земного шара, люди всяких национальностей! Видели ли вы такую зверскую расправу, какую применяют германские фашисты? Нет! Я заявляю ответственно - история нигде не рассказывает нам о подобных извергах. Они дошли до крайности. Они начали давить людей газами! Полны катакомбы отравляющим дымом. Бедные детишки кричали, звали на помощь своих матерей. Но, увы, они лежали мертвыми на земле с разорванными на грудях рубахами, кровь лилась изо рта. Вокруг крики: "Помогите! Спасите!.. Умираем!"
Но за дымом ничего нельзя было разобрать. Я и Коля тоже были без противогазов. Мы вытащили четырех ребят к выходу, но напрасно: они умерли на наших руках. Чувствую, что я уже задыхаюсь, теряю сознание, падаю на землю. Кто-то поднял и потащил к выходу. Пришел в себя. Мне дали противогаз. Теперь быстро к делу - спасать раненых, что были в госпитале.
Ох, нет, не в силах описать эту картину! Пусть вам расскажут толстые каменные стены катакомб, они были свидетелями этой ужасной сцены. Вопли, раздирающие стоны, кто может - идет, кто не может - ползет, кто упал с кровати и только стонет: "Помогите, милые друзья! Умираю, спасите'"
Белокурая женщина лет двадцати четырех лежала вверх лицом на полу, я приподнял ее, но безуспешно. Через пять минут она скончалась. Это врач госпиталя. До последнего своего дыхания она спасала больных, и теперь она, этот дорогой нам человек, удушена. Мир земной, Родина! Мы не забудем зверств людоедов. Живы будем - отомстим за жизнь удушенных газами.
Требуется вода, чтобы смочить марлю и через волглую дышать. Но воды нет ни одной капли. Таскать к отверстию нет смысла, потому что везде бросают шашки и гранаты...
Гады! Душители! За нас отомстят другие!..
Пробираюсь на центральный выход, думаю, что там меньше газов, но это только предположение... утопающий хватается за соломинку. Наоборот, здесь больше отверстий, а поэтому здесь больше пущено газов. Почти у каждого отверстия десять-двадцать человек, которые беспрерывно пускают ядовитые газы - дым. Прошло восемь часов, а он все душит и душит...
Чу! Слышится пение "Интернационала". Я поспешил туда. Перед моими глазами стояли четыре молодых лейтенанта. Обнявшись, они в последний раз пропели пролетарский гимн. "За Родину! За нашу любимую партию! За нашу победу!" Прозвучало четыре выстрела. Четыре трупа лежали неподвижно...
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- Сны Шлиссельбургской крепости Повесть об Ипполите Мышкине - Анатолий Гладилин - История
- История морских разбойников - Иоганн Архенгольц фон - История
- Сталин против Гитлера: поэт против художника - Сергей Кормилицын - История
- Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Натановна Эйдельман - История / Публицистика