— Ты что, держишь там за спиной список шифров и кодов?
— Нелл, я не имею права компрометировать другое издание.
— Другое? Разве она работает не на тебя?
— Нет.
— Ну что ж, очень правдоподобно.
Шеа не глядел на нее:
— Поверь, я даже ничего не знал о Смолл вплоть до той пятницы, когда прилетел из Нью-Йорка.
Нелл горько рассмеялась. Он принимает ее за дурочку!
— Может быть, ты станешь уверять, что начал встречаться со мной не для того, чтобы собрать информацию, а с какой-то другой целью? Хватит, Шеа, я не идиотка.
Он покачал головой, но промолчал.
— Я не могу, конечно, пожаловаться, что ты не предупреждал меня.
Предупреждали и другие: Смит, который сказал, что ты опасен. Он еще добавил тогда, что в тебе больше колец, чем в змее. А ведь он твой друг. Гарри сказал, что ты сделал свою репутацию журналиста на расследованиях. И…
Шеа резко обернулся:
— Гарри? Кто такой Гарри?
— Мой приятель из «Таймс». Ты настолько падок на лесть и так уверен в своих кельтских чарах, что теряешь ощущение реальности. Я, кажется, догадываюсь, что означают твои инициалы: Секретный Фанат Шеа.
— Фанат не может хранить секреты.
— Мне все равно. — Выдохшаяся, опустошенная, Нелл села в кресло.
Шеа налил себе бокал тоника и уселся в другое кресло. Он залпом выпил его и поставил на пол.
— Нелл, я всю эту поездку старался отыскать какую-нибудь уловку, чтобы рассказать тебе о Дульси Смолл, и не смог. Журналистский кодекс чести не позволяет мне этого сделать. Да, я понимал и понимаю, что для тебя страшный удар — выяснить, что твои подчиненные работают против тебя, что те, которым ты доверяла…
Как же он слеп, думала Нелл. Он не понимает до сих пор, что дело не в Дульси, а в нем!
— Беспокоиться о моем доверии Дульси тебе не было нужды. Я все это знала более месяца назад. И я… я начала встречаться с тобой не потому, что ты так очаровал меня, а потому, что это было требование Одри. — Как только она произнесла последние слова, она сразу же пожалела о них. У него было такое выражение лица, будто она дала ему пощечину.
— Значит… это было что-то вроде задачи «залезть в шкуру врага»? — медленно, с усилием проговорил он.
— Да, что-то вроде. Но это было только частью плана.
— А почему я должен был попасться на вашу удочку? Вам было известно, что Смолл работала на «Джорнэл»?
— Нам не было это известно доподлинно. Именно это мы и хотели выяснить.
— Значит, ты свое собственное расследование проводила в постели?
— Шеа! Шеа, подожди!
Его глаза сверкнули голубым огнем:
— Черт побери всех баб! Это ты — агентша и шпионка. Это ты вытягивала из меня информацию, не гнушаясь методами. Может быть, во мне говорит сейчас неприязнь к другому социальному кругу, но там, где ты вращаешься, нет и не может быть понятия о чести. А в журналистский кодекс чести я верю твердо и следую ему.
— Ложь и дутое самомнение! Если ты так привержен понятию чести, то как ты мог обмануть меня? Если все так, как ты говоришь, ты должен был изыскать возможность предупредить меня в ту же пятницу, когда узнал о Смолл. Скорее всего, вся эта затея с рыбой и удочками была частью того же большого обмана — как только ты понял, что скоро все всплывет на поверхность.
— История еще не закончена. У нас есть возможность во всем разобраться. — Лицо его горело.
— Ха! — Она тряхнула головой.
Шеа отвернулся:
— Я пойду спать.
— Прямо сейчас? Но я еще не закончила разговор.
— Ты наговорила гораздо больше того, чем планировала, я полагаю.
И он ушел в спальню.
Нелл переоделась и скользнула в скрипящую холодную постель. Шеа уже спал или же лежал, не оборачиваясь к ней. Нелл молча лежала на спине, глядя в покрытый паутиной потолок, стараясь заглушить боль разочарования и отчаяния.
Это была, пожалуй, самая ужасная ночь в ее жизни.
Следующим утром они все в том же обоюдном молчании встали, оделись и поехали в аэропорт. Нелл не стала даже завтракать.
В половине девятого утра Нелл уже блаженствовала в горячей ванне. Она вытянула руку, чтобы намылить ее, и… ахнула. В панике Нелл взглянула на свои ноги и, оставляя на полу лужи воды, выскочила из ванной, чтобы обозреть себя всю в длинном зеркале. Так и есть: она вся, с головы до пят, была покрыта ярко-красными пятнами.
Глава XIV
Вся намазанная мазью, Нелл лежала дома на кровати без одеяла и без белья, потому что даже прикосновение простыни к осыпанному лихорадкой телу было болезненно.
Нелл позвонила по телефону диагносту и получала заключение о контактом дерматите от антимоскитной мази. Доктор после ряда вопросов предположил, что мазь попала на ее тело с рук, когда она смывала ее в озере. Фармацевтическая фирма доставила ей на дом тьму тюбиков с мазями и пузырьки с антигистаминными препаратами.
Нелл спросила у диагноста, не заразна ли болезнь. По правде говоря, ей очень хотелось бы в отместку заразить кое-кого.
— Это абсолютно не заразно, — разочаровал ее врач. — Но вам надо сохранять спокойствие и хорошее настроение. Продолжительность таких дерматозов возрастает от стрессовых ситуаций. Обычно же они длятся от двадцати четырех до сорока восьми часов.
Нелл в отчаянии сжала зубы. Сохранять хорошее настроение в данной ситуации было так же сложно, как и не чесаться.
Позвонила Одри и дала совет:
— Смешай в миксере двенадцать авокадо с тремя лимонами, намажься этой смесью, а потом прими холодную ванну. Это очень успокаивает. У нас все в порядке. Сиди себе в ванне и не волнуйся. Мы ждем твоего выздоровления.
Звонок Люси придал новый толчок ее нервозности. Коллекция была отправлена из Нью-Йорка, но так и не появилась в О'Харе. Запрошенные авиаслужбы Нью-Йорка и Чикаго не смогли сообщить ничего вразумительного, хотя неохотно пообещали проверить факт отправки. Пол после нескольких часов переговоров в повышенном тоне впал в полную истерику и заперся в своем офисе. Нелл провела у телефонной трубки час, пытаясь его успокоить.
Почему, думала она с горечью, именно я должна всех успокаивать? Почему именно она изображает то плечо, на которое можно опереться? А на кого опираться ей самой? Как ей не хватает надежного друга, которому можно поплакаться о всех неудачах и проблемах. Где Шеа с его магией? Где его чудесные, теплые и успокаивающие руки? Она еще раз с болью все вспомнила и беззвучно заплакала.
Слезы смывали слой мази на лице, текли по щекам; она намазывалась вновь и снова плакала.
В пятом часу она позвонила Люси: